Папарацци - Андрей Баранов

Рекс. – А интересно было бы взглянуть.

Макс. – Ты это увидишь, даже почувствуешь на себе, когда редактор прочтет те бесцветные каракули, которые получались у нас до сих пор.

Рекс. – Хорошо, давай расцветим каракули!

Макс. – А я что делаю? Ну, потом он попадает на необитаемый остров курортного типа… типа Анталия… (Наклоняется над компьютером и быстро стучит по клавишам). Секс с туземками… секс с туземцами… секс с обезьянами… новая разновидность СПИДа…

Рекс. – Почему только секс? Там больше нечем заняться?

Макс. – Ну как же, как же. Выпивка, коктейль «Морская лагуна», «экстази», все в экстазе, разноцветные пальмы, океан… приливы и отливы… Серфинг. На гребне волны.

Рекс. – Написал?

Макс. – Да!

Рекс. – Отправляем?

Макс. – Да! По спутниковой связи.

Рекс. – Почему по спутниковой? Редакция ведь рядом.

Макс. – Так солиднее.

Рекс. – Жаль фото приличных нет…

Макс. – Ну, пока со старыми. Сегодня же в вечерней напечатают. И в инете тоже. Продолжаем дежурство?

Рекс. – Яволь, майн хрен! (Бьют по рукам).

Макс. – Что за шум?

Рекс. – Он идет. Прячься! Воздушная тревога! Звезда на подходе! Все в укрытие!

Макс и Рекс прячутся на балкончике над сценой – только высовываются их длиннофокусные объективы.

Действие 2

На сцене кресло, диван и стол со стульями. Входит Актер.

Актер. – Ну вот, Наконец-то я один, совсем один! Сбылась мечта. Никто меня не видит, не слышит. Никого тут нет. (Вглядывается в зрительный зал). Да, совсем никого. Не аншлаг у нас сегодня. (Смотрит на сцену). И тут никого. Посмотрим – нет ли шпионов? (Ищет, ходит по сцене. Макс и Рекс прячутся еще глубже, Макс маскируется ветками на кепке. Актер смотрит в сторону балкончика, но никого не видит. Садится в кресло). Ну что ж, пока отдохнем. От чего же я отдыхаю? А – от славы, Б – от популярности, В – от назойливых писак, проклятых журналюг, которые стремятся все вынюхать… Папарацци – раньше и слова-то такого не было. Что-то итальянское, наверное. Пиперроне, макароны, пицца… Ах, я тихо учился актерскому ремеслу в маленьком арбатском переулке, и не хотел всего этого кошмара… Как было раньше – об артистах рассказывали легенды! А теперь сплетни. Это сказал кто-то из великих, но покойных. Какое им дело до того, с кем я сплю? Я не спрашиваю, с кем спят они, и спят ли вообще. Прямо Армянское радио – неизвестно, был ли Чайковский гомосексуалистом, но мы ценим его не только за это… Старый анекдот. Говорят, что Олег Даль, пытаясь скрыться от фанатов, бросился в морскую воду в костюме и поплыл… Я тоже хочу уплыть от них от всех. Жаль, правда, я не умею плавать. Но это не важно. Ведь теперь у меня есть мой спасательный круг – Луиза. Родители-идиоты назвали ее этим старофранцузским именем. В общем, Лизка. И скоро она придет. С ней я не утону. В этом бурном житейском море она меня непременно спасет. Она меня не бросит. Подождем? Подождем. (Откидывается в кресле и дремлет).

Рекс. – Кажется, заснул.

Макс. – Да, решил покемарить. Удобно тут, на заборе. Длиннофокусный объектив, направленный микрофон…

Рекс. – Пишется?

Макс. – Конечно! (Прижимает наушник к уху.) Потом расшифруем.

Рекс. – Значит, любовница все-таки его еще не бросила? Слава богу. Хоть что-то.

Макс. – Напишем, что любовница ему нужна, чтобы скрыть свою гомосексуальность. Так многие делали.

Рекс. – Кгм.

Макс. – Ничего, будет любовник – напишем и о нем, как только заметим. Не беспокойся.

Рекс. – Кстати, наш материал уже в номере?

Макс. – Счас… клавиатура мелкая… ага… ага… йез!!! Вот он! Утром в газете, вечером в куплете… то есть наоборот…

Слышится шум шагов. Входит Луиза.

Макс. – Прячься!

Рекс. – Опять? Ложись!!! (Прячутся).

Действие 3

На сцене – Актер, Луиза, на балконе, имитирующем забор резиденции – Рекс и Макс.

Луиза. – Ах, вот он, мой пупсик. Моя любимая звездочка. Он так устает, бедняжка. Он играет в стольких сериалах одновременно. Он так талантлив! Но КПД как у паровой машины братьев Черепановых. Ну он не виноват, что сейчас у нас снимают одну макулатуру… или как это назвать? Муть? Жуть? Отстой? Ну в общем, сами знаете… Зато как он играет в водевилях, боже! Как он там играет! Театр – вот где настоящее, живое искусство. Вот где можно снять с партнера штаны так, чтобы все аплодировали. Немножко любви, чуть-чуть поцелуев ниже пояса – и вот он, успех! О Мельпомена! Ну это он так говорит. Кто такая Мельпомена, я не знаю. Он объяснял, что это его богиня. А вообще имя, конечно, странное. Ну, пора будить садовую соню. (Подходит ближе к креслу). Дорогой! Ты спишь?

