Малыш Николя в школе - Рене Госинни

Я вообще обалдел, мне очень захотелось, чтобы Мари-Эдвиж увидела, какой я загорелый, но я ничего не сказал папе, ведь папа предупредил, что если я ещё раз заговорю с ним о загаре, то пожалею об этом.

Было солнце, и я пошёл в сад, но время от времени бегал в ванную, чтобы посмотреться в зеркало, но коричневее не становился и подумал, что надо ещё разок попробовать, а если я так и останусь белым, то всё скажу папе.

И только я вышел в сад, как перед домом остановилась машина месье Куртеплака, а на крыше у неё была куча багажа.

Потом из машины вышла Мари-Эдвиж, и когда она увидела меня, то помахала рукой.

И я стал красный как рак.

«Непобедимые»

У нас будет своя банда! Это Жоффруа придумал. Он нам сказал на переменке, что прочитал книгу, в которой друзья собрали банду, а потом стали делать такие классные штуки: защищали людей от злодеев, помогали бедным, хватали бандитов – в общем, веселились вовсю.

– Банду назовём «Непобедимые», как в книге. Соберёмся после школы на пустыре, – сказал Жоффруа, – пароль будет: «Неукротимая смелость!»

Когда я пришёл на пустырь, Жоффруа, Руфюс, Эд, Альцест и Жоаким уже были там. Я немного задержался в классе из-за учительницы, которая сказала, что у меня ошибка в задании по арифметике и мне надо сказать папе, чтобы он был внимательнее.

– Пароль? – спросил Альцест, суя мне в нос куски круассана (Альцест всё время ест).

– «Неукротимая смелость!» – ответил я.

– Проходи, – сказал он.

Пустырь – отличное место. Мы там часто играем – трава, кошки, пустые консервные банки, шины, старый автомобиль, хоть он и без колёс, зато в нём классно играть: вр-рум! вр-рум!

– Будем собираться в машине, – сказал Жоффруа.

Он меня насмешил, этот Жоффруа, – достал из своего портфеля маску, которую нацепил на глаза, чёрный плащ с буквой «Z» на спине и шляпу. У него папа очень богатый и всегда покупает ему игрушки и всё для переодевания.

– Ты прямо как клоун, – сказал я Жоффруа, и он обиделся.

– Это тайная банда, – сказал Жоффруа, – а раз я главарь, никто не должен видеть моего лица.

– Главарь? – спросил Эд. – Ты шутишь? С чего это ты главарь – разве потому, что в этой шляпе похож на гриб?

– Нет, месье, – сказал Жоффруа, – потому что это я придумал банду, вот почему!

Потом пришёл Клотер. Клотер всегда из школы уходит последним. Он учится хуже всех в классе, поэтому учительница вечно оставляет его после уроков и заставляет писать строчки.

– Пароль? – спросил Альцест.

– «Какая-то смелость», – ответил Клотер.

– Нет, – сказал Жоффруа. – Прохода нет. Это неправильный пароль.

– Что-что? – сказал Клотер. – А ну пропусти меня, толстяк!

– Ну нет, – сказал Руфюс. – Пройдёшь, когда назовёшь пароль, кроме шуток. Альцест, следи за ним!

– А я, – сказал Эд, – предлагаю выбрать главаря: аты-баты, шли солдаты…

– Ни за что! – сказал Жоффруа. – В книге главарём был самый храбрый и ловкий. Главарь – это я!

Тут Эд дал ему кулаком в нос! Эд такого не любит. Жоффруа сел на землю, схватился руками за нос, а маска съехала.

– Ах так, – сказал Жоффруа, – тогда ты не будешь в банде!

– Подумаешь! – сказал Эд. – Пойду домой и буду играть в свой электрический поезд!

И он ушёл.

– «Жуткая смелость»? – сказал Клотер, и Альцест ответил, что нет, это снова неправильный пароль и проходить нельзя.

– Ладно, – сказал Жоффруа. – Надо придумать, что нам делать. В книге «Непобедимые» полетели на самолёте, чтобы найти в Америке дядю одного маленького сироты, у которого злодеи украли наследство.

– Я не могу улететь на самолёте в Америку, – сказал Жоаким. – Меня мама и на улицу-то одного не так давно пускает.

– Нам в банде тру́сы не нужны! – закричал Жоффруа.

Тогда Жоаким – вы бы его видели! – сказал, что он сильнее всяких там, что он храбрее всех и что раз так, то он уходит, но мы об этом пожалеем! И ушёл.

– «Здоровая смелость»? – спросил Клотер.

– Нет! – ответил Альцест, жуя шоколадную булочку.

– Все в машину! – сказал Жоффруа. – Будем обсуждать наши секретные планы.

Я был только рад, мне нравится сидеть в машине, хотя и больно от пружин, которые торчат из кресла, как у нас из дивана в гостиной, только он сейчас на чердаке, потому что мама сказала, что это позор, и папа купил новый.

– В машину так в машину, – сказал Руфюс, – только за руль сяду я и буду вести.

