По прозвищю "Царь" - Александр Мостовой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тот момент я помню как сейчас. Проиграли, причем по делу. Иду из раздевалки, вижу толпу журналистов с телекамерами. Кричат: «Александр, несколько вопросов». Останавливаюсь, несмотря на то что настроение отвратительное. Игра очень сильно разочаровала.
И тут вопросы начинают лететь на меня один за другим, На разных языках — испанском, французском, португальском. Вокруг меня столпилось человек сорок. Я как могу отвечаю. Спрашивают:
— Почему команда в конце матча не бежала? Отвечаю:
— Наверное, не хватало «физики».
— Почему?
— Возможно, что-то не так было в тренировочном процессе.
Разумеется, задали вопрос о шансах на выход из группы — ну так они действительно заметно снизились. Тем более что следом предстояла встреча с хозяевами турнира. Глупо было делать хорошую мину при плохой игре и говорить, как у нас все замечательно. Я сказал что-то криминальное? Сомневаюсь. А меня выставили натуральным врагом народа. Это нормально?
К сведению
Мнение Мостового во многом подтвердили слова его партнера по сборной России — Ролана Гусева. Он тоже косвенно пожаловался на изъяны в тренировочном процессе при Ярцеве. «Во время матча с Испанией у меня было такое впечатление, будто только что уже провел одну игру и сразу вышел на вторую», — заявил Гусев.
…После возращения домой, в Испанию, у меня наступила самая настоящая апатия. Чемпионат Европы если и смотрел, то урывками. Думал: «А зачем он мне нужен?» Сначала в душе была обида — огромная, сильно засевшая внутри меня. Это же беспрецедентный случай в мировой практике, когда футболиста во время чемпионата Европы отчислили по столь непонятной причине. Тем не менее я старался не раздувать эту тему в СМИ. Дал два-три интервью, но в них сказал, что зла ни на кого не держу, что каждый поступает так, как видит эту жизнь, и что время само расставит все по своим местам. С Ярцевым я больше не общался. Не видел в этом необходимости. Человек задел мое футбольное имя, на которое я работал столько лет. Именно работал, а не получил на халяву! Хотя у нас пятьдесят процентов футболистов выезжают за счет имиджа. Забил красивый гол и три месяца ходит героем! Я же прошел через многие испытания и трудности, чтобы добиться того, чего добился. И репутацию сильного футболиста, уважаемого в Европе, заработал в первую очередь своей игрой. В России за последние десять—пятнадцать лет было не так-то много игроков, которые долго и стабильно выступали на высоком уровне. Спрашивается: могли ли не задеть меня слова Ярцева?
После чемпионата Европы все мои беды сплелись в один клубок. Началось разбирательство с «Сельтой», которая задолжала приличную сумму по контракту. Серьезные проблемы были и в семейной жизни…
В психологическом отношении самыми сложными оказались первые месяцы после чемпионата Европы. Я еще надеялся, что это не конец. Ждал предложения от «Спартака», но оттуда никто не позвонил. И постепенно смирился с тем, что придется заканчивать. Хотя друзья — Коля Писарев, Игорь Шалимов — не раз говорили мне: ты еще не сказал своего последнего слова.
Есть мнение, что, завершив карьеру, спортсмен попадает в другую действительность. У меня такого крутого перехода не было. У футболистов, играющих на Западе, свободный распорядок дня. Утром проснулся, позавтракал, потом два часа потренировался, и все — в час дня ты свободен. Личного времени сколько угодно. Единственное, что изменилось: раньше я все-таки готовил себя к тому, что каждый день надо ехать на тренировку, а в выходные — на матч. Теперь же по субботам и воскресеньям иногда не знал, что делать. Старался занимать себя чем-то другим. Стал поигрывать в теннис. Я вообще по жизни человек спортивный.
Некоторые футболисты, заканчивая карьеру, сразу же окунаются в мир развлечений. Начинают пить, гулять, курить, шиковать — мол, один раз живем. У меня все было по-другому. Даже вес игровой не терял. Хотя многие игроки после окончания карьеры начинают сильно полнеть. У Игоря Шалимова в первое время было килограммов двадцать лишку. Я же и в игровые годы никогда не вел особо разгульного образа жизни, потому что действительно не хотел.
