Улитка на ладони - Владимир Венгловский

Интересно, Стас струсил, когда я показал ему свою карту и предложил уйти? Крошка, может, и нет, она всегда была сорвиголовой, а вот Стас определенно сдрейфил. Причем он посчитал себя правым. Конечно, зачем ему верить в фантазии того, кого считают сумасшедшим? Стаса ждет распланированная жизнь, предопределенная для сына вождя. Он станет охотником. Лучшим в селении. Будет приносить Крошке добычу, а куча выбегающих из дома ребятишек приветствовать его радостным гамом. Потом мой друг сам займет место своего отца и станет вождем. Если, конечно, снова не подует черный ветер. Или песочники не соберутся в стаю. Или песок не захлестнет селение гигантской волной, вместе с которой придет кит.

Ты считаешь себя смельчаком, Дарен-рохля? Может быть, это ты трусливо убежал от обычной жизни, а Стас был прав? Ты действительно собираешься в одиночку спасти мир? Не в одиночку – с Анрикой.

В своих видениях я вижу солнце желтым, таким, как оно было раньше, а не большим бордовым диском, что поднимается сейчас над горизонтом. Миражи преследуют меня уже много лет, показывая картины давно забытого мира, который существовал миллионы лет назад. Мы уходим, возвращаемся, а привычного дома больше нет. Говорят, что «Центавр-1» попал во временную ловушку, раз вернулся на Землю слишком поздно. Мои предки не нашли среди звезд для себя нового дома. За время их скитаний Землю заселили другие создания. Погибли и снова заселили, но уже иные. Бесконечная череда тысячелетий скрывает под песчаными заносами историю неведомых цивилизаций.

Но нынешняя Земля никогда не станет для нас домом. Во всяком случае, для меня, хотя я родился здесь, в забытом поселке посреди бесконечной пустыни. И мой отец здесь родился и мой дед. Несколько поколений моих предков провели свою жизнь под багровым солнцем.

Мне кажется, что старый мир можно вернуть, и я могу это сделать, главное – прийти в нужное место, указанное на карте. Люди говорили, что я сумасшедший. Говорили, что в пустыне не выжить – меня либо сожрет кит, либо убьют песочники. Возможно, я безумен, но пока все, что я изобразил на карте, встретилось мне и в реальности. Потому что я могу видеть пустыню.

Сегодня на рассвете меня разбудила Анрика.

«Ты уснул», – прошептала она.

Я почувствовал ее губы, когда они мягко прикоснулись к моим, и с жадностью поцеловал в ответ. Обхватил Анрику за талию, прижал к себе. Мы целовались так впервые, жадно, взахлеб, будто боялись вырвавшихся чувств. Наконец Анрика освободилась и подбежала к Фиалке.

– И-и-и-ик, – сказала корова, тычась мордой в ее протянутую ладонь. – И-и-и-ик.

«Есть давай».

Я поднялся и выжал во флягу воду, собранную сплетенным из побегов перекати-поля полотном. Каждый вечер я натягивал его на воткнутые в песок прутья, и к утру оно впитывало воду, которой хватало на день пути.

Теперь я вспоминал, как было приятно прижимать Анрику к себе. Ощущать, что она моя, единственная в целом мире. Сегодня будет новая ночь. Я боялся ее и ждал. Ждал с надеждой и нетерпением и боялся сделать что-то не то, повести себя неправильно и лишиться Анрики навсегда. Она же вела себя так, будто в это утро ничего не случилось.

Анрика подошла, остановилась у меня за спиной и посмотрела на карту в моих руках.

– Ты точно знаешь, куда мы идем? – спросила она.

– Смотри, это маяк, – указал я точку на карте. – По моим расчетам, сегодня мы должны увидеть его свет.

– Мы идем к маяку?

– Да.

– Ты этого не рассказывал, – нахмурилась Анрика. – Я думала, что мы идем туда, где находится разбитый звездобег.

– Звездолет, – исправил я. – Или, вернее, космический корабль, «Центавр-1». Все, что от него осталось, ведь корабль в старину был разобран на части. Да, именно туда мы и направляемся. Я видел это место в своих видениях. Оно зовет меня, будто является ключом к моим воспоминаниям. Говорят, что смотритель маяка жив до сих пор, хотя про него рассказывал еще мой дед.

– Такой старый? – удивилась Анрика.

– Может быть, он один из Вечных? – предположил я.

Анрика пожала плечами:

– Вечные лишь легенда.

– Пойдем? – спросил я, складывая карту и пряча в сумку.

Затем закрыл глаза и сосредоточился, пытаясь вызвать то странное чувство единения с пустыней, когда холод шевелится в затылке и опускается по рукам ледяными струйками. Оно стало появляться после смерти отца, когда я вставал на рассвете и учился стрелять, ведь отец всегда хотел, чтобы я тоже стал охотником. Но упрямая стрела никак не хотела попадать в мишень. Глотая слезы, я искал ее среди песка, заряжал самострел и вновь стрелял, пока однажды не слился вместе с ней в полете. Я летел со стрелой и знал, что попаду в черный центр мишени. Видение длилось секунду, я очнулся, и меня затрясло от холода.

Я запомнил то чувство. С тех пор иногда я вызывал его сознательно, порой оно являлось незваным. Но сейчас приходить не хотело. Тогда я представил, что становлюсь легким-легким. Невесомое тело отрывается от земли, вместо рук вырастают белые крылья, потоки ветра подхватывают меня и несут ввысь. Но нет – я не птица, я – большая светящаяся сфера. Начинает колоть в пальцах, я опускаю ладони на песок, и ощущение бесконечности пустыни расходится в стороны невидимыми волнами. Глаза закрыты. Я взбираюсь на проходящие под песком горы, мимо песочников и светящихся кристаллов, бегу по каменной гряде. Дальше, еще дальше на восток, где в вышине сияет фонарь маяка.

В противоположной стороне, на западе, бушует ураган. Пустыня бурлит и клокочет, песчаные волны вздымаются и несутся на запад, где стоят две маленькие человеческие фигуры. Я вижу толстую с жировыми складками спину кита, роющего песок вдоль гряды. Он идет перед ураганом и ищет добычу. Если мы пройдем по гряде, кит не сможет нас достать, но как спастись от стихии?

Я вожу карандашом по карте, рисуя безопасную дорогу. Ломаная линия смещается правее старого пути и заканчивается маленьким кругом.

– Что это ты нарисовал? – прошептала Анрика.

– Нам туда, – махнул я рукой, указывая путь.

Только бы успеть до бури. На горизонте ударил фонтан песка. Кит, высунувший на поверхность макушку, тяжело вздохнул, и по пустыне прокатилось протяжное «У-х-ххх!».

Корабль мы увидели издалека. Не космический, а обычный. Искореженный парусник был наполовину засыпан песком, над пустыней возвышался его нос, торчали две чудом сохранившиеся мачты и сломанное полозье. Обрывки парусов трепетали на ветру грязными лохмотьями.

– Мы шли к кораблю? – спросила Анрика. Она с тревогой оглядывалась.

Горизонт на западе потемнел. Стена песка поднималась в воздух, закрывая небо. Фиалка попыталась вырвать стягивающую шею веревку из рук девушки.