Пути-дороги. С чистого листа - Алёна Цветкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я билась, боролась за свою жизнь так же, как тогда под водой. Но сейчас у меня получилось. Свет становился все ближе и ближе. Еще немного… чуть-чуть.. еще одни рывок… и я выплыла....
Боль исчезла, в то же мгновение сменившись приятной прохладой. Мышцы гудели от нечеловеческого напряжения. Я открыла глаза. Огляделась. Я лежала на твердой деревянной лавке в крошечной деревенской избушке. Большая беленая печь занимала половину жилой комнаты. По потолку все было завешано пучками трав, связками каких-то сушеных плодов причудливой формы… как будто бы избушка бабя Яги…
Мерно стучали капли в умывальнике, рядом с которым висело белое вышитое полотенце, пахло свежим хлебом и молоком… тепло, уютно. Но в доме никого не было.
Я осторожно попыталась сесть, выпутываясь из полотна, в которое меня завернула на дороге та женщина. Голова слегка кружилась… опустила босые ноги, и коснулась кончиками пальцев прохладных половиц из некрашенного дерева.
Внезапно дверь заскрипела, и в комнату вошла незнакомая старуха, старая, лет девяносто не меньше, она держала в руках ощипанную курицу. Я испуганно смотрела на нее, не зная что делать.
– Пришла в себя? – улыбнулась она беззубым ртом, – вот и славно. Ох, уж и глубоко тебя унесло. Думала, уже все, сгинет в безмирье бабка Ага вместе с тобой… а тебя как звать-то?
– Меня? – хриплый из-за сорванных связок голос звучал страшно и незнакомо. Я запнулась, и прошептала, чтобы не напрягать горло, – меня зовут… меня зовут…
Страх тонкой струйкой пробежал по позвоночнику вверх, удавкой обхватывая шею… Я металась в своей голове, пытаясь найти хоть что-то из своего прошлого. Хотя бы имя. Но его не было. Как будто бы меня просто не существовало. Я отматывала события назад и понимала, что все заканчивается в тот самый миг, когда я тонула. А дальше… дальше ничего. Пустота…
– Я, – прошептала я, – не помню… Я не помню, как меня зовут… я ничего не помню!
Бабка понимающе кивнула и улыбнулась:
– Ну, и ничего, вспомнишь еще… Из Выселок ты, деревенька, тут недалече, за рекой. Небольшая, но люди не бедствуют. Хорошо живут. Дружно. Своих в беде не бросают. Лет пятнадцать назад когда взрослые все на покосе были, набрели на вашу деревеньку султановы таланги-охотники, да тебя и двух сестер твоих свели. Неизвестно куда их судьба раскидала. Никто не вернулся…
– Как меня зовут? И как я попала сюда? – эти два вопроса казались мне самыми важными.
– Лолаги тебя звать, из твоих-то один дед и остался. В тот год, когда свели вас, мать с горя руки на себя наложила. Отец на поиски ушел, да сгинул. Бабка в позапрошлом годе померла. А дед плох совсем. Уже сколько лет лежит, не встает.
Бабка Ага, плюхнув курицу на стол, ловко потрошила тушку, выворачивая окровавленные внутренности. В избу неслышно проскользнул угольно-черный кот, без единого пятнышка на шкурке, и, легко запрыгнув на печь, следил оттуда за бабкой. Или скорее за курицей.
– Лолаги, – повторила я свое имя. Но оно царапало язык, как будто бы было чужим, – мне кажется, меня зовут по-другому.
Бабка искоса бросила на меня взгляд и продолжила ковыряться во внутренностях бедной птицы.
– Ты, Лолаги, в гарем к султану попала. Наложницей. Мож тебя там иначе звали… Помнишь?
Я помотала головой. Не помню. Ничего. Совсем… только воду, и как я барахтаюсь, пытаясь выплыть… Это я и сообщила бабке.
– Мож утопили тебя… не угодила, видать, султану.
– А почему я тогда здесь? Я же утонула…
– Ну, дак, – крякнула бабка, окуная выпотрошенную курицу в чашу с водой, чтобы смыть кровь, – магия, видать, в тебе проснулась. Вот тебя домой, во Флодолию, и выбросило… да сил маленько не хватило, чуть не пропала в безмирье-то… насилу тебя вытянула… там, видать, ты свою память и оставила. Бывает.
– Спасибо, – искренне поблагодарила я бабку. Завернулась в полотно, которым меня укрыла сердобольная женщина-соседка и замерла, пытаясь переварить то, что узнала о себе. И как-то все у меня не складывалось… не сходилось… вроде как не про меня все рассказано…
– Ты, Лолаги, запомни, что я тебе рассказала, – бабка, перестав улыбаться, пристально взглянула на меня, – а все другое, даже ежели память вернется, забудь. Нельзя тебе другое помнить, коли жить спокойно хочешь… и что я тебе сейчас сказала забудь. Поняла?
– Поняла, – кивнула я, чувствуя холодок в глубине души. Бабка знает намного больше,чем говорит. И если она говорит, что нужно молчать… ну, значит буду… пока не разберусь что здесь к чему, – меня зовут Лолаги и я была наложницей в гареме у султана.
– Вот и славно, – улыбнулась бабка, – я же говорила, что вспомнишь все потихоньку. А про то, что в гареме было никому не говори, не пристало о таком рассказывать…
– Хорошо, – понимающе кивнула я. Жирный намек. Не дура. – Спасибо, бабка Ага…
– Да, что уж там, – махнула рукой бабка, – все под одним Небом ходим… Я тебе на лавку в ногах рубаху положила. Надевай… сейчас куру сварю. Обедать будем. Ваши-то за тобой только к вечеру приедут…
Я надела старую, штопанную льняную рубаху длиной до пят с широкой горловиной, которую нужно было затянуть завязками, и осторожно встала. Голова слегка кружилась. Держась за стены осторожно пошла к выходу.
– На задах яма-то! – догнал меня крик бабки. Ну, да, нетрудно догадаться, зачем я пошла на улицу, – и лапти надень. На крыльце висят. Ноги-то у тебя нежные, не сможешь босая ходить.
На столбике крыльца, перекинутые через перила, на самом деле висели лапти. И две тонкие тряпочки, которые, вероятно, полагалось надевать вместо портянок. Но я не умела… плюнула, натянула лапти на голые ноги и неловко перевязала их. Я все сделала неправильно, потому что через пару шагов по утоптанной земляной тропинке, вся конструкция стала спадать, и мне пришлось шаркать ногами, чтобы обувь не свалилась.
В маленьком закутке, сбитом из старых досок было темно. Я машинально пошарила