Моя чокнутая еврейская мама - Кейт Сигел

Когда я росла, то ее манипуляции нагляднее всего можно было представить, поместив нас в сериал «Я люблю Люси». Она была Люси, а мне зачастую приходилось играть роль Этель, ее невольной сообщницы.

Однако отношения матери с дочерью – штука сложная. Как дочь, вы должны с уважением относиться к тому факту, что эта женщина выращивала вас внутри себя целых девять месяцев, чтобы потом выдавить вашу задницу размером с арбуз из маленькой, крайне чувствительной дырочки. Дырочки, в которой побывали предметы разве что величиной с польскую колбаску (ну, может, с сардельку, если дама эта – счастливая обладательница вибратора).

Но если оставить в стороне арбузы и влагалища, в мире не найдется ни одного человека, кто знает, где зарыты эмоциональные мины и как обойти все скрытые ловушки. Например, если маме вдруг вздумается задать мне такой вопрос: «Кейт, а почему ты не носишь эту чудную зеленую юбочку? Она еще жива? Ты в ней смотришься просто отлично!» Звучит вроде бы вполне безобидно. Поэтому, когда я взрываюсь и выдаю: «МАМА, ЗАТКНИСЬ! ТОЛЬКО НЕ НАЧИНАЙ, ХОРОШО?! ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ!» – стороннему наблюдателю это может показаться несколько странным. Причем мама неизменно реагирует на мою вспышку с хорошо разыгранным недоумением: «А что тут такого? Я всего-навсего спросила тебя про юбку, которая тебе нравилась! В чем проблема?»

Проблема(ы):

1. Юбка, о которой идет речь, была куплена в 2003 году и последний раз налезала на меня, когда я училась в десятом классе.

2. Оная юбка никуда не делась! Она преспокойненько висит себе в мамином шкафу, потому что в том случае, если мама не делает большие глаза по поводу моей неадекватной реакции на вопрос о зеленой юбке, она иногда говорит: «Когда-нибудь эта юбка снова станет тебе впору».

Поэтому, когда мама спрашивает: «Кейт, а почему ты не носишь эту чудную зеленую юбочку?» – я слышу: Кейт, ты растолстела. Срочно займись фитнесом, жирная корова, и она это знает. И аналогично, так как, насколько мне известно, мама переживает по поводу своего (огромного) бюста, когда я говорю: «Мама, почему бы тебе не сходить в „Виктория сикрет“? Тебе же нравятся их бюстгальтеры!» – то знаю, что она слышит: ХА-ХА! «Виктория сикрет» не выпускает лифчики на широких лямках, способных удержать эти огромные бидоны для молока!

Если вы достаточно близки со своей мамой, то у вас волей-неволей возникает нечто вроде тайного языка, понятного только вам двоим. Этот язык способен наделить любую самую обычную вещь скрытым смыслом, достаточно взрывоопасным, чтобы вызвать с помощью одного-единственного слова приступ глухой ярости. Например, слова «юбка».

Правда, тайный язык используется не только для скрытых оскорблений. Бросив на маму взгляд через стол, я могу понять, что мы обе пытаемся определить, что представляет собой сидящая рядом пара: это папа с дочкой или богатый папик со своей протеже.

Благодаря этому языку я могу молча дать понять: ГОСПОДИ БОЖЕ МОЙ, что за отвратная еда! И как бы сделать так, чтобы спокойно убраться, не съев ни кусочка и не обидев нашего нового соседа? OЙ НЕТ! МЕНЯ СЕЙЧАС СТОШНИТ! И получить мамин молчаливый ответ: Все нормально, у них есть собака. Следуй моему примеру и скармливай ей все маленькими кусочками под столом. Правда, до этого я вполне могла додуматься и своим умом, поскольку собака, о которой шла речь, была раскормлена до безобразия.

Именно наш тайный язык позволяет нам лаяться из-за дурацкой зеленой юбки, совсем как Мел Гибсон – с раввинами, и в то же время знать, что в трудную минуту мы сможем лечь ради друг друга на рельсы, а если понадобится, даже отказаться от утягивающего белья.

Язык этот, безусловно, свидетельствует о том, насколько мы с мамой близки, поскольку подобного уровня понимания невозможно достичь без взаимной безоговорочной любви. И все же иногда мне хочется ткнуть ее кулаком прямо в яичники.

Это Кейт Элинор Фридман-Сигел, сука

Вот несколько ключевых моментов детальной системы маминых взглядов на мою жизнь:

Карьера: Состоятельный адвокат в сфере индустрии развлечений с дипломом Гарвардской школы права.

Потомство: От двух до четырех внуков, вверенных ее заботам, чтобы развязать мне руки и дать возможность ПОЛУЧИТЬ ВСЕ СРАЗУ! (Она согласна на донора спермы.)

