Бокальчик с ядом - Светлана Алешина

Однако уже через несколько секунд в комнате снова зазвучал веселый голос. Он принадлежал женщине лет под тридцать с круглым лицом и короткой прической. Она не вошла, а влетела в кабинет и быстро затараторила:

— Илья, я купила мидии в томатном соусе. Мне кажется, это очень в духе нашей газеты. И еще столичную селедочку. Галка, я думаю, что с пивом она великолепно пойдет.

Вслед за ней в комнату вошел солидный мужчина неопределенного возраста. Он был невысокого роста, в его рыжеватых волосах проступала седина. На вид ему можно было дать и сорок, и пятьдесят, а при наличии определенной фантазии прибавить или убавить еще пяток лет.

— Ну что, господа! — улыбнулся он, блистая золотыми зубами. — Все готовы к пьянке?

— Да, — ответил за всех Калягин.

— В таком случае можем начинать хоть сейчас.

— Сейчас не получится, Александр Иванович, у нас еще не куплено вино и пиво. Выдайте деньги Николаю с Виктором, и они сходят.

Гульков наклонился к Валерии и тихо сказал:

— А это Александр Иванович Маточкин, пожалуй, самый главный человек в нашей редакции, исключая, конечно, господина Калягина.

Валерия удивленно подняла вверх брови.

— Он у нас финансовый директор, — пояснил Гульков. — А это очень многое значит.

Маточкин тем временем прошел к своему столу, стоявшему отдельно от других, в закутке, образованном двумя шкафами, и положил толстую кожаную папку на стол. Потом неторопливо сел, достал ключи и открыл железный сейф.

Артемов и Скалолазький выжидательно стояли рядом. Маточкин так же не торопясь полез в сейф и достал оттуда пять сотенных купюр.

— Я думаю, вам хватит, — сказал он.

Артемов взял деньги, засунул их в карман и направился вместе с коллегой к двери.

— Думается, что вы не правы, Илья Валентинович, — рассудительно заявил Маточкин, после того как прозвучал первый тост. — Наступления на демократию всегда были отличительной особенностью нашей страны. Но пять лет нашего существования доказывают, что наше издание достаточно жизнеспособно и потому держится на плаву.

— Только потому, что мы в последнее время не очень наезжаем на губернатора и работаем по гранту американцев, — парировал Калягин. — Кроме того, определенные люди в областном правительстве предупредили меня, чтобы мы были поосторожнее в своих публикациях.

— Да, осторожность не помешает, — согласился Маточкин и тут же добавил: — Но мы, в конце концов, единственная независимая газета в губернии, и именно поэтому нам и выделили средства наши, так сказать, заокеанские друзья…

Калягин не нашелся что ответить, тем более что подоспело время второго тоста.

Разливали грузинское вино «Алазанская долина», которое пришло на смену шампанскому.

— Каждому в его бокал! — провозгласила Пономарева. — Миша, проследи, чтобы мой бокал никто не трогал.

— Он тебе дорог как память? — с улыбкой спросил Гульков.

— Да, он несет в себе флюиды любимого мужчины, — безапелляционно заявила Галина.

— Любимый мужчина… — мечтательно произнесла Воронова. — Где он, в каких краях он бродит?

— Можно им буду я? — У нее за спиной с масленой улыбкой возник Скалолазький.

Воронова повернулась к нему и одарила его ласковым взглядом. Однако в нем проскользнула какая-то снисходительность.

— У тебя же есть любимая девушка, Виктор, неужели ты изменишь ей?

— Нет, — сразу же честно ответил Скалолазький.

— Вот так всегда, — вздохнула Воронова. — Только-только обнадежат и сразу же на попятную. Мужчины, коварство вам имя!

— Господа! — раздался хорошо поставленный голос финансового директора Маточкина. — Кончайте болтать о всяких пустяках, давайте выпьем за наших прекрасных дам. За вас, Галина Юрьевна, — он повернулся к Пономаревой, — за вас, Елена Васильевна, — обратился он к коротко стриженной женщине, — за вас, Светлана Витальевна, и за новую нашу сотрудницу, Валерию… извините, не знаю, как вас по отчеству…

— Да я вроде бы еще молодая, — покраснела Валерия.

— А это неважно, — тут же парировал Маточкин. — Это для порядка надо.

— Александр Иванович у нас даже школьниц-практиканток по имени-отчеству зовет, — пояснил неожиданно вынырнувший из-за плеча Валерии литредактор Гульков.

— Алексеевна, — ответила та, пожав плечами.

— В таком случае за Валерию Алексеевну, — провозгласил Маточкин.