Хотя возможностей погулять хватало. В конце 1980-х в нашей стране стали происходить перемены, началась перестройка. И то, что многим людям еще было недоступно, мы, футболисты, могли получить легко, тем более что деньги у нас водились. Если мои родители работали от звонка до звонка (мама парикмахером, а отец электромонтером) и получали при этом по девяносто—сто рублей, то я, играя в «Спартаке», всего лишь бил по мячу, а зарабатывал в три-четыре раза больше. В те времена — огромные деньги. Появилась уйма соблазнов — бары, кафе, рестораны. Я, конечно, ходил туда с друзьями, но выглядел белой вороной. До поры до времени вообще не знал, что такое алкоголь. Даже пиво, которое сегодня пьют в пятнадцать лет, я попробовал в двадцать четыре года. Не любил спиртное — и точка. Зачем оно мне? Курить я в жизни не пробовал, хотя дурных примеров хватало. Тот же Шалимов уже в восемнадцать лет вовсю дымил, и все об этом знали. Обычно как бывает: выпьешь, покуришь, и тебя тянет на подвиги. Я же, наоборот, хватал Шалю и говорил: «Нет, надо ехать домой, завтра у нас тренировка».
Когда мы собирались в компаниях, ребята меня уже не дергали, знали: я, как всегда, сяду сбоку, буду пить чай и есть какие-нибудь пирожные.
Перед вредными привычками я сразу поставил стену. Отец еще в детстве приучил, что курить плохо. Я не спорил: плохо — значит плохо. Так и шел по жизни. И сейчас тоже иду. Кто знает, может, поэтому и поиграл на высоком уровне больше, чем другие?
Полагаю, выступай я сегодня, пробиться было бы намного проще. Иногда думаю: жалко, что не родился на пятнадцать лет позже. Это касается и футбола, и в целом жизни в стране. В советское время все делалось из-под палки. Никто ничего не зарабатывал, никто никого не уважал. Все стремились к какому-то непонятному коммунизму. Кто его только выдумал? А люди, отдававшие здоровье на футбольных полях, заканчивали жизнь в нищете.
Сейчас для игроков созданы намного лучшие условия, но и соблазнов стало гораздо больше. Однако тут уж все зависит от человека, от его характера. Тем более что в нынешние времена заработать на безбедную жизнь гораздо легче, чем раньше. И что самое удивительное, не обязательно при этом совершать что-то выдающееся, особенно в нашей стране. В России своя специфика. Мы особенные. Здесь из грязи в князи можно за одну минуту вылезти. Особого труда не надо. Во многих командах так и происходит.
Когда я узнавал, какие премиальные платились в 2007 году за матч в московском «Локомотиве», мне становилось смешно. Я считаю, это бескультурье. Ничего не хочу сказать про игроков, которые получают такие деньжищи. Виноваты те, кто их платит. Деньги не должны доставаться так легко. Что такое премиальные? Это бонус. Но у всех футболистов и так есть контракты, которые надо отрабатывать. Да, поощрения нужны. Но когда они выливаются в суммы, на которые, как признался бывший нападающий «Локомотива» Гарри О'Коннор, можно купить «феррари», я даже не знаю, что и сказать. А ведь восемьдесят процентов населения нашей страны живет за чертой бедности. Должны же быть рамки. Одно дело — ты чемпионат страны выиграл или Кубок УЕФА, а другое — добился победы в обычном календарном матче. Когда мы встречались с «Сарагосой» в финале Кубка Испании, нам за выигрыш пообещали по двадцать тысяч евро. И мне совсем непонятно, почему в нашей стране еще большие суммы платятся за победу, условно, над «Химками».
Вспоминаю, как в самарские «Крылья Советов» перешел мой бывший одноклубник по «Сельте» бразилец Катанья. Он испытал легкий шок, когда столкнулся с нашей «премиальной системой». Перед матчем второго или третьего тура чемпионата России парень позвонил мне и удивленно спросил:
— Объясни, Алекс, мне тут дополнительно пообещали какую-то достаточно внушительную сумму. За что?
— Ката, это премиальные. Если выиграете, ты получишь эти деньги.
— Как? За одну игру в чемпионате?
— Да, Ката, это Россия.
— А если не выиграем?
— Если не выиграете… все равно получите.
Потом он, рассказывал, три часа лежал на кровати — смотрел в потолок. Никак не мог понять: как в России за одну игру можно получить премиальных больше, чем ему дали бы за весь год в Европе.
Такая вот у нас футбольная страна. Я только одного понять не могу. Все говорят, что российский футбол сейчас на подъеме. Но почему же тогда наши футболисты не пользуются спросом на Западе? Раньше в ведущих европейских чемпионатах одновременно играло человек пятнадцать-двадцать россиян. Сегодня их по пальцам можно перечесть. А тех, кто выступает регулярно, и вовсе почти не осталось. Когда зимой 2007 года в «Севилью» перешел Александр Кержаков, все в один голос запели ему дифирамбы: «Молодец парень, оценили, пробился». А я сразу сказал: «Не торопитесь с комплиментами. Сейчас команда на ходу. И вписаться в нее не такая уж большая проблема. Трудности пойдут, когда у «Севильи» закончится полоса удачи». И оказался прав. Все-таки испанский чемпионат я знаю изнутри.