Моя жизнь со Старцем Иосифом - Ефрем Филофейский

Я старался, насколько это возможно для ребенка, подвизаться в миру и с четырнадцати лет хотел стать монахом. Но мой духовник отец Ефрем сказал:

Ты, Яннакис, [5] еще не можешь стать монахом, ты очень юн. Подрастешь, тогда посмотрим.

* * *

Моя мать жила как монахиня, усердно постилась, молилась, была добродетельной и любила монашество. Меня она всегда держала рядом с собой, потому что, когда я был младенцем, она получила извещение, что я стану монахом. Во время молитвы она увидела звезду, покидающую наш дом и улетающую к Святой Горе, и услышала некий глас:

— Из троих детей этот один будет жить.

Моя мать испугалась:

— Ах, у меня умрут двое детей, и останется только этот!

Она не знала, что истолковывать предвозвещение надо так: один ее ребенок будет жить близ Бога. Позже она осознала, что это было видение о моем уходе на Святую Гору. Вот почему она строго наблюдала за мной и не позволяла удаляться от нее: чтобы отдать Богу насколько возможно чистое приношение.

Сама она была для меня человеком, с которого я мог брать пример. Как часто я видел, что она закрывается на кухне и весь вечер на коленях молится со слезами!

* * *

Итак, поскольку мать за мной внимательно следила, жизнь моя в миру, по благодати Божией, была очень строгой. Как я сказал, мне пришлось бросить школу ради работы, ибо в тяжелые годы оккупации голод был нашим ежедневным уставом. От недоедания мы едва держались на ногах.

Я работал в основном в столярной мастерской моего отца. Иногда, однако, мне приходилось и торговать на городском базаре: бубликами, хинином, пуговицами, спичками. Чтобы помочь своей семье, я покупал, что мог найти, и сразу это перепродавал, постоянно рискуя попасть в руки немцев и итальянцев.

Я помню, как однажды итальянцы схватили моего брата, безусого юношу, и вместе с ним моих друзей и били их прикладами из-за того, что они, якобы противозаконно, торговали на базаре. В действительности же итальянцы хотели отнять деньги и товар. Они очень сильно их избили. Подивитесь мужеству доблестных воинов, избивающих малых детей, потому что те продавали спички и кое-какую одежку на базаре!

Другой случай, живо сохранившийся в моей памяти: как гестапо расстреляло неизвестных мне греков и повесило их рядом с комендатурой. Руки страдальцев были распухшими от пыток, потому что им засовывали иголки под ногти. Их трупы оставили висеть на несколько дней в назидание другим.

В эти трудные годы единственным нашим упованием и утешением был Бог. Как только я заканчивал работу, мать забирала меня, мы шли в церковь на службу и к отцу Ефрему на исповедь. И он нам говорил о непостоянстве этой жизни, о любви Божией, об исповеди, умной молитве, слезах, о Старце Иосифе и Святой Горе. Так постепенно во мне начало расти желание посвятить себя Богу.

В то время голод и малярия собирали жатву в Волосе. Вот и я заболел непонятно чем, у меня постоянно был жар. Все время — повышенная температура и слабость. В конце концов я был вынужден лечь в больницу. Врачи, с недостаточными средствами того времени, не смогли определить, что у меня было, и я находился на грани смерти. В итоге меня выписали, но все эти события помогли мне осознать, насколько обманчива и тщетна земная жизнь. Так я утвердился в желании стать монахом.

* * *

Прошли годы, мне исполнилось девятнадцать лет. За месяц до того, как я покинул мир, ребята из Волоса собрались посетить Святую Гору, а заодно и побывать у Старца Иосифа. О нем в Волосе хорошо знали, потому что мой духовник был у него послушником и часто говорил: «Старец Иосиф — святой человек, подвижник».

С этой оказией некоторые женщины решили послать туда кое-какие вещи и продукты. Хотелось и мне вместе с ребятами пойти на Святую Гору, но куда там! — отец не мог мне такого позволить.

Я дружил с этими ребятами, хотя они были старше меня, и мне захотелось передать с ними Старцу Иосифу что-то от себя. Но у меня ничего не было из-за нашей бедности. Я зашел в дом, открыл мамины шкафчики и нашел немного вермишели. Я положил ее в мешочек и написал на листке бумаги: «Отец Иосиф, я Вам посылаю эту посылочку — малое свидетельство моей любви и почтения. Прошу Вас, молитесь о моем спасении. Целую Вашу десницу. Иоанн». Так меня звали в миру. Я запечатал посылку и отдал ее ребятам. Ребята пришли к Старцу, и он начал открывать посылки. Распечатав мою, он сказал:

— Это дитя придет сюда монашествовать.

Ребята ответили:

— Это исключено. Его держит при себе духовник, потому что будет устраивать монастырь, а Иоанна готовит себе в преемники. Так что, Старче, это невозможно и представить.

— Он придет сюда, а ты пойдешь в мир и вернешься монашествовать, ты — станешь священником и останешься в миру, а ты уже больше никогда не придешь на Святую Гору, — сказал Старец каждому из них.

Все, что сказал Старец, исполнилось в точности. Ребята, вернувшись, передали мне его слова, но я не придал им значения. То есть не обратил внимания на его слова о том, что я приду к нему, и совершенно их забыл. Когда я посылал письмо, у меня не было цели идти на Святую Гору. Я хотел стать монахом, но не решил, где именно. Итак, я сам не имел еще никакого представления о своем будущем монашестве, но об этом уже знал Старец по просвещению от Бога.

* * *

Между тем отец Ефрем говорил мне:

— Оставайся со мной, я устрою монастырь. Ты мне нужен, у меня нет никого другого.

— Хорошо, отче, я останусь, чтобы помочь вам.

Однако начал он это говорить еще тогда, когда мне было четырнадцать лет. Теперь мне исполнилось девятнадцать, и я думал: «Не лучше ли мне уйти?» — ибо помысл убеждал меня, что у него ничего не выйдет с монастырем. Я стал молиться, затворяясь у себя в комнате: «Пресвятая Богородица, отверзи Свои врата и приими мя. Пресвятая Богородица, отвори дверь Своей милости и возьми меня к Себе».

Я часто проходил мимо тюрьмы. Там была часовенка Святого Елевферия, где мы оставляли милостыню для заключенных. Проходя мимо нее, я оставлял там, что у меня было, и просил Святого Елевферия освободить меня, дабы я мог уйти. [6] Мне было стыдно сказать об этом своему духовнику, поэтому я ему написал. Он немного огорчился, но со временем успокоился и смирился с этим: «Ступай, дитя мое, я тебе не препятствую».

Прежде чем отправиться на Святую Гору, я познакомился с одним монахом, который предложил мне подвизаться вместе с ним. Я согласился и решил перебраться к нему, но Бог воспрепятствовал этому. Он просветил мою мать и духовника. Каждый из них сказал мне: