История гоблина - Скотт Строан

Он не слишком хорошо умел считать, но знал, что дней прошло больше, чем у него было пальцев на руках и ногах. Он попробовал было начать считать заново, но все равно сбился со счета. К тому же, ему было очень скучно.

Все было бы не так плохо, если бы повозки не были запряжены лошадьми. Лошади и их дерьмо, на ходу валившееся на дорогу, источали омерзительную и ужасно раздражающую вонь. Его собственное дерьмо пахло куда лучше.

Как бы там ни было, он ненавидел лошадей и, исходя из краткого опыта общения с ними, был уверен, что они точно так же ненавидят его. На вкус они, вероятно, тоже были отвратительны, так что же в них могло быть хорошего? Он бормотал проклятия в их адрес себе под нос, когда ему становилось особенно скучно, а скучно ему было практически все время.

— Мерзкие лошади. Тупые лошади. Вонючие лошади, — бормотал он.

День за днем он только и делал, что сидел в клетке, спал и смотрел на бесконечные зеленые заросли. Какое-то время он представлял себе, будто брезент — это прочная каменная крыша, защищающая его от яркой пустоты над головой.

Он оставлял эти попытки убежать от реальности только, когда его кормили или выводили из повозки наружу под слепящее солнце, чтобы справить нужду. Иногда он справлял ее с закрытыми глазами, но его все равно слепило солнце.

Он хотел обратно домой, в темную канализацию и туннели, где он чувствовал себя свободным! Его тело болело и нуждалось в движении, ему хотелось вытянуться во весь рост, но тесная клетка не позволяла этого сделать. От бездействия он буквально чесался. Хорошо, он чесался практически постоянно, но теперь был уверен, что стал чесаться еще хуже. И винил он в этом лошадей.

— Мерзкие лошади. Тупые лошади. Вонючие лошади, — бормотал он.

Вдруг до его ушей донесся звук приближающихся шагов, и он, поддавшись инстинкту, забился в самый темный угол, какой смог отыскать в деревянной клетке. Однако, к его облегчению, человек прошел мимо, даже не остановившись. Не покидая темного угла, пленник свернулся калачиком и попытался снова заснуть.

Время от времени до него доносились низкие глубокие голоса людей, о чем-то говоривших на своем языке, но, как ни старался, ровным счетом ничего не мог разобрать. Он знал достаточно слов на их языке — им его обучили хозяева, — но эти люди говорили очень быстро и к тому же использовали много слов, значения которых он не знал.

Родной язык казался ему намного проще, по сравнению с языком этих людей, слишком сложным и на слух казавшимся бесконечным набором бессмысленных звуков. Должно быть, люди большую часть своей жизни только и делают, что болтают — весьма странный способ проводить время.

Сам пленник считал, что они были бы гораздо счастливее, если бы проводили больше времени за охотой за всякими вкусными вещами — будь они счастливее, то, возможно, меньше бы его избивали. Так было бы лучше для всех, жаль, что они были слишком тупы, чтобы додуматься до этого. Впрочем, не всем суждено быть такими же умными, как он.

Пленник в очередной раз попытался расслабиться и не обращать внимания на раздражающую тряску и скрип клетки и вдруг услышал голоса двух мужчин. Их тон чем-то заинтересовал его, поэтому он выглянул наружу и попытался их рассмотреть.

Один из мужчин был высоким и худым, а другой — толстым. Они явно о чем-то спорили и говорили все громче, и волнение в голосе, которое, собственно, и привлекло его внимание, становилось все заметнее. Они показались ему чем-то очень обеспокоенными.

Для двух людей, находившихся так близко друг от друга, они говорили слишком громко, да и держались очень напряженно, словно добыча, готовая в любой момент обратиться в бегство. Кроме того, они постоянно оглядывались через плечо куда-то вдаль, словно там что-то должно было появиться. Своим поведением они действительно очень напоминали добычу.

Ему стало интересно, что заставило их так волноваться. Не сказать, что это имело для него значение: так или иначе он будет сидеть в этой клетке, пока его не выпустят. Похоже, они везли его куда-то вместе со всем прочим добром, и вряд ли он покинет клетку, пока они не доедут до места назначения.

Он понятия не имел, куда они направляются, но там, несомненно, будет меньше деревьев… Во всяком случае, он на это надеялся. Еще он надеялся, что там будет куда меньше лошадей, то есть вообще ни одной.

— Мерзкие лошади. Тупые лошади. Вонючие лошади, — бормотал он.

Хотя, вдруг то, из-за чего так волновались эти мужчины, хоть как-то скрасит эти бесконечно скучные дни? Все лучше, чем сидеть в этой клетке! Ну, кроме побоев, конечно, или невкусной кормежки, или укусов собак и лошадей, или… в общем, много чего. Нет, сидеть в клетке все же было очень, очень плохо.

Вдруг повозка резко остановилась. Сначала он не придал этому значения: обычно повозки останавливались на ночь и еще пару раз днем. Но сейчас он услышал множество взволнованных человеческих голосов и шум суеты. А это уже было необычно.

Мимо пробежал, лихорадочно натягивая шлем, здоровяк в громоздкой блестящей одежде, которая выдавала в нем воина. Значит, человеческие воины готовились к бою! Он жалел, что у него самого не было такой же металлической шапки. Она так блестела!

Ему стало любопытно, с кем собираются сражаться эти люди. Что за звери могли охотиться на людей здесь, среди бесконечных деревьев и пыльных дорог? Он надеялся, кем бы эти твари не оказались, они будут слишком заняты суетящимися вокруг людьми, чтобы добраться до него. Может быть, они даже сожрут лошадей!

Внезапно его мысли прервал какой-то громкий гул и последовавший за ним хор криков и боевых кличей, а затем воздух наполнился звуками битвы.

От страха пленник подскочил и тут же ударился головой о потолок клетки. Вскрикнув от боли, он упал ничком на пол и свернулся калачиком.

Тут его захлестнуло очередной волной звуков, и он замер от удивления. Он встал и попытался рассмотреть, что происходит снаружи, но все его попытки найти нужный угол обзора, как бы он ни тряс и раскачивал клетку, не увенчались успехом. Ему все мешал то прочий груз, то лошадь, запряженная в повозку. Глупая тварь, должно быть, нарочно загораживала ему обзор.

Несколько минут он прислушивался к грохоту битвы и реву человеческих голосов. Металл с лязгом бил о металл и чавканьем вгрызался в плоть.

Вскоре он понял, что кто-то из людей