Письма по кругу (Художественная публицистика) - Герман Гессе

Многие, но не все. Куда меньше художественных произведений мы знаем политическую публицистику и эссеистику Гессе, его богатейшее критическое и эпистолярное наследие. Без них облик писателя предстает в слегка искаженном свете. Как-то так получалось, что созданная противниками и недоброжелателями Гессе легенда, согласно которой он - одинокий анахорет, отвернувшийся от действительности, преодолевший ее в сфере "чистого духа", невозмутимый мудрец, познавший конечный смысл бытия и достигший внутренней гармонии в отстраненном созерцании мира, не встретила подобающего отпора - отчасти, видимо, и потому, что сам писатель давал основания для таких суждений, когда в пылу полемики называл себя "до фанатизма аполитичным" индивидуалистом. Между тем публицистика и особенно письма Гессе утверждают обратное: он был в высшей степени политическим писателем, более дальновидным и проницательным, чем многие профессиональные политики. Решительно отметая империалистическую и националистическую политику, политику генералов, банкиров и торговцев оружием, он настойчиво и целеустремленно проводил политику иного рода, "политику совести", делал ставку на нравственный стержень личности, на целостного человека. Гессе сосредоточивал внимание на индивидуальности не потому, что отвергал общественное и социальное, а в пику упрощенным представлениям о диалектике личного и общественного. Социальное, общественное было для него чем-то само собой разумеющимся, чему заранее отводилась роль контрапункта.

Гессе был одержим идеей найти себя на "пути внутрь", он был убежден, что каждый человек должен опуститься в самые сокровенные свои глубины, прежде чем он по-настоящему станет индивидуальностью, личностью. Но "поиски себя" никогда не ограничивались у него только внутренними проблемами. "Придти к себе" означало найти себя в мире, научиться великому искусству быть человеком и жить среди людей, не поступаясь собственной сутью. Об этом поистине великом и мучительно трудном искусстве идет речь не только в таких статьях, как "Своенравие" или "Прибежище", но и во всех остальных материалах сборника, особенно в письмах.

Уповая на индивидуальный гуманизм, Гессе хотел помочь личности выстоять, не раствориться в распаде и разобщенности позднебуржуазного общества. Он писал о своем отношении к марксизму: "Между мной и Марксом, если отвлечься от значительно больших масштабов Маркса, разница в следующем: Маркс хочет изменить мир, я - отдельного человека, он обращается к массам, я - к индивидуумам..." Сначала, считает Гессе, люди должны обрести зрелость и чувство ответственности, а потом уже можно будет думать о переустройстве мира. Что переустройство должно быть коммунистическим, в этом он не сомневается. "Я нахожу коммунизм не только оправданным, - писал он, - я нахожу его само собой разумеющимся: он придет и победит, даже если бы мы все были против него. Кто сегодня стоит на стороне коммунизма, тот утверждает будущее".

Стало едва ли не общим местом связывать Гессе, отпрыска южнонемецких проповедников и миссионеров, с традицией швабского пиетизма. Атмосферой родительского дома объясняются и особенности поведения писателя, и такие приметы его творчества, как исповедальность, открытая автобиографичность и многое другое. При этом забывается, что Гессе уже в детстве и юности конфликтовал со средой, из которой вышел, что ему было тесно и неуютно в ней. Что и говорить, прошлое, с его цепкой памятью детства - "детства волшебника", - много дало Гессе, многое определило и предопределило в его судьбе. Вне пиетистской традиции трудно понять внутренний строй его произведений. Но это же прошлое и тяготило его, сковывало, до конца жизни вынуждало как бы оглядываться на многочисленных швабских родственников, всех этих консервативно настроенных священников и проповедников: вдруг сочтут слишком левым! Волю себе он давал только в письмах, поэтому они чрезвычайно ценны для понимания его связей с современностью. В них Гессе, отвечая на вопросы корреспондентов, снова и снова уточняет свои позиции, формулирует основы своего мироощущения и находит в нем новые оттенки, высвечивает новые грани. Письма, как и статьи, помогают в ином свете увидеть и собственно художественное творчество писателя, помогают понять, что его упрямое человеколюбие - не результат внезапного озарения, а плод кропотливой работы души, непрекращающегося эмоционального и интеллектуального напряжения.

