Подсадная утка - Светлана Алешина

Вообще-то работа журналиста, наверное, сделала меня несколько циничной, но это совсем не мешало мне осуществлять стратегическое руководство собственным еженедельником «Свидетель», который с каждым номером увеличивал свой тираж, публиковать собственноручно сделанные шокирующие обывателя фото и, между делом, проводить журналистские расследования, результатом которых становились сенсационные статьи.

Любаша уже делала последние штрихи, проводя по моим волосам щеткой из щетины дикого кабана, придававшей им блеск, когда в кармане моего пиджака проснулась «Моторола». Вопросительно взглянув левым глазом на Любашу, потому что правый закрывали волосы, и увидев ее разрешающий кивок, я достала трубку и приложила к уху. Такой чести – иметь номер моего мобильного – удостаивались немногие, но Катерина Фадейкина входила в их число, потому что, во-первых, была моим личным стоматологом, а во-вторых, – подругой, с которой всегда можно было похохмить и расслабиться. Она работала в престижной клинике, оснащенной самым современным оборудованием, но дело было даже не в оборудовании, а в ее отношении к клиенту: внимательном, прямо-таки нежном и веселом. У Катьки была куча поклонников из ее клиентуры, а так как заведение было дорогим, то и ее клиенты, а соответственно и ухажеры были не из бедных. Они просто выпадали в осадок, видя ее ослепительно белое лицо с задорно вздернутым носиком и по-кошачьи вытянутыми синими глазами в обрамлении черных волос.

– Привет, Лелька, – затараторила она. – Давай встретимся, есть кое-что интересненькое для тебя. Когда сможешь прийти? Хорошо, если бы прямо сейчас. Правда, еще мой племянничек должен забежать, но он, как всегда, ненадолго – перекусит, стрельнет полтинник и – Ванькой звали.

Катькиного племянника действительно звали Ванькой – Иваном Веретенниковым. Его родители погибли в автокатастрофе, когда ему было шестнадцать. После этого он стал пить, попал в какую-то компанию и в восемнадцать загремел под суд за воровство. Катька приложила немало усилий и денег, чтобы ему дали условный срок. После этого он стал как от огня бегать от ментов, тихо-мирно пропивал свою зарплату художника-оформителя и работал в подвале школы, директор которой опять же был Катькиным клиентом и плату за аренду брал с него чисто символическую – плакатами к праздникам и оформлением доски объявлений.

Я посмотрела на часы – до намеченного на сегодня мероприятия оставалась еще уйма времени.

– Хорошо, Катерина, – согласилась я, – думаю, смогу подойти к тебе через полчасика.

– Не обедай, – предупредила Катька, – вместе поедим. Я только пришла – голодная как черт, так что не задерживайся.

– Ладно, – усмехнулась я про себя, – постараюсь побыстрее.

Так как маникюр мне уже сделали, я практически освободилась. Заплатив в кассу по прейскуранту, я сунула Любашке «на чай» и бросила напоследок оценивающий взгляд в зеркало. Темно-голубой приталенный пиджак и штанишки «Big star», обтягивающие мои длинные ноги – вид что надо! Немцы просто упадут, увидев меня. Я сняла с вешалки «Никон» на ярко-желтом ремне, с которым старалась никогда и нигде не расставаться, и накинула на плечо.

Ровно через полчаса после Катькиного звонка я стояла перед дверью ее квартиры в предвкушении сытного и вкусного обеда (Катька превосходно готовила) и чего-то «интересненького», как она выразилась. Только вот дверь она мне открывать не торопилась. Надавив на кнопку звонка еще раз, я в задумчивости опустила руку на дверную ручку. Дверь под нажимом руки подалась, и моему взору предстала ужасная картина: в прихожей ярко горела люстра, освещая чисто вымытый пол, на котором лежала Катька. Почти в самом центре груди торчала рукоятка ножа. Крови было немного, наверное, потому, что убийца не вынул нож, а оставил его в теле. Она сочным алым пятном расплылась по желтому шелку короткого халатика, из-под которого торчали ноги, одна из них была неестественно подогнута. В том, что она мертва, не было никаких сомнений. Ее вздернутый носик заострился, прядь черных волос упала на лицо, синие глаза были раскрыты и безжизненно смотрели в потолок.

Я чуть не забилась в истерике рядом с еще теплым телом своей подруги, но тут же собралась, сжала волю в кулак и стиснула зубы. Надо срочно вызвать милицию! Убийца не мог далеко уйти. Дрожащими руками я достала «Моторолу». Горя негодованием и злобой на преступника и в то же время сокрушаясь о Катьке, я позвонила в милицию, назвала адрес подруги. В ожидании опергруппы, я еще раз осмотрела прихожую, но в квартиру не пошла, зная, что преступник мог оставить там свои следы. Хотя мне почему-то казалось, что он дальше прихожей и не заходил. Уже потом, когда приехала опергруппа и кинолог с собакой, подтвердилось, что это действительно так.

