Желчь - Роман Александрович Чернявский

Господи, помоги нам. Лишь бы уже завтра за нами прилетели и забрали. Не может же без следа исчезнуть самолет. Я понимал, что рано или поздно за нами должны прилететь, но лучше рано, домой попасть мне хотелось живым. Господи.

А хотя… Какой Господь, разве если бы он был, он позволил бы стольким людям погибнуть? Я сидел, а рядом со мной лежала сотня мертвых людей: взрослые, дети. В таких ситуациях, как сейчас, не бывает атеистов, но с каждой минутой тут я все больше и больше понимал, что никого над нами нет.

Пришел Баако и прервал мои размышления.

– На, поешь, – сказал он, – и вот еще, держи. – Он протянул мне блокнот.

– Зачем?

– Подумал… может, пригодится.

Баако был студентом, летевшим домой после окончания медуниверситета в одном из провинциальных городков. Он был единственным ребенком в семье. Мать умерла при родах. Я помню его в момент посадки, это был коротко стриженный молодой человек с довольным-довольным лицом, на котором не было ни одной морщины, в голубой клетчатой рубашке, джинсовых бриджах и очках. Он прошел мимо меня и занял свое место.

Сейчас он в той же одежде, но вот лицо… Лицо поменялось. Он потерял очки. Глаза его наполовину были наполнены ужасом, наполовину скорбью. На его лице выступили морщины.

– Нас обязательно найдут, – чуть ли не шепотом сказал он.

– Да, обязательно.

Я попытался записать что-то в блокнот, но у меня не было сил, и вскоре мы легли спать.

День второй.

Пекло. Просто пекло.

Когда я встал, Баако что-то закапывал в песок.

– Что, решил могилу себе заранее выкопать? – по выражению его лица я понял, что шутка не удалась.

– Нет, решил закопать оставшуюся еду, как ты воду.

– Кстати о воде, – я пошел к нашему песочному холодильнику и раскопал его.

– Твою мать!

– Что случилось? – спросил Баако.

– Сколько мы вчера с тобой выпили воды?

– Четыре бутылки, две ты и две я.

– Нет, мой друг. Пять. Еще одну бутылку выпил я, до того момента как ты пришел в сознание, – сказал я, делая увесистые паузы между предложениями. На секунду у меня проскочила мысль. Если бы не Бак, с этим запасом воды я мог бы протянуть чуть дольше до приезда помощи, но я мгновенно прогнал ее.

– И сколько у нас осталось?

– Шесть, то есть по полтора литра на человека.

Наступило молчание. Мы оба понимали, что это катастрофически мало и что с этим запасом воды мы и двух дней не протянем в этом солярии.

– И что делать будем? – спросил Баако.

– Что, что? Ждать, надеяться, что найдут нас раньше, чем вода закончится.

Помимо проблем с водой была еще одна – запах. Его я почувствовал раньше, чем открыл глаза. В воздухе стояла ужасная вонь от сотни разлагающихся трупов. Из-за жары все тела вздулись и источали просто ужасный, пробирающий до рвоты запах.

– А вот что мы будем делать с НИМИ… м? – спросил я, кивнув головой на ближайший труп.

– А что с ними надо делать?

– Только не притворяйся, что ты не чувствуешь этот аромат

– Я не знаю, закапывать их как-то… как-то неправильно, вдруг нас все-таки найдут сегодня-завтра.

– Это тоже верно. Ладно, ты пока занимайся своими делами, а я пойду осмотрюсь.

Я не хотел оставаться в зоне поражения этого запаха, да и, к тому же, надо было найти источник воды или хотя бы финиковую пальму. Еще со школьных уроков географии я помнил, что это одно из немногих растений, растущих в пустыне.

К востоку от нас был просто огромный бархан, на глаз километра два, это точно. Я решил забраться на него и посмотреть, что он скрывает за своим огромным, толстым хребтом.

Надев на плечи чей-то портфель, положив в него бутылку с водой и две пустых, тряпку и обмотав голову белой футболкой наподобие арабской чалмы, я выдвинулся в сторону бархана. От самолета казалось, что он не так уж и далеко, но на самом деле до него было не меньше полутора километров, это я понял, пройдя уже половину пути, и возвращаться посчитал уже неразумным.

Песок нагрелся так, что больше напоминал горящие угли. Мои ноги в легких кроссовках, можно сказать, кипели. Я старался как можно меньше пить, набирая воду в рот и держа ее там, чтобы в горло попадала влага. Можно сказать, что мне повезло подниматься по пологому склону бархана, но мне не повезло вообще подниматься по бархану.

Я шел и шел, мои ноги уже гудели, как телефон на виброрежиме, но я так и не мог добраться до проклятого верха. Я стал чувствовать, как без необходимого количества воды я медленно превращался в сухофрукт. Казалось, что солнце хочет меня испепелить. А может быть, солнце и есть бог? Оно дало жизнь всему живому. От него зависит наша жизнь, ведь пропади оно, страшно представить, что будет. Но сейчас… Сейчас солнце забирало мою жизнь. Жизнь начинается только после выхода из зоны комфорта (обожаю цитаты из соцсетей). Но вот я не в зоне комфорта, и жизнь моя скорее заканчивается, чем начинается. А может, если у нас и получится выбраться, я поменяю свою жизнь. Чем я занимался? Учеба, работа, сериалы и игры.

Не помню, когда в последний раз я выходил из дома просто так, прогуляться. А ведь хотел стать писателем. У меня с детства получалось неплохо писать сочинения, не те шаблонные, которые сейчас пишут в старшей школе, а, можно сказать, мини-рассказы. Если выберусь, точно начну писать. Я давно вынашиваю идею об одной антиутопии, и все равно, что современный кинематограф превратил этот жанр в помойку. Еще в 16 лет, прочитав «1984», я подумал: «А почему бы и мне не попробовать?» Но все как обычно, элементарно не было времени.

В 16-18 лет подготовка к поступлению в вуз, дальше обучение и наконец финал – бесконечная нудная, никому не нужная работа до самой старости. Хотя кого я обманываю, это была лень. Задумавшись обо всем этом, я и не заметил, как очутился на вершине дюны. ВОДА!

У подножия была лужа с водой! Ноги сами понеслись к ней. Я был рад, как ребенок, это был шанс протянуть тут еще пару дней до прибытия помощи. Спуск был крутой, и спуститься по-человечески у меня не получилось. Нога подвернулась, и я покатился вниз. Песок засыпался куда только можно и куда нельзя, плюс я отбил ребра, но мне было все равно.

Эта