Мед на хлебе - Владимир Солоухин

Заповедник ли вселенский, зверинец ли (тип вольера), подопытная ли станция наш маленький шарик, на который выпущено пастись множество разных видов живых существ, лаборатория ли, в которой исследуются взаимоотношения между живыми существами, разные там проблемы экологических равновесий и эволюций, — как бы там ни было, но мир наш устроен так, что обязательно в нем кто-нибудь кого-нибудь должен есть.

Если же возьмем более достойную и горделивую версию, что просто наша Земля как бы космический корабль, несущийся во времени и пространстве с миллиардами разнообразных пассажиров на нем, то признаем, что жизнеобеспечение корабля и самообновление жизни продумано гениально, хоть и покажется на первый взгляд, что оно построено на жестокости. Но зато не надо ничего добавлять — ни еды, ни питья: все кормят друг друга, вернее, все кормятся друг другом, и все живут, благоденствуют и могут жить и благоденствовать бесконечно долгое время. Конечно, ястреб убивает и ест перепелку, а перепелка — жука, но в конечном счете благоденствуют под земным солнцем и ястребы, и перепелки, и жуки, благоденствуют тысячи и тысячи лет.

Где-то я вычитал фразу, что бурундук является главной кормовой базой медведя и росомахи. Точно так же мы знаем, что белка есть основная кормовая база соболя, антилопа — льва, мышь — лисицы, совы, хорька, ласки и горностая, лемминг — песца, тюлень — белого медведя… Лягушка проглатывает насекомых, змея — лягушку, еж пожирает змею, лиса или волк съедает ежа.

Существуют, правда, вегетарианцы, растительноядные. Бобр, например, валит и грызет осиновые деревья. Но ведь и дерево — живой организм, и притом очень сложный, растущий, плодоносящий, стареющий и умирающий, как и все прочие организмы на Земле. Значит, и бобр убивает и съедает тоже.

Впрочем, речь сейчас идет не о растительном, а о животном царстве Земли, в котором, как это ни печально, каждый живой организм ради собственного существования должен съесть, поглотить другой живой организм, будь то амеба, хватающая инфузорий, морская звезда, пожирающая живые кораллы, или мы с вами — любители раков и перепелок, карасей и зайчатины, тушеной баранины и щей со свининой.

Я могу ошибиться, ученые найдут, возможно, и другие подобные организмы на Земле, но на грубый поверхностный взгляд пчела является каким-то особенным существом на Земле, каким-то выродком, что ли, потому что, оглядевшись вокруг, не вижу другого живого существа, которое бы в такой же степени никого не ело, не приносило бы кому бы то ни было никакого вреда. Сиюсекундного вреда, микровреда. В конечном счете взаимосвязанному и единому организму природы не приносят вреда ни волк, ни ястреб, ни щука. Но вот пока что видим: заел же лев молодую и трепетную лань, а у нее детеныш беспомощный… Пчела же вроде святого существа среди прочих живых существ. Даже цветам, за счет которых живет, не только не приносит вреда, но является для них высшим благом. Пчела для цветов вроде как любовь, которая снисходит, слетает, посещает в определенное мгновение. Цветы не могут видеть пчелу и осознавать ее в конкретных пчелиных формах, но вот снисходит на цветок что-то такое, отчего сладостная дрожь по всему существу, и совершается великое, ожидаемое, предчувствуемое, предопределенное, необходимое. Цветок оплодотворен и дает семя; потомство будет жить во времени и пространстве.

А пчеле корысть — нектар да пыльца. Ни одна клетка у растения не повреждена, кожица не прокушена, сок не выпит. Это не огромная чудовищная корова, которая подойдет и слизнет сразу десятки растений под самый корень. Или гусеницы, способные за полдня сожрать листву с целого дуба. Пчела никого не ест. Ей нужны нектар да пыльца. Ей нужны не жертвы, а только дары. Но зато и сама она одаривает по-царски.

Нектар — это еще не мед. Нектар — это жиденькая сладенькая ароматическая водичка. Надо эту водичку выпаривать до определенной густоты, надо привнести в нее собственные ферменты и секреты определенных желез, надо сделать ее стерильной, противостоящей бактериям, непрокисающей, негниющей, надо превратить ее в мед. Но все же свойства разнообразных цветов, все их целебные особенности отнюдь не выпариваются вместе с водой, а остаются в меду.

Сотворяется чудо-вещество, одна из подлиннейших и вечных ценностей на земле, которую мы запросто разливаем по стеклянным банкам, наклеивая на банки будничные этикетки — «Мед пчелиный».

На базары мед привозят либо в металлических флягах для молока, либо в обычных ведрах. И стоят весы на прилавке, и стоят банки, и лежит деревянная палочка, чтобы при ее помощи пробовать мед, выставлена цена на бумажке — пять рублей.

В магазине (если, к примеру, завезли мед) выбирать не из чего. Завезли его одного сорта и вида, в одинаковой расфасовке. Тут берешь не что тебе хотелось бы взять, а что дают. На рынке же, хоть и не ахти как многолюдны и бурливы медовые ряды (обычно пять-шесть торгующих), все же можно походить, попробовать на язык, понюхать, а главное, расспросить. Если даже и пять-шесть торгующих, то у каждого мед свой, разный, из разных — главное — мест.

