Хроники Бейна. Книга вторая (сборник) - Морин Джонсон

При этих словах губы юноши скривились, словно он считал подобные высказывания отца идиотскими.

У Магнуса не было никакого настроения проявлять себя циником.

С Уиллом он расстался хорошо, но в то же время он неплохо знал Сумеречных охотников. Они, без особых разговоров, выносили обитателям Нижнего мира суровые приговоры за разного рода дурные поступки; они считали, что нежить порочна по своей природе и этого во веки вечные не изменить. В силу твердой убежденности нефилимов в собственной правоте добрые дела колдунов проходили мимо них, словно написанные на воде.

Магнус не думал, что в эту поездку услышит что-нибудь об Уилле Эрондейле. В конце концов, его роль в судьбе этого юноши была эпизодической, и то, что Уилл о нем помнил и отзывался с такой теплотой, по-настоящему тронуло колдуна.

Глаза Джеймса, сиявшие как звезды и способные сжигать города, прошлись по лицу Магнуса; казалось, что он читает его как открытую книгу.

– Признаться, я не придаю особого значения словам отца, ведь он верит многим, – сказал юный Эрондейл и засмеялся.

И вдруг стало ясно, что он в стельку пьян, хотя Магнус и до этого не думал, что палить по люстре можно в трезвом состоянии.

– Верить кому-то – означает вложить ему в руку кинжал и направить острие себе в сердце.

– Ладно, тебе я поверю, – беззаботно сказал парень. – Плевать, рано или поздно либо кто-то предает нас, либо кого-то предаем мы.

– Страсть к театральным пассажам, вижу, у вас в крови, – прошептал Магнус.

Правда, на этот раз постановка была другой. Уилл демонстрировал пороки с глазу на глаз, чтобы оттолкнуть тех, кто был ему дороже всех на свете. Джеймс же устраивал публичное представление. Вполне возможно, что он любил порок ради самого порока.

– Что? – переспросил Джеймс.

– Ничего, – ответил Магнус, – мне просто стало интересно, чем тебе помешала люстра.

Джеймс посмотрел вверх, на разбитый рожок, затем вниз, на осколки стекла у своих ног, как будто только сейчас их заметил.

– Я поспорил на двадцать фунтов, – сказал он, – что смогу отстрелить все рожки.

– С кем? – спросил Магнус, подумав о том, что каждый, кто на спор внушает пьяному семнадцатилетнему юнцу мысль о возможности безнаказанно размахивать оружием, заслуживает того, чтобы отправиться за решетку.

– Вон с тем парнем, – заявил Джеймс.

Проследив за его жестом, Магнус увидел за столом, где играли в фараон, знакомое лицо.

– С тем зеленым? – уточнил он.

Выставлять с помощью уговоров подвыпивших нефилимов дураками для обитателей Нижнего мира было одним из любимых развлечений; подобные розыгрыши пользовались огромным успехом. Рагнор Фелл, Верховный колдун Лондона, поймав взгляд Магнуса, пожал плечами. Магнус вздохнул и подумал, что с тюрьмой он, пожалуй, переборщил, но поставить на место своего изумрудного друга не помешало бы.

– Он и в самом деле зеленый? – спросил Джеймс, хотя ему на это, похоже, было наплевать. – Я думал, это от абсента.

С этими словами Джеймс Эрондейл, сын Уильяма Эрондейла и Тессы Грей, которых Магнус считал близкими друзьями, отвернувшись от него, уставился на женщину, обслуживавшую сидевших за игральным столом оборотней, и, не целясь, выстрелил в нее. Она с криком упала на пол, оборотни вскочили, в воздух полетели карты, на пол выплеснулось вино.

Джеймс расхохотался. Смех его был веселым, что заставило Магнуса не на шутку встревожиться. Только что его ошеломил голос Джеймса – он недвусмысленно говорил о наигранности его жестокости, но смех…

смех свидетельствовал о том, что хаос привел юношу в неподдельный восторг.

Колдун схватил Джеймса за запястье, и вдоль него заискрился голубой огонь.

– Хватит.

– Расслабься, – все еще хохоча, сказал Джеймс. – Я прекрасный стрелок, а в этой таверне все знают, что у Пег[2] деревянная нога. Ее потому так и прозвали, ведь ее настоящее имя, насколько я помню, Эрментруда.

– Полагаю, Рагнор Фелл поспорил на двадцать фунтов, что ты не сможешь в нее выстрелить, не пролив крови, да? Какие же вы оба умники.

Джеймс вырвал руку и тряхнул головой. Черные локоны упали на лицо, от чего он стал так похож на Уилла, что Магнус не удержался от вздоха.

– Отец говорил мне, что ты всегда был для него чем-то вроде защитника и покровителя, но я в твоей защите не нуждаюсь.

– У меня на этот счет другое мнение.

– Сегодня вечером я на спор пообещал совершить не одну гнусность, – сообщил ему Джеймс Эрондейл. – И должен сдержать слово, если не хочу запятнать свою честь. А еще я хочу выпить.

– Отличная мысль, – сказал Магнус. – Я слыхал, алкоголь способствует меткости. На часах всего ничего, подумай, скольких служанок ты мог бы еще подстрелить до утра.

– Колдун так же скучен, как какой-нибудь книжный червь, – сказал Джеймс, и его янтарные глаза сузились. – Кто бы мог подумать.

– Порой Магнусу не приходится скучать, – сказал Рагнор, подошедший к ним со стаканом вина в руке.

Он протянул его юноше, и тот с видом заправского пьянчужки осушил его до дна.

– Как-то раз в Перу, на борту корабля, битком набитого пиратами…

Джеймс вытер рукавом губы и поставил стакан:

– Мне очень хотелось бы посидеть и послушать, как старичье перебирает в памяти события своей жизни, но у меня есть другие, более интересные дела. Так что в другой раз, ребята.

Он повернулся и зашагал к выходу. Магнус двинулся за ним.

– Пусть нефилимы сами присматривают за своими детишками, – сказал Рагнор, всегда любивший полюбоваться хаосом со стороны. – Пойдем-ка лучше выпьем.

– В другой раз, – пообещал Магнус.

– Ты остался таким же мягкотелым, Магнус, – покачал головой Рагнор, – тебя хлебом не корми, дай только какую-нибудь загубленную душу или мерзкую идейку.

Магнус хотел было возразить, но после того, как он пообещал в ближайшей перспективе, которая могла случиться лет через сто, пропустить по стаканчику и перекинуться в картишки, тем самым выказав свое благожелательное отношение, это было бы неуместно, и он просто вышел на улицу вслед за ничего не соображавшим Сумеречным охотником.

Джеймс тут же обернулся, словно мощеная узкая улочка была клеткой, а сам он – голодным, хищным зверем, слишком долго сидевшим взаперти.

– Смотри не увязывайся за мной, – предупредил он. – Чтобы поддержать компанию, у меня нет настроения, а терпеть общество колдуна, корчащего из себя дуэнью, не умеющую даже поразвлечься, – и подавно.

– Искусством развлекаться я владею в совершенстве, – весело заметил Магнус, взмахнул рукой, и вдруг лампы на фонарных столбах брызнули разноцветными искрами.

На мгновение ему показалось, что, когда на лице Джеймса Эрондейла заиграла восторженная детская улыбка, свет в золотистых глазах стал мягче.