Близнецы по несчастью - Ольга Баскова

– Разумно, – я постарался ответить как можно спокойнее. – Есть, правда, одно «но»: Зорина в длительной командировке. Заняться вами попросили меня.

Прохоренко, похоже, не возражал.

– Хорошо.

– Думаю, нам необходимо встретиться, – я боялся, что он откажет. – Когда мне подъехать?

– Такие дела не откладывают, – назидательно заметил Григорий Иванович. – Я начинаю ждать вас с этой секунды.

Я удовлетворенно кивнул:

– Бегу.

Схватив со стола папку из натуральной кожи – подарок якутских коллег ко дню рождения, – я помчался как ветер, чуть не сбив на лестничной клетке Катю Зорину.

– Сумасшедший, – пошатнувшись, она отступила к стене, – куда несешься?

Вот тогда-то мне и следовало все ей рассказать. На журналистских расследованиях Катерина съела собаку, и вдвоем мы бы составили сильный тандем. Однако я не желал ни с кем делиться. Дама уже купалась в славе, в отличие от меня.

– Дела, дорогая, – шепнул ей я, остановившись на секунду, – потом расскажу.

– Ну зайди как-нибудь.

Плавной походкой королевы она продолжила путь. Я же, примчавшись на остановку, с трудом втиснулся в подошедший автобус. Дом автора письма был чертовски далеко. Два автобуса, трамвай и троллейбус – и все приходилось штурмовать. Впрочем, меня это разозлило, но не испугало. Я давно понял: в жизни ничего не преподносится на блюде с голубой каемочкой.

К одиннадцати часам, проклиная всех и вся, я добрался до многоэтажки, стоявшей как столб посреди пустыря. Данный строительный проект просто поражал полным отсутствием логики. Мрачные своды коридоров, переплетенных в причудливом лабиринте, наверняка хранили преступные истории. Квартиры здесь стоили очень дешево. Жить в таком доме я бы не рекомендовал никому, особенно женщинам. Представив, как девушки, сутулясь, шаг за шагом преодолевают метры темноты, я вытер холодный пот. Тем не менее, постаравшись переключиться на будущую работу, я поднялся на второй этаж и позвонил в квартиру номер восемь. За дверью послышались торопливые шаги.

– Иду, иду!

Высокий худой старик возник на пороге через секунду:

– Вы журналист? Заходите.

Я представился. Он протянул мне морщинистую коричневую руку с узловатыми пальцами.

– Очень приятно. Тронут, что моим письмом так быстро заинтересовались.

Обняв меня за плечи, Прохоренко подтолкнул в гостиную с круглым столом и небольшим диваном.

– Присаживайтесь, где вам удобно. Может быть, чайку?

Мысль о горячем вызывала тошноту.

– Спасибо, нет, – выдавил я, – а чего-нибудь холодненького не найдется?

Юркнув на кухню, Григорий Иванович через минуту вернулся с бутылкой минеральной и высоким стаканом.

– Пейте, пожалуйста.

– Спасибо.

Водичка была такой холодной, что стакан моментально запотел. Я жадно начал пить. Старик с улыбкой смотрел на меня, вероятно, оценивая, справлюсь ли я с поставленной задачей.

– Вы больше ничего не хотите добавить к написанному? – я отставил бутылку. Лицо ветерана омрачилось.

– Не знаю даже, как сказать, – жилистой рукой он коснулся лба. – Но, пожалуй, кое о чем надо поведать. Когда я отправился к Володьке и Славе… Должен отметить: с Владимиром мы дружили еще со школы. Он открыл мне дверь, всем своим видом демонстрируя желание поскорее избавиться от непрошеного гостя. Знаете, меня поразил его взгляд, взгляд затравленного кролика. Не поздоровавшись, бывший приятель спросил:

«Что тебе нужно?»

Я оторопел и несколько секунд не мог вымолвить ни слова. Потом, придя в себя, принялся объяснять, что хочу реабилитироваться, рассчитываю на его помощь. Он замахал руками.

«Пусть все останется на твоей совести».

Признаться, я не узнавал старого друга. Его лицо побелело от ужаса. Такого не случалось и в войну, когда смерть подступала совсем близко.

«Григорий, прошу тебя, уйди, – еле выдавил он. – И забудь ко мне дорогу».

Я вздохнул:

«Значит, мы больше не друзья?»

Он силой выпроводил меня за дверь.

«Понимай, как считаешь нужным».

То же самое постигло меня и с Татьяной. Слава гостил в Симферополе у родственников, и я в принципе собирался и к нему, но после разговора с бывшей одноклассницей и соратницей схватило сердце. Я понял: третьего подобного свидания просто не переживу.

– И вы не попытались больше встретиться с ними и выяснить, чем вызвано такое отношение к вам? – спросил я.

– Естественно, я звонил им, – раздраженно заметил старик. – Но они не хотят со мной общаться.