— Что-то темен очень ваш мед…

— Так это же лесной мед! Кто не понимает — за луговым гоняется, за полевым, а это же — лес! Самая целебная сила. Тут же исключительно почти кипрей да лесная малина. А знаете ли вы, что такое кипрей, иван-чай то есть? Как он зацветает на порубках да на погорелых местах лиловым цветом… А малина лесная… по буеракам, настоится лесной силой… Тут и хвоя рядом, и крапива растет.

Не торговец, не пасечник, а поэт какой-то!

— Опять же валерьяновые цветы на лесных полянах, таволга… Но это для разнообразия. Главный состав моего меда — кипрей и лесная малина…

— В каких же лесах?

— Брянский лес. И тепла в меру, и влаги в меру. Самые наши здоровые места.

Можно ли после этого удержаться и не взять хотя бы немного? Кипрей да малина встают перед глазами, еловые шатры да дремучие буераки. Да еще и светлый ручеек — по дну буерака. Уж он-то, ручеек, казалось бы, никакого касательства к меду иметь не может, но покажется тебе, что и он имеет, что вся земная, летняя благодать сосредоточена в меду чудесным образом.

Но подойдешь к другому хозяину меда, и тот, если бы обладал подобным же красноречием, затмил бы предыдущего краснобая.

— Лес! Хрен ли в нем толку, в лесу-то, сырость да глухомань! Мало ли что кипрей. А ты вспомни-ка, мил человек, как в июне луга цветут. Ты вспомни-ка желтенькую сурепку на меже поля, василечки во ржи, лазорев цвет, одуванчики во множестве, да и все цветы. Солнышко да ветерок продувной, а простору, простору-то сколько вокруг. Опять же речные туманы по ночам луга охлаждают. Перепелки, коростели кричат…

— Зачем коростель? Почему коростель хвалишь? — возразил бы соседний торговец — киргиз, если бы и он был поразговорчивее, чем есть.

— Какой сурепка? Какой василек? Наш киргизский горы самый чистый воздух, самый чистый вода, самый чистые цветы. Пыль — нету, бензин-керосин — нету, удобрения химические — нету. Наш киргизский горы — снег как сахар, лед как сахар, вода как лед. Лед рядом, цветы рядом. Цветы ярко цветут — глазам смотреть больно. Самый чистый мед высокогорный мед. К небу ближе. Небесный мед!

Как все это хорошо и прекрасно! Воистину земная благодать. Но приходится, к великому огорчению, с подозрением принюхиваться и приглядываться к выставленным медам, ибо в числе прочих ценных ценностей — золота, янтаря, драгоценных камней, стихов и даже чувств — дошел черед до хитроумной фальсификации и пчелиного меда.

В той книге, из которой мы так широко выписывали на эти страницы разные сведения о меде, то и дело встречаем тревожные оговорки.

«Наименование «мед» не может носить продукт, полученный при подкормке пчел сахаром или сахарными сиропами».

«Мед, полученный от пчел, подкармливаемых сахарным сиропом, не содержит органических летучих веществ, и поэтому у него нет аромата, присущего цветочному меду».

«Мед, полученный от пчел, подкармливаемых сахарным сиропом, фальсифицированным инвентированным сахаром или искусственной глюкозой, виноградным или арбузным медом, желатином и крахмалом, менее сладок, чем цветочный. При фальсификации меда примесями сахара, дульцина и глицерина вкус его может быть очень сладким, а реакция щелочной».

«Минеральные вещества в меде способствуют выявлению фальсификации меда обыкновенным сахаром, не зависимо от того, внесен ли он непосредственно в мед или же пчелы подкармливались сахарным сиропом. В таком меде находятся только следы минеральных веществ, а преобладающим элементом является кремний».

«Ферменты имеют большое значение для определения происхождения, порчи и фальсификации меда».

Итак, значит — фальсификация, а проще — подделка. Я уж в одном месте писал, но повторяю и теперь, как пришлось столкнуться с фальсификацией вина «Изабелла». Виноград «изабелла» настолько душист, аромат его настолько своеобразен, что сохраняется даже в больших разбавлениях. Скажем, если получить сто литров чистого виноградного сока, а потом добавить к нему сто, а то и двести литров воды, то получившаяся жидкость все равно будет пахнуть «изабеллой». А сладость восстановить за счет сахара. Или делают еще проще: сольют чистый сок, а в выжимки нальют воды и добавят сахара. Получается так называемая «вторичная» «Изабелла». По вкусу можно и не отличить, особенно человеку неопытному. Но, конечно, химический анализ с точки зрения ферментов да микроэлементов сразу бы обнаружил, что перед нами не вечная ценность, а лишь подделка, не золото, а дешевенькая фольга. Так вот, у тети Даши Соколовой, живущей в Абхазии, я и спросил: у кого из соседей можно с полной надеждой купить настоящую, «первичную» «Изабеллу».