Статьи и письма опровергают распространенное мнение, будто Гессе в погоне за некой универсальностью сознательно избегал "поверхностной злободневности" и непосредственных связей с действительностью. Наоборот, он использовал любую "возможность быть продуктивным в качестве обвинителя и критика своей эпохи". Отвечая в начале 30-х годов на открытое письмо о "миссии поэта", он подчеркивал, что "олимпийское парение над схваткой" чуждо его натуре. "Возможно, это задача классического поэта, но не моя, и я не чувствую себя призванным утаивать бездны всеобщего и собственного существования или представлять их безобидными... Целостность моей жизни и творчества не предстала бы возможному наблюдателю как гармония, скорее как непрерывная борьба и непрерывное, хотя и не лишенное веры, страдание".

"Индивидуалист" Гессе искал и находил свои формы социальных связей. В разное время у него были общественные трибуны - журналы "Симплициссимус", "Мерц", "Вивос воко", в которых он активно сотрудничал. Но главным каналом связи с миром была все же переписка. Гессе, как никто другой, любил и умел писать письма. Ответы многочисленным корреспондентам, переписка кратковременная, эпизодическая и длившаяся десятилетиями, письма, обращенные к одному лицу, и письма-исповеди, открытые письма, "письма по кругу" - вот те формы, с помощью которых осуществлялась прямая и обратная связь писателя с обществом. Работе над письмами он придавал исключительное значение, а в поздние годы она стала ведущей в его творчестве.

Обычно письма собирают и издают наследники после смерти их автора. Гессе же при жизни сделал их одним из самых действенных и оперативных жанров. Он снимал со своих писем копии, собирал их, группировал, издавал в виде книг и подборок. Количество тех, с кем он беседовал как бы с глазу на глаз, возрастало, таким образом, в десятки тысяч раз. Без сомнения, это был способ воздействовать на читателя и на действительнось, в том числе и на действительность политическую. Голос, обращенный к одиночкам, достигал широкого читателя, о чем говорят многократные переиздания и немалые тиражи писем.

То, о чем идет речь в письмах и статьях, пропущено через личный опыт автора, касается вроде бы его одного - и странным образом затрагивает всех, имеет общечеловеческое значение. Все сдобрено "приправой" личности Гессе человека неуживчивого и в то же время мягкого, неуступчивого в принципиальных вопросах и снисходительного к слабостям других, в высшей степени своенравного и подверженного перепадам настроения, чуткого к "гримасам" внешнего мира. Лирическая, задушевная струя в его публицистике и письмах соседствует с одержимостью борца, готового жизнью расплатиться за выстраданные убеждения.

Гессе не раз отказывался от роли духовного вождя, учителя жизни, к чему его настойчиво призывали читатели. Но на деле он был им, был замечательным воспитателем доброты, рачительным хозяином всего светлого, что есть в человеческой душе, и беспощадным корчевателем зла, гнездящегося все в том же вместилище. Конкретные проблемы конкретного времени ставились им в широкий исторический контекст, охватывающий, наряду с прошлым и настоящим, и обозримое будущее. К своему времени он подходил с мерой человечности и мерой совести. Его публицистика - не громкие призывы, а настойчивое и внятное напоминание человеку: будь добр, совестлив, заботлив к ближнему, внимателен к своему внутреннему миру и к миру других. Гессе ничего не замалчивает, не знает запретных тем, табуизированных сфер, он идет и ведет за собой читателя крутыми тропами познания, но каждый раз приходит к истинам простым, элементарным - о необходимости мира, любви и взаимопонимания, о святости жизни на земле.

Временами голос его был гласом вопиющего в пустыне бездуховности, шовинизма и национализма. В нем, случалось, звучали нотки мольбы, отчаяния, предостережения, даже угрозы, но из него никогда не исчезали интонации надежды и веры в человека. Живя в нейтральной Швейцарии, Гессе, как одинокий Дон Кихот, самоотверженно сражался с ветряными мельницами зла, и рядом с ним сражалась в те годы националистического помрачения духа частичка другой, "тайной" Германии, страны великих гуманистов, родины Гёльдерлина и Жан Поля, Мёрике и Новалиса, Гёте и Томаса Манна. Многим из этих мастеров Гессе посвятил статьи, вошедшие в настоящий сборник. Статьи эти важны не только как дань любви и уважения благодарного ученика; не менее важно в них то, как соотносится в понимании Гессе творчество мастеров прошлого с современной жизнью. В каждом из великих художников Гессе ценил способность ощущать боль о человеке и человечестве и воспитывал эту драгоценную во все времена способность в себе и в своих читателях.