– Позвоните еще раз, – посоветовал я, – предупредите, что расследованием займется независимый журналист. Может быть, узнав, что вы решили до конца защищать свое доброе имя, ваши товарищи осознают свою неправоту?

Он кивнул:

– Попробовать стоит.

Я настаивал:

– Позвоните при мне.

Старик покорно снял трубку, и через две минуты послышался его взволнованный голос:

– Это я, Владимир. Нет, будь добр, выслушай. Скоро к тебе приедет журналист приреченской газеты. Он поможет восстановить справедливость. Что? – Григорий Иванович беспомощно развел руками. – Повесил трубку. Сказал: когда восстановят, тогда и поговорим.

Меня это не смутило.

– Звоните Татьяне.

С ней повезло больше. Выслушав своего одноклассника, женщина заметила:

– Буду рада. Честно. Пусть приходит.

Я снова налил воды в стакан:

– Скажите, у вас никогда не возникала мысль, кто в действительности мог выдать вашу подпольную группу?

Прохоренко пожал плечами:

– В том-то и дело, что нет. Мы все проверены сотнями заданий.

– А с чего мне начать поиски Светланы?

Григорий Иванович с тоской посмотрел в окно:

– Не представляю, куда она делась и почему не пыталась встретиться с нами.

– Но она же не иголка в стогу сена! Зная имя, отчество, фамилию, хотя бы девичью, и год рождения, найти человека не так уж сложно. Постараюсь вам помочь.

Старческие фиолетовые губы задрожали, по морщинистым щекам покатились слезы. Я быстро отвернулся. Мне претит мысль общаться со стариками. Любому известно: пожилые люди страшно разговорчивы и чувствительны, да только в самый неподходящий момент забывают о том, что собеседнику от них нужно. Я уже предвкушал подобные беседы с бывшими друзьями Прохоренко, но выхода не было.

«Передай это дело Зориной, и она быстро его раскрутит, – мысленно подбадривал я себя. – А тебе останутся жалобы на дорогие коммунальные услуги. Правильно говорится, кесарю – кесарево». Встав, я протянул Григорию Ивановичу визитку:

– Здесь все мои телефоны.

Он без эмоций отправил ее в широкий карман старых спортивных штанов.

– Когда вы планируете выехать в Крым?

Я замялся:

– Если наш главный не против, то завтра утром.

Его сморщенное лицо просияло:

– Вы уже уходите? Я еще не показал вам фотографии.

Я решил: это излишне. Его дорогие одноклассники наверняка доконают меня старинными альбомами.

– Извините. Мне пора. Нужно решить еще массу вопросов!

– Понимаю.

К его чести, старик не стал меня удерживать. Желание как можно скорее восстановить справедливость пересиливало остальные. Положив на мое плечо худую руку, он прошептал:

– Передайте им, что я люблю их и ни на что не обижаюсь.

На этой горестной ноте мы распрощались.

Глава 2

Анатолий Николаевич Пенкин, наш главный редактор, выслушав меня, улыбнулся одними уголками губ:

– С чего это ты решил взять отпуск за свой счет?

– Очень надо!

Он повертел в длинных пальцах шариковую ручку:

– Понимаю, Никита, надоело копаться в жалобах. Вижу, парень ты молодой, амбициозный. Наверняка есть веская причина. Далеко собрался?

– В Крым.

Редактор потер переносицу:

– Поезжай. Работы у нас сейчас мало.

Я просиял:

– Тогда бегу на вокзал.

– Подожди, – он серьезно посмотрел на меня. – Если учуял хороший материал, не забывай информировать. А если пахнет журналистским расследованием, посоветуйся с Зориной.

Я замотал головой:

– Как бы не так. Чтобы она играла первую скрипку?

Ему это не понравилось.

– Катерина не такая. Кстати, она не ищет сюжеты для своих книг в редакции.

Меня это не успокоило.

– Зато продемонстрировала нам, как стать известной. Обязательно женюсь на оперативнице.

С этими словами я откланялся. Пенкин не стал меня удерживать.

Утром скорый Москва – Симферополь уносил меня в далекий Крым. По мере приближения к солнечному полуострову в вагонах становилось все жарче и жарче. Разгоряченные проводницы носились по тамбуру, предлагая чай. Находились охотники, с удовольствием глотавшие его целыми стаканами. Я не относился к их числу. Забравшись на верхнюю полку, читал газеты и журналы, которые приобрел на вокзале. Толстая соседка средних лет, сначала попытавшаяся разговорить меня, вскоре поняла бесплодность своих попыток и обиженно умолкла. Мне только этого и надо было. Я знал по опыту: таким дамочкам только дай волю – и они будут трещать всю дорогу, не приходя в сознание, о детях, о родителях и даже о домашних животных, которых не выносит кто-то, живущий в одном с ней подъезде. Мне же хотелось остаться наедине с собой.