Прощай СССР - Павел Ларин

class="p1">Затем начиналась тренировка по пионерболу. Следующая ступень нашего адского расписания. Причем, шли на эту тренировку все. Весь отряд.

Мне кажется у Бегемота просто сформировалась самая настоящая манечка. Ей мерещилось, наверное, как только они с Константином отвернуться от пионеров хотят бы на секунду, или моргнут, что-то опять произойдёт. Я так понял, выговор получили не только мы, но и воспитатель с вожатыми. Им, видимо, тоже пообещали серьезные последствия в случае очередного чрезвычайного происшествия. А Нина Васильевна серьезных последствий не хотела. Нина Васильевна хотела, чтоб ей не мешали строить личную жизнь с Родионом и развлекать внучку, которая числилась в младшем отряде. Поэтому идти к своей цели она готова была любыми способами.

Соответственно, действующая часть команды играла активно. Соперников им постоянно меняли, формируя из остальных ребят «шестерки». Те, кто не был на поле, просто рядом занимались физкультурой. Девочки прыгали, играли с мячом, скакали через «резиночки». Короче, два часа мы изображали из себя неунывающих живчиков. Или сумасшедших кенгуру. Не знаю, какое сравнение подходит больше. Отдыха нам Константин не давал вообще. Ему, наверное, как и Бегемоту, казалось, если я или Ряскин, или Богомол, или Мтшин остановимся хоть на минуту, снова произойдёт какая хрень. Ну, а остальной отряд — это, так сказать, с запасом на будущее. Чтоб у них из-за усталости не было сил сочинять каверзы.

И все это под «речевки» Константина Викторовича, который вдохновенно выкрикивал фразы, наподобие: ' На зарядку выходи и друзей своих буди! Мальчишки и девчонки говорят, что тренировки — друг ребят!'

Или такой еще вариант: «Хочешь сильным быть и бодрым? Бегать, плавать, танцевать? Так вставай скорее смело, вместе будем приседать!»

Нужно ли говорить, что через два дня весь отряд ненавидел и пионербол, и подвижные игры, и Константина с его «кричалками». Я бы на месте вожатого насчет подушки на лицо и коленочки тоже обеспокоился. Уровень ненависти к нему был даже выше, чем уровень ненависти к нам.

Потом наступало время духовного просветления или личного досуга, как называла данное времяпровождение Нина Васильевна. Хотя, в реальности из личного в этом досуге была только возможность хотя бы на пять минут смыться в сортир и посидеть в тишине. Просто посидеть. Пока не прибегал Богомол и не начинал активно долбиться в дверь с криками о нарушении правил использования общественных мест.

Нас рассаживали в комнате отдыха и мы рисовали. Если у Прилизанного поехала крыша на почве физических занятий, у Бегемота случился сдвиг по теме изобразительного искусства. Она вдруг решила, что сила прекрасного непременно очистит нас от внутренних демонов.

Потом отряд дружно, с песнями, шел на обед. Именно дружно и именно с песнями. После обеда наступал тихий час. Единственная возможность опять же просто полежать. Не бежать никуда, не идти, не слушать Константина.

Из минусов — снова этот процесс проходил под бдительным взором вожатого. А я например, сильно нервничаю, когда рядом со мной спящим бродит неадекватный Константин Викторович.

Между полдником и ужином мы читали и обсуждали прочитанное. Вторая фишка от Бегемота. Если рисование не до конца очистило наши юные умы, то классические произведения литературы сделают это наверняка. А там — уже отбой.

Короче, отдых превратился в каторгу. У меня было полное ощущение, что я оказался снова в заключении. У Фокиной, походу, такая же ерунда. Мне кажется, она уже тысячу раз прокляла свой сомнительный договор с начальником тюрьмы.

Мы с ней постоянно пересекались взглядами и оба думали, наверное, в одном направлении. Что за хрень? Второй вопрос — как, твою мать, отсюда выбраться?

Единственная радость, перед сном нам разрешали буквально час посидеть на улице в беседке.

Но вот сегодня случилось чудо. В преддверие «Зарницы» Константин решил вывести нас в лес, где мы должны были отрабатывать навыки ориентирования и следопытства. Пока остальные пионеры «аукали» по кустам, разыскивая друг друга по сломанным веткам и примятой траве, как того требовал Константин Викторович, мы с Машей под шумок свалили в сторону от отряда.

— Вы куда? — в последнюю секунду заметила наши манипуляции Селедка и тут же подскочила к нам. — Я тоже пойду! С вами.

— Тупикина не тупи. — Громким шепотом ответил ей Мишин, который ползал рядом, пытаясь по муравейнику определить стороны света. И тут же сам заржал над своей фразой. — Тупикина…не тупи… Вот так каламбур. Слышишь, Антоха?

Антоха не слышал. Он с помощью трения пробовал разжечь костер в течение последних тридцати минут. Костер по-прежнему не горел, а вот Ряскин того и гляди готов был вспыхнуть.

— Я не с тобой разговариваю, дурак. — Окрасилась на него Селёдка.– Иди вон, муравьев смотри. Тупица.

— Сама дура. — Тут же отреагировал Вася. — У них же это… ну… симпатия.

Последнее слово Мишин произнёс выразительно и со значением.

— У кого симпатия? — Не поняла Васиных слов Селёдка. — У муравьев?

— Вот ты, конечно… — Мишин даже прервал свое занятие и посмотрел на Тупикину, покачав головой. — У Ванечкина и Фокиной.

Мы с Машей переглянулись, но спорить не стали. Пусть лучше так думают, чем догадаются о настоящем положении вещей.

Вообще, мы смылись не просто так. Хотели попробовать запустить хоть одну способность. Надеялись, что совместные усилия что-нибудь дадут.

Как два придурка напрягались так, что глаза на лоб чуть не вылезли. Ни черта подобного. Ни-че-го!

Я пытался задействовать телепатию или на худой случай телекинез. Ноль. Полный ноль.

— Херня! — Фокина в конце концов психанула, плюнула на все и села прямо на землю, сложив ноги по-турецки. — Нужен стимул. Толчок. Что-то, способное перетряхнуть сознание. Понимаешь? Типа, стресс.

— Понимаю, конечно. — Я сел рядом с ней.

Впервые за долгое время на душе было как-то тоскливо и грустно. Хотя, по идее, должно быть наоборот. Сейчас рядом есть человек из моего времени, из моего мира. С ним можно поговорить открыто. Но в то же время, я вдруг подумал, а что если ничего не получится. Вообще, ничего. Так и останусь Петей Ванечкиным, простым советским пионером.

— Короче…– Фокина резво вскочила на ноги. Опять одним движением. Я попробовал повторить за ней, чуть не улетел носом в кусты.

— Слушай, почему у тебя так отлично получается управлять сосудом? — Я посмотрел на нее даже с какой-то завистью.

— Не знаю…– Она пожала плечами. — Достался он мне не очень легко. Говорила уже. Эта чертова пионерка упиралась так, будто мы с ней не за тело