Черный орден - Роллинс Джеймс

Однако охранные документы Гуго Хиршфельда подписал сам Гитлер, даровав привилегии не только отцу с дочерью, но и престарелым родителям ученого, которые жили в германской глубинке. Пусть Якоб презирал Mischlinge, зато он всем сердцем был предан фюреру. Полученный Спорренбергом секретный приказ предписывал эвакуировать из шахты необходимые для продолжения работ ресурсы, а все остальное уничтожить.

Значит, он обязан сохранить жизнь Толы Хиршфельд.

И ребенка.

Новорожденного еврейского мальчика запеленали и увязали в тюк. Младенцу дали легкое успокоительное, чтобы молчал во время отступления.

Именно в присутствии этого ребенка таился источник отвращения обергруппенфюрера. Все надежды Третьего рейха в одночасье оказались в крошечных ручонках еврейского младенца. При одной мысли об этом Якоба душила желчь. Поднять бы мальца на штык, и дело с концом. Однако приказ есть приказ.

Якоб видел, как смотрела на дитя Тола. В ее взгляде горячая любовь мешалась со скорбью. Женщина согласилась сотрудничать с нацистами только ради спасения малыша. Лишь угроза его жизни заставила ее смириться с условиями Якоба.

Мощный залп минометного огня, заглушив остальные звуки мира, швырнул беглецов на колени. Бетонный свод над головой треснул, в зловонную воду посыпалась пыль.

Чертыхнувшись, Якоб поднялся. К нему подошел его заместитель, Оскар Хенрикс, и указал на боковое ответвление коллектора.

— Свернем в тот туннель, обергруппенфюрер? Это часть ливневой канализации. Судя по карте, главный дождевой водосток выходит в реку неподалеку от Соборного острова.

Якоб удовлетворенно кивнул: две замаскированные канонерские лодки, укомплектованные экипажами из диверсионного отряда, ждали их в укрытии рядом с островом.

Процессия двигалась под аккомпанемент нарастающей канонады русских орудий. Артподготовка возобновилась с удвоенной силой, предвещающей близкий штурм. Падение города-крепости неотвратимо приближалось.

Дойдя до бокового туннеля, Якоб выбрался из отвратительной жижи на бетонный бортик перепускного канала. Ботинки чавкали при каждом шаге, смрад илистого осадка стал еще омерзительнее, словно клоака решила доконать людей.

Якоб посветил фонариком в ответвление водостока и, воспрянув духом, шагнул за лучом. Спасение близко, миссия почти выполнена. Не успеют русские добраться до крысиных лабиринтов Венцесласского рудника, как отряд будет уже на полпути к Силезии. Обергруппенфюрер подготовил врагам теплый прием: установил в лабораторных коридорах мины-ловушки. Русские и их союзники не найдут в горах ничего, кроме смерти.

Теша себя этой злорадной мыслью, Якоб поспешил навстречу дуновению свежего воздуха. Цель близка.

Словно почувствовав напряженность момента, ребенок жалобно заплакал. Действие снотворного закончилось. Якоб предупредил медика, чтобы тот не перестарался с лекарством: не хватило духу подвергать риску жизнь ребенка. Может быть, и зря…

Малыш заплакал громче. На севере прогремел сильный взрыв, и детский плач перешел в крик. Громкое эхо разносилось по каменной глотке туннеля.

— Уйми ребенка! — приказал Якоб солдату, тащившему малыша.

Мертвенно-бледный, тощий как палка солдат неловко сдернул с плеча сверток, уронив при этом черный берет, и попробовал ослабить пеленки. Однако крики стали еще громче.

— Позвольте мне! — взмолилась Тола, вырываясь из рук солдата, державшего ее за локоть. — Ребенку нужна я.

Солдат с младенцем глянул на Якоба. Мир наверху погрузился в тишину, а в туннеле не смолкал пронзительный детский плач. Обергруппенфюрер досадливо кивнул.

Веревки на запястьях Толы разрезали. Размяв затекшие пальцы, чтобы восстановить кровообращение, она протянула руки к ребенку, и солдат с облегчением избавился от ноши. Тола приняла дитя на согнутую руку, поддерживая его головку и любовно покачивая. Извечные баюкающие звуки без слов, полные любви и покоя, сплелись с детским голоском. Казалось, женщина с ребенком стали единым целым, и плач мало-помалу превратился в еле слышный писк.

