Стремнина - Бубеннов Михаил Семенович

Здесь Арсений Морошка поднялся над ветровым стеклом во весь свой немалый рост. Он был еще очень молод, этот парень крупной породы, в распахнутой брезентовой куртке, с непокрытой, очень лобастой темно-русой головой. Но его молодость уже не бросалась в глаза — ее не сразу и разглядишь на огрубевшем от ветров и солнца, сильно загоревшем лице. Он казался не только старше своих лет, но еще и грубоватым и суровым…

Молча подавая знаки мотористу, Морошка сосредоточенно вел катер по шивере. Волны бились то в один, то в другой борт, обдавали брызгами. Из-под крутого лба Морошки со сведенными, выгоревшими бровями пристально смотрели вдаль большие и сторожкие, как у сохатого, глаза.

Над рекой вновь пронесся тревожно-призывный вой, а через секунду в средней части шиверы вымахнул до небес черный фонтан; его вершина, бурно клубясь, мгновенно разрослась в грозовое облако, и в разные стороны от него полетели, кувыркаясь, камни. От глухого, но мощного удара по воде катер сильно встряхнуло на волне. Далекий обвальный грохот прокатился по Ангаре и ближним горам. Черный фонтан тут же начал падать, и вот широкая серая завеса дыма, бурля, потекла вниз по реке. А в просторном небе, где быстро угасало чужеродное облако, уже полыхала необычайно цветистая радуга.

— Красота! — с восхищением воскликнул Саша Дервоед.

Вскоре катер был поблизости от левого борта «Отважного». Тупым, будто обрубленным носом теплоход толкал перед собой самодельный снаряд, названный спаровкой. Снаряд был сделан из двух металлических понтонов, спаренных в носовой и кормовой частях, разным железом, с просторной наклонной площадкой, покрытой линолеумом, — с нее заряды опускались на речное дно. По обе стороны площадки, по краям внешних бортов понтонов, огражденных легкими загородками, стояли рабочие бригады, ведущей взрывы. Все они в спасательных жилетах поверх спортивных курток и штормовок — самой обычной одежды в тайге. А на левом борту теплохода стояли мастер и два взрывника.

— Как дела? — басовито крикнул им Морошка.

— Все в порядке, товарищ прораб!

Отвечал небольшого росточка, загорелый до черноты, с торчащими вперед короткими жесткими волосами студент-практикант Володя Полетаев, обучающийся в том же Новосибирском институте речного транспорта, который закончил и Арсений Морошка. На шивере Буйной Володя все лето весьма успешно исполнял должность мастера, а вот теперь замещал и прораба. Вопреки приказу он был без спасательного жилета: паренек немного кичился рискованной работой и презрением к опасности. Как всегда, на нем ярко пылала неизносимая ковбойка оранжевого цвета.

— Порох-то весь? — крикнул Морошка, кивая в сторону дымной завесы, постепенно светлеющей и сползающей вниз по шивере.

— Осталось на один заряд, — отозвался Володя.

— Пусть остается! Давай на берег!

Володя понял, что Арсений Морошка прежде всего намерен взглянуть на место, где производилась последняя серия взрывов, о чем-то поговорил со взрывниками, а затем крикнул, касаясь ребром ладони уголков губ:

— Когда же порох будет?

— Завтра!

— А новости есть?

Катер еще более приблизился к борту «Отважного», и только тогда Морошка ответил, привычно сдерживая свой сильный, басовитый голос:

— Есть и новости. Скоро море начнут заполнять.

— Когда же? — спросил Володя.

— Через месяц…

— Да ты что? В самом деле? — с удивлением и даже растерянностью воскликнул Володя. — Ведь говорили — весной!

— Говорили одно, а теперь другое…

— Как же с навигацией? — разгорячась, уже закричал Володя. — Тут же за неделю схлынет! Тогда что?

— Сиди на камнях да кукуй.

— Так что же теперь?

Арсений Морошка опять кивнул в сторону шиверы:

— А вот велят закончить…

— Всю прорезь?

Володя невесело свистнул и покачал головой.

— Сообразили! — заговорил Демид Назарыч, старший взрывник, приземистый, кряжистый человек с густо поседевшей головой и осторожными глазами таежника. — С нашими-то силами? С нашей техникой? Да как тут поспеть?

