Баллада о Куликовской битве - Орис Орис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
выиграть сраженье!
И поэтому не может
он не победить!
«Боже правый, дай Мамаю
завтра пораженье,
Чтоб не смог он ни другим,
ни Руси вредить!..»
…Те, кто реку перешли,
не расходились сразу,
А на правом берегу,
прямо у реки,
Сливались, в соответствии
с коломенским приказом,
В отдельные — пехотные
и конные — полки.
Когда через Гусиный Брод
переправлялись лучники,
Тяжёлые копейщики
верхом на лошадях,
На них наткнулись невзначай
мамайские лазутчики,
Но были биты и едва
укрылись на холмах.
…Всё войско переправилось
поближе к полуночи,
Пехота вся — копейщики
и лучники-стрелки,
За ними — арбалетчики,
а также люд весь прочий…
И чтобы враг не смог напасть
со стороны реки,
Тотчас же все мосты сожгли.
И, для успокоения,
Оставили отряд стрелков –
за речкой присмотреть,
А коль чего, — предотвратить
в наш тыл проникновение,
И знак подать, чтоб на подмогу
смог резерв поспеть…
Вот здесь, где воды из Непрядвы
влиться в Дон готовы,
Есть поле между речками
Нижний Дубяк и Смолка.
За то, что много куликов,
названье — «Куликово»!
Не знамо, сколько птичьих стай
живут в траве высокой!
Но князь Димитрий так смекнул:
коль сила у Мамая
Вся в коннице заключена,
то будет наипаче
Ту силу между рек зажать,
простора не давая,
Дабы скакали скакуны
подобно старым клячам…
Чуть более одной версты –
в длину, да в междуречье
Всего лишь только полверсты…
Да ямы и овраги…
О том, чтоб коннице гульнуть,
не может быть и речи!..
Дружинникам же удалым
не занимать отваги!
Чуть от Непрядвы отойдя,
на поле, меж холмами,
Князь Дмитрий в самом центре свой,
«Большой», поставил полк,
А оба фланга укрепил
ещё двумя полками –
Копейщиков и лучников –
чтоб совершить наскок.
Встречать же конницу врага,
подняв её на копья,
Прикрывшись мощными щитами,
будет пеший люд.
«Сторожевой» же полк пред ними,
вбивши в землю колья,
Взяв копья и рогатины,
к резерву отойдут.
«Засадный» полк, в лесу скрываясь,
будет самым мощным,
Ведь в этот полк отборнейшая
конница войдёт!
И если вдруг понадобится
помощь войску срочно,
То эта конница внезапно
с тыла нападёт!
Да, и ещё большой резерв
был у реки построен -
На всякий случай, если вдруг
какой-то фланг прорвут…
Но в этом случае сам князь
был за свой тыл спокоен:
Ведь всадники резерва вмиг
атаку отобьют!..
…Уж ночь прошла.
Рассвет настал…
Но Мамая нет и нет…
От дозорных, что вокруг, -
также никаких вестей…
Пешие устали ждать…
Князь меж тем созвал совет:
Как и победу одержать,
и многих избежать смертей…
Поближе к десяти часам,
князь, белу лошадь оседлав,
Поехал по своим полкам,
чтоб боевой повысить дух.
Увидеть войско всё желая,
он проезжал по всем рядам,
И громко-громко говорил,
чтоб слышали его вокруг:
«Не мы в том, други, виноваты,
что собрались на этом поле,
И не на наши Души ляжет
в бою сем за убийства грех!
Но токмо знамо, что нельзя нам
прислуживать ордынцам боле!
Отсюда будем гнать Мамая!
И да пошлёт нам Бог успех!
Отныне все, кто пожелают
на нашу Русь пойти с войною,
Свою погибель здесь познают,
а те, кто выживут — позор!
Пусть недруги не забывают:
мы — не рабы и не изгои,
Никто нас силой не погубит
и не возьмёт нас на измор!
Так не дадим врагу пощады!
Покажем всем, чего мы стоим!
Пусть смерть постигнет супостатов,
что нас хотят поработить!
Пускай же каждый русский воин
в бою становится героем!
Когда народ весь из героев,
такой народ не победить!»
Князь проезжал промеж рядов,
в дружине веру укрепляя,
В то, что никто не победит
тех, кто за Русь сто раз готов
Отдать бесстрашно свою жизнь,
её отважно защищая
И здесь на поле — от Мамая,
и от любых её врагов!
Он говорил и говорил,
меняя лошадей уставших –
И о сожжённых деревнях,
о детях, угнанных в полон,
И о разрушенных церквях,
о Душах всех, невинно павших,
И в жизнях радости не знавших,
а только слёзы, боль и стон…
И, разрумянившись, рассвет
вновь в новый день преображался…
Проснувшись, в поле кулики
войскам дарили песнь свою
Тем, у кого животный страх
в гнев справедливый очищался,
Чтобы помочь им победить
в смертельном, праведном бою…
И этот гнев к врагу в их генах
в то качество стал превращаться,
Которое в Святой Руси
все «русским духом» стали звать,
Что в сотнях русских поколений,
стал в Честь и Доблесть воплощаться,
Нас побуждая за Отчизну
всегда с Любовью Жизнь отдать!..
Лишь в полдень к князю прискакали
дозорные, дабы сказать,
Что за холмом Мамая рать
всё поле битвы заполняет,
Что нет ни края, ни конца им,
и невозможно сосчитать
Ордынцев конницу, что к ним
по всему полю наступает…
И видит князь, что недалече,
чуть боле, чем в полуверсте,
Идут, как волны по воде,
заполонив всё междуречье,
Сто тысяч всадников — как нечисть
по Золотой идёт Орде…
И кажется: они — везде!..
Как тараканы подле печи!..
Когда волна та подоспела
и стала в боевом порядке,
К средине поля князь направил,
как подобает, удальца,
Который должен в поединке,
в смертельной рукопашной схватке
Своей победой показать
благоволение Творца.
На этот счёт у нас был ратник,
монах известный Александр
(А до монашеского сана
боярин брянский — Пересвет),
Что был силён, высок, отважен,
имея очень ценный дар:
Враг, пропустив его удар,
вмиг отправлялся на тот свет!
А от Мамая вышел всадник –
непобедимый Челубей,
Внебрачный внук Хубилай-хана,
известный, как Темир-Мурза, -
Монгол и самый сильный ратник,
могучей силою своей
Способный наносить удары,
которых отразить нельзя!
Под ним скакун был самый резвый,
что из породы хуаре -
Известных всем ахалтекинцев,
тех благородных лошадей,
Которых ханы обожали,
и чтоб иметь их при дворе,
За каждого из них давали
по сотне из своих людей…
…Когда меж ними оставалось
не боле четверти версты,
Нагайки впились в лошадей,
их кровью обагряя крупы…
Стрелой помчался Челубей,
с копьём в руке в седле застыв,
Глаза от солнца прикрывая,
до крови закусивши губы…
Стегнув любимого Рубина,
поцеловав нательный крест,
Ему навстречу — Пересвет
тотчас помчал без промедленья,
Согнувши что есть мочи спину,
с копьём своим наперевес,
В кольчугу только