Якоб удовлетворенно кивнул охраннику. Тот ткнул стволом «люгера» в спину Толы, и в наступившей тишине отряд продолжил путь по подземному лабиринту Бреслау.

Вскоре запах дыма взял верх над смрадом канализации. Луч электрического фонаря осветил дымовую завесу у выхода из ливневого коллектора. Артиллерийские орудия умолкли, но непрерывные автоматные очереди не затихали, в особенности на востоке. Где-то совсем близко плескались волны реки.

Якоб знаком велел солдатам подождать в туннеле, а радиста поманил к выходу:

— Подай сигнал катерам.

Деловито кивнув, тот бегом скрылся в дымной мгле. Очень скоро вспышки света унесли шифрованное сообщение на соседний остров. Катерам нужно всего несколько минут, чтобы пересечь канал и подойти к берегу.

Якоб обернулся к Толе. Женщина мирно баюкала ребенка. Малыш успокоился и закрыл глазки.

Тола смело встретила взгляд Якоба.

— Вы знаете, что отец был прав. Я вижу это по вашему лицу, — со спокойной уверенностью произнесла она и посмотрела на тяжелые ящики. — Наши исследования… зашли слишком далеко.

— Решения принимаем не мы, — ответил Якоб.

— Если не мы, то кто же?

Обергруппенфюрер покачал головой. Рейхсфюрер Генрих Гиммлер лично отдавал приказ Якобу. Подчиненные не задают вопросов высокому начальству.

— Мы преступили законы Бога и природы, — прошептала женщина.

Подоспевший связист избавил Якоба от необходимости отвечать.

— Катера на подходе, — доложил солдат.

Якоб отрывисто отдал последние команды, построил отряд и повел его к выходу из туннеля на крутой берег Одры. На востоке забрезжил рассвет, но густая, непроницаемая пелена черного дыма по-прежнему висела низко над водой, резко очертив контур реки. Дым послужит беглецам хорошим прикрытием.

Надолго ли его хватит?

Вырвавшись из смрада канализации, Якоб сорвал с лица влажный шарф и, глубоко вдохнув живительный воздух, окинул взглядом свинцовую воду. Два двадцатифутовых катера, мерно урча моторами, разрезали речную гладь. У каждого из них на носу, едва прикрытые зелеными полотнищами просмоленной парусины, торчали пулеметы MG-42.

Позади катеров смутно угадывалась темная масса Соборного острова. На самом деле он давно перестал быть островом. Еще в девятнадцатом веке многолетние наслоения речного ила соединили одну его оконечность с городом. К другому берегу протянулся изумрудно-зеленый чугунный мост, такой же старинный.

Взгляд Якоба привлекло сияние шпилей одного из полудюжины храмов. Узкий луч солнца осветил высокие парные башни кафедрального собора, давшего название бывшему острову.

В ушах эхом звучали слова Толы Хиршфельд: «Мы преступили законы Бога и природы». Утренний холодок заполз под промокшую одежду, и продрогший обергруппенфюрер поежился. Скорей бы убраться отсюда подальше, забыть все ужасы последних дней!

Первый катер достиг берега. Якоб, довольный, что его отвлекли от мрачных мыслей, а еще больше тем, что нужно действовать, приказал солдатам грузиться на борт.

Тола с ребенком на руках стояла в стороне, рядом дежурил охранник. Взгляд женщины тоже приковали к себе сияющие шпили в закопченных небесах. Беспрерывная канонада и рев подползающих танков становились все ближе. Общий шум то тут, то там разрезали плач и крики.

Где тот Бог, чьи законы она боится преступить? Здесь его уж точно нет.

Когда команда поднялась на борт, Якоб обратился к Толе:

— Пройдите на катер.

Он хотел, чтобы приказ прозвучал жестко, но лицо женщины отчего-то смягчилось. Тола покорно зашагала к реке, не сводя глаз с собора, а мыслями уносясь еще выше, в небеса.

Якоб вдруг разглядел, какая она, оказывается, красивая, эта полукровка. Внезапно женщина задела носком туфли трап, покачнулась, но, оберегая ребенка, сумела сохранить равновесие. Тола вернулась к действительности, к свинцовым водам и черной пелене дыма, и ее лицо посуровело, застыло, даже глаза потускнели.