Любовь: Замужем за Марком Цукербергом или, на худой конец, за Опрой Уинфри.

Судя по всему, я, со своими писательскими амбициями, пустой маткой, неспособностью наладить личную жизнь, уж не говоря о том, чтобы выйти замуж за Марка или Опру, стала для мамы нешуточным разочарованием. К счастью, мама понимает, что ее тщательно продуманная фантазия на тему моей идеальной жизни не всегда совпадает с тем, что хочется лично мне или, по крайней мере, является реалистичным с биологической точки зрения. И хотя Опра Уинфри, несомненно, очаровательная женщина, у меня при виде клитора еще ни разу не возникало мысли: Да. Именно об этом я мечтала всю жизнь.

Как и все хорошие родители, мама поддерживает мои начинания. В отличие от большинства родителей, она пойдет на все, за исключением разве что убийства, чтобы помочь мне воплотить свои мечты. Ну а если честно? При определенном стечении обстоятельств можно нарваться на обвинение в особо тяжких преступлениях. Если ты плоть от плоти Ким Фридман, то тебе следует быть уверенной на все сто, что задумка, которой ты с ней поделилась, именно то, о чем ты мечтаешь.

Когда я была подростком, мне хотелось стать поп-звездой. По здравом размышлении, мир звезд не самое подходящее место для человека, который увлекается уроками продвинутого английского и пишет фан-прозу по мотивам сериала «Закон и порядок. Специальный корпус». Так или иначе, я сочинила и записала на компьютере две (реально ужасные) песни в твердом убеждении, что стану второй Бритни Спирс. Текст песни звучал так: «Если я солнце, ты станешь моей луной». Ладно, оставим в стороне стилистику. Думаю, все согласятся, что мое творчество можно было смело назвать новым словом в песенной лирике.

Слава богу, тогда еще не было YouTube, а не то я наверняка выложила бы это позорище в Интернет. Нет, только прикиньте, я вполне могла бы опередить Ребекку Блэк с ее клипом «Пятница»! Хотя моя песня, наверное, получила бы название «Понедельник» в ознаменование конца выходных и моего радостного возбуждения по поводу начала занятий в классе по углубленному изучению истории. (Потому что именно франко-американские отношения в эпоху после Второй мировой войны вдохновили на создание буквально всех шедевров поп-музыки.)

Итак, мои фантазии о том, как стать поп-звездой, на деле оказались опасной иллюзией. И хотя я определенно могла напеть какой-нибудь ерундовый мотивчик из музыкального шоу, я не умела читать по нотам, а танцевала с грацией новорожденного слоненка, пытающегося встать на ноги. Моим коронным номером стал стиль «Спринклер»[1], где все танцевальные па можно было буквально исполнять сидя, но я решительно не могла позволить такой ничтожной помехе, как отсутствие таланта, встать у меня на пути. Впрочем, и моя мама тоже, в связи с чем и родился проект «Поп-звезда»…

И вот после второй недели моей музыкальной карьеры я как-то вечером вернулась домой из школы и обнаружила в гостиной маму, которая чуть ли не плясала от радости.

– Ты не поверишь, что мне удалось сделать!

– Я так понимаю, ты мне скажешь? – Ох уж эти подростки, с их извечной колючестью!

Она ограничилась тем, что выкатила на меня глаза, будучи слишком возбужденной, чтобы по-настоящему разозлиться.

– Я только что говорила по телефону с Аттикусом Кларк-Уильямсом. – Она сделала драматическую паузу, явно ожидая, что я кинусь ее обнимать или зальюсь счастливыми слезами благодарности.

– …Ну хорошо, а кто это такой?

Она всплеснула руками:

– Нет, Кейт, честно говоря, ты меня удивляешь. Собираешься стать музыкантом, а сама ничегошеньки не знаешь об индустрии звукозаписи! Аттикус – лучший из лучших фотограф рок-звезд! – (Неправда.) – Моя подруга Эми утверждает, что он снимал буквально всех! Пола Маккартни, Кристину Агилеру, Брюса Спрингстина! К ТОМУ ЖЕ у него друзья во всех крупных студиях звукозаписи. – (Абсолютная неправда.) – И ты не поверишь. Он согласился сделать твою фотосессию в этот уик-энд, причем за малую долю от своей обычной цены. – (А вот это, как ни печально, оказалось правдой.) – Кейт, это именно то, что надо! Если ему понравится твоя музыка и твоя внешность… он знает абсолютно ВСЕХ! Это твой шанс!

И если бы Аттикус Кларк-Уильямсон (настоящее имя: Джерри Флейшман) действительно оказался профессиональным фотографом, то в его подлинном резюме было бы написано: «Однажды ассистировал „лучшему из лучших фотографу рок-звезд“ для одного фото с Линси Лохан, которая так и не появилась, поскольку была госпитализирована с диагнозом „переутомление“».