Собака, обнюхав рукоятку ножа, покрутилась у входа, ткнулась было мне в колени, но потом уверенно потянула проводника – молодого сержанта с длинным лицом – вниз по лестнице. Оставив тело Фадейкиной в прихожей до приезда криминалистов, мы с капитаном Сорокиным и еще одним сержантом прошли на кухню, где на плите вовсю бушевал чайник, а рядом с ним на сковороде уже догорали котлеты, от которых Катерину оторвал преступник. Я выключила горелки и сгребла обугленные котлеты в мусорное ведро, поставив сковороду в раковину под струю воды. Она зашипела, заполняя кухню паром с запахом гари, и без того распространившейся чуть ли не на лестничную площадку.

Капитан открыл форточку и пригласил меня в гостиную, где было тепло и уютно и ничто не напоминало об убийстве. Только дошедший и сюда запах сгоревшего мяса.

– Жирмунский, – капитан посмотрел на сержанта, стоявшего у входа в гостиную, – сходи-ка за понятыми.

Капитана звали Александром Петровичем. На вид ему было года тридцать два, но в лице его была какая-то усталость, словно он все свои тридцать два года грузил вагонетки углем. Он устроился за столом и, раскрыв серую папку, достал оттуда стопку чистых листов и простую шариковую ручку без колпачка.

Я почти без сил опустилась в кресло у телефона, рядом с которым лежала маленькая записная книжка. Взяв ее в руки, я зачем-то пролистала ее, ничего не видя, потому что строчки расплывались у меня перед глазами, и машинально сунула к себе в карман.

Пока Александр Петрович снимал с меня показания, вернулся сержант с овчаркой.

– Ну что там? – не отрываясь от своих записей, спросил Сорокин.

– Час пик, товарищ капитан, – виновато ответил сержант, – Грей потерял след на остановке. Видимо, преступник уехал на трамвае.

– В каком направлении?

– В сторону железнодорожного вокзала.

– Ладно, – махнул рукой капитан, – подняв, наконец, голову от стола, – можешь идти.

Подав команду Грею, который во время разговора, как сфинкс, сидел у его левой ноги, сержант вышел из гостиной.

– У покойной есть родственники? – спросил капитан, закончив с официальной частью.

– Родители в деревне, – ответила я.

– Вы знаете их адрес?

Я отрицательно покачала головой.

– Ладно, – устало вздохнул капитан, – труп заберем в морг, родителям сообщим, квартиру опечатаем до их приезда, ключи будут у меня. Да, собственно, это вам ни к чему.

Когда мы выходили из квартиры, тело Катерины уже увезли. Капитан собственноручно запер дверь ключами, найденными в сумочке, наклеил на дверь бумажную полоску с печатями и повернулся ко мне.

– Может быть, придется вас еще раз побеспокоить, – сказал он. – Вот моя визитка, если что-то вспомните – позвоните, – Сорокин повернулся и пошел вниз.

Я рассеянно кивнула и отправилась следом за ним. Я рассказала капитану все как было, умолчав только о том, что Катерина упоминала о племяннике.

Почему я не сказала о том, что к Фадейкиной должен был зайти Иван? Во-первых, у него была хоть и условная, но судимость. А к этой категории граждан менты относятся с явным предубеждением. Во-вторых, не факт, что он к ней заходил. А в-третьих, я его встречала у Катьки не один раз и понимала, что на убийство он просто не способен. Он не был дураком, разбирался в живописи, брал у Катьки книги, которые в обязательном порядке возвращал, просто не сложилась у человека жизнь. К чему ее еще осложнять нелицеприятным общением с органами? В общем, не сказала и не сказала, но для себя решила, что непременно к нему забегу, как только выдастся свободная минутка. Вдруг он видел что-нибудь подозрительное. Если, конечно, приходил.

Глава 2

Было уже около пяти, когда я остановила свою «Ладу» на стоянке возле редакции. Мне необходимо было выговориться или даже поплакаться кому-нибудь в жилетку, а лучше всего для этого подходил мой зам. Не то чтобы у меня не было подруг или друзей, но в данном случае Кряжимский, прошедший огни, воды и медные трубы журналистики, как никто другой, мог поддержать, дать дельный совет и просто молча выслушать меня.

Конечно, я уже взрослая девочка и за свою жизнь не раз была свидетелем смерти и похорон, но с близкой подругой расставаться мне приходилось впервые. Я прошла мимо Марины, которая тут же с восхищением встретила мою новую прическу, грустно кивнула ей в ответ на ее приветствие и попросила кофе.