Актер (медленно просыпается, трясет головой). – Разве я сплю?

Луиза. – Полагаю… да. Ты заснул и не дождался меня.

Актер. – Ну да. Я типа задремал. Замечтался. Подумал, что я совсем один…

Луиза. – Как это – один? А я? И правда размечтался. Я тебя не брошу. От меня еще никто не уходил!

Актер. – Я не не собирался.

Луиза. – Не пытайся. Даже и не думай!

Актер. – Я надеялся, что мы с тобой вмести навеки… правда, крошка?

Луиза. – Крошка?

Актер. – Ну да. Крошка. Ведь ты же моя крошка?

Луиза. – Да, твоя… но почему «крошка»? Мне не нравится этот тон.

Актер. – Ну это потому, что я тебя типо безумно люблю.

Луиза. – А причем здесь «типо»? Что за жаргонизмы? Просто «Люблю», безумно. Безумно-безумно?

Актер. – Да!

Луиза. – Безумно-безумно-безумно?

Актер. – Да, без ума от тебя. Вообще без ума.

Луиза. – Совсем?

Актер. – Да! Да! Черт возьми!

Луиза. – Ах, я так счастлива! Но кстати – не упоминай имя этого хвостатого постоянно. Мне как глубоко верующей православной девушке это не нравится.

Актер. – Ты верующая, да еще и глубоко?

Луиза. – Да. Я каждую неделю хожу в церковь. По воскресеньям.

Актер. – Ах вот куда ты ходишь! А я-то думал – куда? К кому? К приятелю? Я ревновал…

Луиза. – Ах ты мой ревнивец! Мой ревновашка! (Треплет его по волосам). Ты думал – я хожу к любовнику? Нет. Мой любовник – это Бог. Я люблю только его, ну кроме тебя. Ты и он.

Актер. – Я на первом месте?

Луиза. – Да, мой кумир. Мой бог!

Актер. – Ну, слава Богу!

Луиза. – Кстати, как у тебя сегодня с рейтингом?

Актер. – Как обычно… Неплохо… а что ты имеешь в виду?

Луиза. – Ну, не твою популярность… популярность высока, но… Но кажется, чего-то не хватает… (Лезет ему рукой куда-то в районе брюк).

Актер. – Ой!

Луиза. – Боже!

Актер. – Опять!

Луиза. – У тебя упал рейтинг!

Актер. – Не может быть!

Луиза. – Я тебе говорю!

Актер. – Нет! Я только что снялся в двух сериалах! И в одном документальном фильме о жизни Чехова! С Анфисой Чеховой! Я популярен!

Луиза. – Я не это имею в виду!

Актер. – А что ты имеешь в виду?

Луиза. – А вот что ты имеешь, и что ты введешь?

Актер. – А, вот ты о чем! Это тоже не может быть. Я только что выпил «Виагру». Лошадиную дозу!

Луиза. – А нужно было человеческую! Ты что-то от меня скрываешь, любимый. У тебя что-то не в порядке. У тебя наверное рейтинг уже минусовой. Как у вечной мерзлоты. И из-за этого падает и все остальное.

Актер. – У нас рейтинг измеряется не качеством фильмов, а количеством. Качество у них у всех одинаковое. Кино-говно. А с количеством у меня все в порядке. Погонных метров немерено.

Луиза. – А сантиметров?

Актер. – Какая пошлость! Хотя… мне это нравится. Это возбуждает. Кстати, я решил сделать тебе сюрприз.

Луиза. – Сюрприз… Я люблю сюрпризы! А какой?

Актер. – Я решил устаканить… эээ… узаконить наши отношения. Я решил предложить тебе руку энд сердце!

Луиза. – Ах, я всегда мечтала об этом… поменять грудь и бедра на руку и сердце!

Актер. – Дворец бракосочетаний ждет нас с нетерпением!

Луиза. – Дворец? Не забывай, я девушка современная. Только церковь!

Актер. – Церковь? Венчание?

Луиза. – Да, чтоб на всю жизнь. Чтоб наверняка. Чтоб ты от меня никогда не вырвался! Церковь – это божий дворец. Развести может только епископ. Но он не разведет, хоть ты и такой знаменитый.

Актер. – Черт возьми… (Луиза недовольно морщится.) А, я и забыл… (С выражением). О Боже! Мы воспитали замечательное поколение. Всю юность я проходил частично в красном галстуке, частично – с комсомольским значком. Правда я не принимал никакого участия в общественной жизни школы. Нам говорили, что из нас воспитывают материалистов. Я удивлялся этому, и думал, что нас нормально воспитывают. А как надо? Теперь все записались в верующие. Мы не верили в бога, но мы верили в человека. А сейчас все верят в господа нашего прямо как в инопланетянина, который сидит там, за облаками, в своей галактике, и диктует нам заповеди. А в человека не верит вообще никто. Человеком быть никто и не пытается.