Баллада о Куликовской битве - Орис Орис

class="p1">И поэтому он должен

выиграть сраженье!

И поэтому не может

он не победить!

«Боже правый, дай Мамаю

завтра пораженье,

Чтоб не смог он ни другим,

ни Руси вредить!..»

…Те, кто реку перешли,

не расходились сразу,

А на правом берегу,

прямо у реки,

Сливались, в соответствии

с коломенским приказом,

В отдельные — пехотные

и конные — полки.

Когда через Гусиный Брод

переправлялись лучники,

Тяжёлые копейщики

верхом на лошадях,

На них наткнулись невзначай

мамайские лазутчики,

Но были биты и едва

укрылись на холмах.

…Всё войско переправилось

поближе к полуночи,

Пехота вся — копейщики

и лучники-стрелки,

За ними — арбалетчики,

а также люд весь прочий…

И чтобы враг не смог напасть

со стороны реки,

Тотчас же все мосты сожгли.

И, для успокоения,

Оставили отряд стрелков –

за речкой присмотреть,

А коль чего, — предотвратить

в наш тыл проникновение,

И знак подать, чтоб на подмогу

смог резерв поспеть…

Вот здесь, где воды из Непрядвы

влиться в Дон готовы,

Есть поле между речками

Нижний Дубяк и Смолка.

За то, что много куликов,

названье — «Куликово»!

Не знамо, сколько птичьих стай

живут в траве высокой!

Но князь Димитрий так смекнул:

коль сила у Мамая

Вся в коннице заключена,

то будет наипаче

Ту силу между рек зажать,

простора не давая,

Дабы скакали скакуны

подобно старым клячам…

Чуть более одной версты –

в длину, да в междуречье

Всего лишь только полверсты…

Да ямы и овраги…

О том, чтоб коннице гульнуть,

не может быть и речи!..

Дружинникам же удалым

не занимать отваги!

Чуть от Непрядвы отойдя,

на поле, меж холмами,

Князь Дмитрий в самом центре свой,

«Большой», поставил полк,

А оба фланга укрепил

ещё двумя полками –

Копейщиков и лучников –

чтоб совершить наскок.

Встречать же конницу врага,

подняв её на копья,

Прикрывшись мощными щитами,

будет пеший люд.

«Сторожевой» же полк пред ними,

вбивши в землю колья,

Взяв копья и рогатины,

к резерву отойдут.

«Засадный» полк, в лесу скрываясь,

будет самым мощным,

Ведь в этот полк отборнейшая

конница войдёт!

И если вдруг понадобится

помощь войску срочно,

То эта конница внезапно

с тыла нападёт!

Да, и ещё большой резерв

был у реки построен -

На всякий случай, если вдруг

какой-то фланг прорвут…

Но в этом случае сам князь

был за свой тыл спокоен:

Ведь всадники резерва вмиг

атаку отобьют!..

…Уж ночь прошла.

Рассвет настал…

Но Мамая нет и нет…

От дозорных, что вокруг, -

также никаких вестей…

Пешие устали ждать…

Князь меж тем созвал совет:

Как и победу одержать,

и многих избежать смертей…

Поближе к десяти часам,

князь, белу лошадь оседлав,

Поехал по своим полкам,

чтоб боевой повысить дух.

Увидеть войско всё желая,

он проезжал по всем рядам,

И громко-громко говорил,

чтоб слышали его вокруг:

«Не мы в том, други, виноваты,

что собрались на этом поле,

И не на наши Души ляжет

в бою сем за убийства грех!

Но токмо знамо, что нельзя нам

прислуживать ордынцам боле!

Отсюда будем гнать Мамая!

И да пошлёт нам Бог успех!

Отныне все, кто пожелают

на нашу Русь пойти с войною,

Свою погибель здесь познают,

а те, кто выживут — позор!

Пусть недруги не забывают:

мы — не рабы и не изгои,

Никто нас силой не погубит

и не возьмёт нас на измор!

Так не дадим врагу пощады!

Покажем всем, чего мы стоим!

Пусть смерть постигнет супостатов,

что нас хотят поработить!

Пускай же каждый русский воин

в бою становится героем!

Когда народ весь из героев,

такой народ не победить!»

Князь проезжал промеж рядов,

в дружине веру укрепляя,

В то, что никто не победит

тех, кто за Русь сто раз готов

Отдать бесстрашно свою жизнь,

её отважно защищая

И здесь на поле — от Мамая,

и от любых её врагов!

Он говорил и говорил,

меняя лошадей уставших –

И о сожжённых деревнях,

о детях, угнанных в полон,

И о разрушенных церквях,

о Душах всех, невинно павших,

И в жизнях радости не знавших,

а только слёзы, боль и стон…

И, разрумянившись, рассвет

вновь в новый день преображался…

Проснувшись, в поле кулики

войскам дарили песнь свою

Тем, у кого животный страх

в гнев справедливый очищался,

Чтобы помочь им победить

в смертельном, праведном бою…

И этот гнев к врагу в их генах

в то качество стал превращаться,

Которое в Святой Руси

все «русским духом» стали звать,

Что в сотнях русских поколений,

стал в Честь и Доблесть воплощаться,

Нас побуждая за Отчизну

всегда с Любовью Жизнь отдать!..

Лишь в полдень к князю прискакали

дозорные, дабы сказать,

Что за холмом Мамая рать

всё поле битвы заполняет,

Что нет ни края, ни конца им,

и невозможно сосчитать

Ордынцев конницу, что к ним

по всему полю наступает…

И видит князь, что недалече,

чуть боле, чем в полуверсте,

Идут, как волны по воде,

заполонив всё междуречье,

Сто тысяч всадников — как нечисть

по Золотой идёт Орде…

И кажется: они — везде!..

Как тараканы подле печи!..

Когда волна та подоспела

и стала в боевом порядке,

К средине поля князь направил,

как подобает, удальца,

Который должен в поединке,

в смертельной рукопашной схватке

Своей победой показать

благоволение Творца.

На этот счёт у нас был ратник,

монах известный Александр

(А до монашеского сана

боярин брянский — Пересвет),

Что был силён, высок, отважен,

имея очень ценный дар:

Враг, пропустив его удар,

вмиг отправлялся на тот свет!

А от Мамая вышел всадник –

непобедимый Челубей,

Внебрачный внук Хубилай-хана,

известный, как Темир-Мурза, -

Монгол и самый сильный ратник,

могучей силою своей

Способный наносить удары,

которых отразить нельзя!

Под ним скакун был самый резвый,

что из породы хуаре -

Известных всем ахалтекинцев,

тех благородных лошадей,

Которых ханы обожали,

и чтоб иметь их при дворе,

За каждого из них давали

по сотне из своих людей…

…Когда меж ними оставалось

не боле четверти версты,

Нагайки впились в лошадей,

их кровью обагряя крупы…

Стрелой помчался Челубей,

с копьём в руке в седле застыв,

Глаза от солнца прикрывая,

до крови закусивши губы…

Стегнув любимого Рубина,

поцеловав нательный крест,

Ему навстречу — Пересвет

тотчас помчал без промедленья,

Согнувши что есть мочи спину,

с копьём своим наперевес,

В кольчугу только