— Гип-гип-ур-ря! — завершил тост программист Михаил, который единственный среди всего коллектива не употреблял алкоголь в принципе и поэтому вместо вина пил «Фанту».

Все подняли бокалы, выпили и стали закусывать.

Валерия постепенно начала различать, кто есть кто в редакции. Ее внимание в основном почему-то привлек рыжий паренек по имени Николай. Собственно, это получилось потому, что он ненавязчиво стал уделять внимание самой Валерии: подавал ей бутерброды, давал прикурить… Памятуя о характеристике, данной Николаю бесшабашным литературным редактором Дмитрием Евгеньевичем Гульковым, Валерия решила, что это мнение несправедливо.

«Да никакой он не зануда, просто хорошо воспитанный молодой человек, — подумала она. — Ну и что с того, что он рыжий?»

Второй корреспондент, Виктор Скалолазький, произвел на нее тоже весьма благоприятное впечатление. Он постоянно шутил, рассказывал анекдоты и смешные истории из жизни.

Светлана Воронова показалась Валерии демонстративно-рафинированной дамой. Она, безусловно, обладала высоким интеллектом и многое понимала с полуслова. Но Валерии показалось, что она посматривает на нее как-то свысока и даже неприязненно в отличие, скажем, от веселой и компанейской Елены Турусовой, которая была старой подругой Галки Пономаревой и в газете выполняла функции корректора. Кроме того, она занималась рекламой.

В течение всего вечера Елена громко смеялась, много курила и пила. Чувствовалось, что эта женщина любит веселые компании и разгульную жизнь.

Что же касается программиста Михаила Кроля, то он вел себя несколько замкнуто, стараясь все внимание уделять Галке Пономаревой. Валерия была в курсе, что Михаил — любовник ее подруги. Это был как бы его официальный статус, и он на людях всегда старался подчеркнуть свою близость к Галине.

— Ничего, господа! — прозвучал голос главного редактора Калягина. — Скоро для нашей газеты должны наступить благоприятные времена. Я думаю, что грант от американцев — это только первый этап, за которым последуют и другие. Кроме того, на носу очередные выборы, а вы сами понимаете, что в такое время возрастает значимость средств массовой информации.

— Вот за процветание их в целом и нашей газеты в частности и выпьем, — поддержал шефа Гульков и поднял бокал.

Постепенно народ все больше пьянел — кроме, естественно, Кроля с его «Фантой» — и начал делиться на группы. Одну составили Калягин, Турусова, Пономарева и Кроль, а в другой лидерство задавали Гульков и Воронова. Общим было то, что люди начали подшучивать над бедным молодым корреспондентом Артемовым.

А тот, захмелев, открыл уже вышедший номер газеты «Правое дело» и стал методично прочитывать материалы. И тут же нашел три опечатки, два неправильно, на его взгляд, построенных фразеологических оборота и даже ошибку в верстке.

Кроме того, он сказал, что недоволен тем, какой заголовок поставил Гульков к его статье про жильцов взорвавшегося на прошлой неделе от скопления газа дома. Поворчав по этому поводу, он перешел к читке статьи, написанной Вороновой. И комментировал каждую строчку, переставляя слова так, как это, по его мнению, следовало бы сделать.

Что и говорить, подобное занудство в пьяном виде вызвало бурный смех аудитории, которая состояла из Гулькова, Скалолазького и Вороновой. А Артемов, улыбаясь и почти по-ленински картавя, все читал и читал.

Валерии было не совсем понятно, что тут смешного, но народ веселился вовсю. В конце концов Гульков назвал Артемова «знаменем политкорректности» и «рыцарем белого пиара», после чего призвал собравшихся тяпнуть еще по одной.

— Нет, что ни говори, а выпить — это хорошо, — задумчиво изрек Скалолазький. — Вот если бы еще и моя Наташа была рядом — вообще жизнь была бы замечательной.

Виктор улыбнулся, улетая в своих мыслях к чудному видению по имени Наталья, с которой у него вот уже полгода был удивительный роман. Об их отношениях знала вся редакция, хотя Наташу никто в глаза не видел. Виктор был способен говорить о ней часами.

Единственное, что мешало Ромео соединиться со своей Джульеттой, так это родители последней. Они, воспитанные в строгости советской морали, не могли простить развратному корреспонденту какой-то несолидной газетенки то, что он, не дожидаясь свадьбы, взял да и вступил в интимные отношения с их дочерью.

Поэтому ее отец, отставной офицер, волевым решением запретил молодым встречаться в течение месяца. Видимо, он рассчитывал на то, что вся эта «глупость», называемая любовью, выветрится из головы его дочери. Молодые думали, однако, по-другому и никак не могли дождаться окончания наложенного моратория.