– Нет, это место главаря, – ответил Жоффруа.

– Я такой же главарь, как и ты, – сказал Руфюс, – и Николя прав: ты в этом наряде похож на клоуна!..

– Ты просто завидуешь, вот и всё, – сказал Жоффруа.

– Ну и ладно! Раз так, – сказал Руфюс, – у меня будет своя тайная банда, и это мы полетим в Америку помогать сироте.

– Нет! – закричал Жоффруа. – Это наш сирота, а не ваш! Если хотите, ищите своего сироту! Кроме шуток!

– Это мы посмотрим! – сказал Руфюс и ушёл.

– Неукротимая! – крикнул Клотер. – Точно, неукротимая!

– Постой, – сказал Альцест. – Не шевелись. – И он повернулся к нам: – Так какой у нас пароль-то?

– Что?! – закричал Жоффруа. – Ты забыл наш пароль?!

– Да нет, что ты, – сказал Альцест, – просто этот дурак Клотер всё время говорит разные слова, и я запутался…

Жоффруа разозлился:

– Ну и прекрасная же у нас банда «Непобедимых», – сказал он. – Какие вы «Непобедимые»? Вы «Неспособные»!

– На что неспособные? – спросил Альцест.

Клотер всё-таки подошёл.

– Так мне можно пройти? – спросил он.

Жоффруа бросил на землю свою шляпу.

– Нет, нельзя! Ты не сказал пароль! У тайной банды должен быть пароль, как в книге! А кто не знает пароля, тот шпион!..

– Ты что! – закричал Альцест. – Думаешь, я тут всё время буду стоять и слушать ерунду, которую несёт Клотер? И вообще, у меня вся еда закончилась, мне надо домой, а то я и к ужину опоздаю.

И Альцест ушёл.

– С меня хватит!.. Раз так, вам всем нельзя проходить! – закричал Жоффруа, плача под своей маской. – Вы не умеете играть, совсем! Я один… Это будет только моя банда «Непобедимых»! А с вами я больше не разговариваю!

Мы с Клотером остались вдвоём. Я ему сказал пароль; теперь он не был шпионом, и мы стали играть в шары.

Жоффруа это классно придумал – сделать банду. Я выиграл три шара!

Столовая

В школе есть столовая и есть такие, которые в ней едят, – их называют полупансионерами. Я и другие ребята – мы всегда ходим есть домой; из наших только Эд остаётся в школе на обед, потому что живёт довольно далеко.

Вот почему я очень удивился и совсем не обрадовался, когда папа и мама сказали, что завтра днём я буду есть в школе.

– Нам с папой надо кое-куда съездить, – сказала мама, – и нас не будет почти весь день. Вот мы и подумали, мой дорогой, что ты можешь разок пообедать в школе.

Я стал плакать и кричать, что не буду есть в школе, что это ужасно, что мне наверняка будет очень плохо, что я не хочу весь день торчать в школе, что если меня заставят, то я заболею, уйду из дома, умру и все будут страшно обо мне жалеть.

– Ну вот что, дружище, – сказал папа, – будь благоразумным. Это всего на один раз. Надо же тебе где-то поесть, а мы не можем взять тебя с собой. И потом, то, что тебе дадут, будет очень вкусным, уж поверь.

Я заплакал ещё сильнее и сказал, что мне говорили о школьной еде, будто в ней полно жира, и что тех, кто не ест этот жир, бьют, и что я лучше вообще не буду есть, чем останусь в школе. Папа почесал голову и посмотрел на маму.

– Что будем делать? – спросил он.

– А что мы можем сделать? – сказала мама. – Мы уже предупредили школу, а Николя достаточно большой, чтобы вести себя разумно. Да и вообще, не будет ему там плохо; заодно научится ценить то, что у него есть дома. Ну же, Николя, будь умницей, обними маму и не плачь.

Я ещё немного подулся, но понял, что это не поможет. Тогда я обнял маму, потом папу, и они пообещали привезти мне кучу игрушек. Они оба были очень довольны.

Когда утром я шёл в школу, у меня в горле стоял огромный ком и очень хотелось плакать.

– Я сегодня останусь обедать в столовой, – заявил я друзьям, а они стали спрашивать, в чём дело.

– Классно! – сказал Эд. – Постараемся сесть за одним столом.

Но тут я разревелся, и Альцест дал мне кусок своего круассана, а я от удивления перестал плакать, потому что в жизни ещё не видел, чтобы Альцест давал кому-нибудь хоть крошку от своей еды. А потом всё утро я уже и не думал о слезах – мы здорово веселились.

В полдень, когда все ребята пошли по домам обедать, у меня снова в горле встал ком. Я прислонился к стене и не захотел играть в шары с Эдом. Тут пробили часы, и мы построились рядами. Это было чудно́, потому что на обед строятся не так, как на уроки, – все классы вперемешку, и ты встаёшь с типами, которых почти не знаешь. Хорошо ещё, Эд встал сразу за мной. Вдруг тот тип, что стоял впереди, обернулся ко мне и сказал: