Соловушка - Мира Айрон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чувствовалось, что ей самой ну очень хочется рассказать, а страшновато.
— Отцу-то не говори! Особенно, что я рассказала! Пообещай!
— Обещаю, — сердце Миланы сжалось от страха. Неужели правда есть какая-то тайна? В какой-то момент ей остро захотелось вскочить и бежать без оглядки по улице, и никогда не видеть и не слышать тётю Фаю, но она сидела, словно прилипла к деревянному коричневому табурету.
— Только кажется, что мир огромный, а он очень тесный. И вот моя покойная двоюродная сестра жила в селе…… области, — и тётя Фая назвала большое село в соседней области. — Как-то лет десять назад или около того, ну в общем, вы тут поселились как раз, в нашей улице, ещё в старом доме, не в этом, который твой отец скоро достроит, приехала она ко мне погостить.
Семья Миланы сейчас жила в достроенной половине дома, вторую же половину отец ещё доводил до ума.
— И вот увидела она тебя, ты играла с ребятами на улице, и побелела вся, затряслась аж. А потом и батю твоего увидела, узнала. Жили вы с отцом раньше в их селе. Только не отец он тебе.
— Как это? Я не верю! — воскликнула Милана.
— Ну не веришь, так домой иди. А хочешь знать, так слушай!
— Слушаю, слушаю! — сердце Миланы билось так, что в голове шумело.
— Детдом там, в том селе, и отец твой там вырос. Потом в армии отслужил и вернулся, устроился водителем в администрацию. А на окраине села жили цыгане, целая улица. И влюбился твой отец в молодую цыганку, вроде, Донку. Она замужняя была, ну по какой-то своей свадьбе там, не через ЗАГС. Только муж был в колонии, срок отбывал. Тоже из них, из цыган. Ездила она к нему на свидания, и забеременела.
А Сергей-то, твой отец, так уж полюбил её, жить без неё не мог, и ведь уговорил он её, уже беременную, с животом, выйти за него замуж, по-настоящему. Выходит, тоже она его полюбила. Ты родилась, и он тебя удочерил сразу, все документы сделал официально. Надо было бежать им сразу, уезжать, а у Донки вся родня там жила, и она их боялась оставить.
А когда тебе год был, тот бывший муж, изувер, вернулся, подкараулил Донку и задушил, и сам рядом вздёрнулся. Как Сергей с ума не сошёл! Сестра говорила, все думали, руки на себя наложит, а он тебя забрал и уехал. И тут уже потом с Верой сошёлся. У Веры дочка была, Дашка, а у него ты. И вот остальные шестеро общие у них. Вот такие дела, внучка! Жизнь — штука жестокая.
— Спасибо, тёть Фая. Я папе не расскажу про тебя, не бойся. Пора мне, — Милана поднялась. Голова кружилась.
— Побледнела ты, внучка! Крепись! Хороший отец у тебя, как родную тебя вырастил.
— Да, — Милана направилась к выходу. — Спасибо. До свидания!
— Денег- то хоть немного дам? Помогла ты мне, внучка!
— Нет, тёть Фая, не надо.
Милана выскочила за ворота в ещё сырые сумерки начала мая и побежала к полям.
Потом передумала, свернула к речке. Она бежала так, что не видела и не слышала ничего вокруг. А в голове стучала только одна мысль: она одна, она сирота, у неё нет никого! Никого по крови: ни родителей, ни братьев, ни сестёр! Есть где-то цыганская далёкая родня, видимо, но она их знать не знает, и они отреклись от её матери, даже не хоронили её, так сказала тётя Фая!
Ей впервые тошно было жить. Была одна мечта — не чувствовать эту боль. Она металась по берегу в поисках большого камня, когда кто-то схватил её за плечи сильными руками. Перед ней стоял отец и тряс её, приводя в чувства.
— Так и знал, что карга старая рано или поздно свой язык распустит! — прорычал он. — На чужой роток не накинешь платок, слухи давно ходят! А ведь их обеих предупреждал тогда, чтобы молчали, когда её родственницу чёрт принёс! Обещали молчать, да видимо, старость себя знать даёт. И знает, что я всё равно ничего ей сделать не смогу за её болтовню.
— Ааааа! — отчаянно воскликнула Милана. — Ты, значит, добродетель мой! Добродетель выискался! Уйди!
— Не добродетель, а отец! — встряхнул он её. — Или я плохим отцом тебе был? Любил тебя меньше, чем других детей?
Он смотрел ей прямо в глаза. Милана начала приходить в себя. А ведь он прав! Он всегда был её папой. Вот мать была холодновата, и понятно теперь, почему! Но не всякая женщина бы вообще взяла на себя ответственность за чужого ребёнка, да ещё с такой историей! А мать взяла. И молчала всегда, словом не попрекнула.
Милана обмякла, разрыдалась, уткнувшись в плечо отца.
— Папа! Ты самый лучший, папочка мой!
— Ну-ну, — он гладил её по голове. — Ради тебя и жив остался. Ты же вылитая Донка, одно лицо. Смотрю на тебя, и легче мне, сердце радуется. Ты такая добрая выросла, красивая, умная, бойкая!
— Расскажешь мне о моей родной маме?
— Расскажу. Очень хочется поговорить о ней, вспомнить, а с кем?
Они вернулись домой, и до утра просидели на кухне, проговорили. Весь дом спал.
— Поклянись мне, что никогда больше так духом не упадёшь, как сегодня, дочка! Не замыслишь такого! Я ведь видел, как ты камень искала! Каждый раз следил, когда ты к тёте Фае ходила, всё боялся, что расскажет, а ведь не запретишь тебе ходить, подрабатывать, дело молодое, своя копеечка в кармане нужна. А у меня с домом-то нет возможности всем карманные деньги обеспечить…
— Ну и что? Всё и так хорошо! Зато дом свой. Клянусь, папочка, никогда я духом не упаду! Зря что ли бог меня в твои руки отдал? А на тётю Фаю не сердись, не она начала, я сама попросила, мне девчонки сказали.
Отец тяжело вздохнул и опять прижал её голову к своему плечу.
Глава вторая
Спустя 10 лет
Опять был май, на этот раз уже цветущий, благоухающий, прекрасный.
Милана сидела в гостиной, стиснув в руке носовой платок. Где-то рядом, за стенкой, уходил её отец. Он говорил со всеми по очереди, и вот сейчас позвал мать. Её, Милану, так и не звал до сих пор, она одна пока не заходила. И очень переживала, опасалась, что не успеет.
Отец «сгорел» за несколько месяцев, и доктор, которая навещала его на дому в последние недели, сказала как-то, что он