— А вот и думай!

— Пусть думает тот, кому положено…

— Всем положено!

— Нечего тут думать! — возразил второй взрывник, Вася Подлужный, бывший матрос-подводник, широкогрудый, круглолицый добряк, на котором лопалась тельняшка. — Только мозги попортишь впустую!

— Бережешь ты их, однако…

— Сгодятся для полезного дела!

— Все чудишь!

Помахав рукой рабочим на спаровке, Морошка отошел от теплохода. Его катер, весь содрогаясь, виляя кормой, упорно боролся со стремниной.

Осторожно, малым ходом прошли в дыму, поблизости от скалы Буйного быка, где веяло сырой погребной прохладой. Затем в излучине начался длинный приплесок, у которого вдали, поближе к устью речки Медвежьей, выходящей сюда из глубин тайги, ютилась вся флотилия прорабства: брандвахта, баржа с волокушей, паузок-склад, небольшой плавучий кран, разные лодки. А выше приплеска, по-над обрывом, куда вела одна крутая тропа, среди одиноких лиственниц виднелись избушки бакенщиков и прошлогодней рубки прорабская изба. Позади стана — рукой подать — возвышалось каменистое взгорье, густо заваленное старым буреломом, с высоко торчащими голыми скалами.

Грохот взрыва словно приглушил на время ту тревогу, что гнала сегодня Морошку сильнее ветра. Не дойдя до своего стана, он круто завернул в реку и вскоре оказался поблизости от места взрыва. Вода здесь все еще была черной, замутненной пороховой гарью, и течением повсюду гнало погибших мелких рыбешек. На витых струях катер стало так швырять из стороны в сторону, что у моториста, яростно орудующего штурвалом, все лицо залило ручьями пота. Медленно продвигаясь вперед, Арсений скользил проницательным взглядом по бурлящей стремнине — осматривал речное дно.

Он вырос поблизости от Буйной и знал шиверу с детства. Второй год он рвал здесь подводную скальную гряду, углубляя, расширяя и спрямляя на ней судовой ход, и очищал речное дно от взрыхленной породы и камней. Он отлично, наперечет, без изыскательской карты, знал здесь все отдельные гребни, выступы, надолбы, зубцы и плиты, все глыбы, отторженцы и камни-одинцы, которые на техническом языке звались подрезками, — их надо было подре́зать, уничтожить, чтобы создать на шивере необходимые для судоходства глубины. По тому, как и где извивались, сходились отдельные потоки и струи, где и с какой силой натягивалось поверх каменных преград атласное полотно воды, где и как играли буруны, завивались воронки и ходила кругами пена, где и как било кипенью со дна и клокотало, — по всему этому, да еще по многому другому, о чем и рассказать-то невозможно простой речью, Арсений Морошка безошибочно определял в любом месте причудливый рельеф дна. Стоило взорвать одну подрезку — немедленно изменялся характер потока не только там, где она была, но иногда и значительно ниже по течению. Все лето, по мере того как шли взрывные работы, шивера менялась с каждым днем.

Вскоре Морошка вывел катер к тому месту, где Володя Полетаев в его отсутствие взорвал три подрезки — три большие плиты у края судового хода. Взрыхленная порода на месте взорванных плит едва не вылезала из-под лихо пляшущей воды. «Убирать надо, убирать», — озабоченно подумал Морошка и тронул моториста за плечо.

«Отважный» уже стоял на своем постоянном месте, а взрывники один за другим сбегали по трапу к большой каменной плите, выступавшей невдалеке из земли. Сюда же, несомненно на встречу с Морошкой, от брандвахты и от избушек с обрыва потянулись одинокие мужские фигуры: в глухих местах люди ждут не дождутся новостей из большого мира.

Но где же Геля? Неужели не появится на палубе брандвахты или у обрыва? Чем она занята? Переписывает наряды или шьет мешки для пороха?

Арсений и раз и другой поторопил чересчур осторожного моториста, боявшегося подводных камней. Не помогло. Душа Морошки вновь заныла от нетерпения увидеть Гелю и узнать, что стряслось с этой девчонкой, во многом похожей на тех незадачливых птенцов, какие раньше времени вываливаются из родного гнезда.