"Две жизни" (ч.II, т.1-2) - Антарова Конкордия Евгеньевна

«Счастлив ли человек, если несет ответственность за две жизни?» – думал капитан.

Отдавая ему Наль в жены, Али сказал, что капитан теперь ответственен за две жизни, ибо Наль дитя, а он не только муж, но и первый друг-воспитатель.

«О, да, – продолжал свои мысли капитан, – выше той любви, в которой человек согласен нести ответственность за жизнь любимого, и быть не может. Али доверил мне часть самого себя. Я должен продолжать его дело и помочь Наль раскрыть в себе все силы жизни».

– Дядя, знаешь, даже лень глаза открыть. А я хвалилась, что половину мыслей додумаю, – проснувшись, сказала вдруг Наль. – И знаешь, очень странный мне снился сон. Я все время видела во сне капитана Т., и мне казалось, что это он сидит рядом, а не ты. И что я его жена, и что нас венчают по-европейски. Правда, смешно?

– Не очень, Наль.

Наль вскочила с дивана в полной растерянности.

– Как же это случилось, что вы здесь, а я сплю? – огорченно сказала девушка.

– Мне не хотелось будить вас, а дяде надо было отдохнуть. Не смущайтесь. Надо привыкнуть играть роль моей жены. Не забывайте, что мы беглецы, и от нашего самообладания зависит, насколько талантливо мы сыграем свои роли, чтобы тем самым спасти наши жизни. И не только наши, но и всех тех, кто помогает нам в целом ряде мест одновременно в эти минуты. Трудно вам, Наль, путешествовать в первый раз в жизни, и особенно без женской помощи. Будем вместе стараться вести себя так, чтобы нас принимали за знатных и влюбленных супругов. Сейчас постарайтесь причесаться. В парикмахеры я не гожусь, хотя гример я хороший. Но критиковать вашу прическу – берусь.

– Если вы будете тихо сидеть у окна, капитан Т., я постараюсь причесаться так, как видела на модной картинке у дяди Али. Только не смотрите на меня, пока я не скажу.

– Не смотреть на ваши парикмахерские таланты до сигнала я берусь. Но на модную картинку – не согласен. Вы лучше выньте из волос все украшения и положите косы вокруг головы, как вчера.

– Как? Все, все украшения вынуть? Разве европейские женщины не носят украшений? Это очень скучно.

– Носят, Наль. Но в волосах они их носят только на балах и званых обедах, очень изысканно и умеренно. Такие предметы туалета, как шляпы и меха, используются в соответствии с условностями моды. Иная шляпа надевается только утром, другая – после обеда, а есть шляпы, которые носят только в пути.

– Как же это все постичь, чтобы не сделать бестактности и не осрамить дядю Али или вас, капитан Т.? – с уморительной детской серьезностью спросила Наль.

– Я думаю, Наль, что вам, постигшей такие большие духовные задачи и не менее трудные математические истины, не трудно будет понять внешние условные правила цивилизации того нового народа, среди которого мы будем жить. Для начала снимите весь жемчуг с кос и ваши драгоценности с шеи и ушей. Они чрезмерно ценны для поезда. Вы, наверное, найдете, среди уложенных вам в дорогу вещей, какие-нибудь маленькие, скромные серьги. А волосы в дороге не украшаются ничем.

– Как странно. У нас именно в дорогу и надевается все самое драгоценное, – ответила Наль.

Довольно долго капитан сидел, отвернувшись к окну, думая, как трудно будет Наль привыкать к новой жизни, на каждом шагу натыкаясь на затруднения.

– Ну вот, я готова, – услышал он за спиной.

Наль стояла перед ним в белой блузке и синей юбке. Волосы ее были гладко причесаны на пробор и уложены вокруг головы. Казалось, этой прелестной головке было тяжело выносить тяжесть заплетенных в косы волос, а непривычка к шпилькам заставляла Наль все время пробовать рукой, на месте ли ее косы. Сквозь тончайший батист просвечивало розовое тело рук и груди. Выражение огромных глаз было радостным, доверчивым. В них не было ни одного облачка сомнений или сожалений о покинутом доме и родных. Ни малейшей тревоги о неизвестном будущем – ничего сейчас не было на лице Наль, кроме желания получить одобрение капитана своему внешнему виду.

Уверив ее, что все в ней не оставляет желать лучшего, капитан проводил свою жену в умывальную комнату и остался ждать ее в коридоре.

Мысли о Левушке – до сих пор его единственном близком спутнике жизни и путешествий – пробежали облаком в сердце капитана. Левушка, возвратившийся с пира. Левушка, распечатавший письмо. Левушка, впервые пускающийся в жизнь без него…

«И здесь мой ответ за две жизни», – снова подумалось капитану.

Проводив Наль из умывальной комнаты обратно в ее купе, лорд приказал проводнику позвать из своего отделения секретаря. Секретарь, человек опытный и немало путешествовавший в жизни, устроил все дела по части завтраков и обедов на весь путь. Наль не знала никакого беспокойства насчет этой стороны дела, все подавалось супругам в их купе.

Первый день путешествия приходил к концу. Наль освоилась со своим новым бытом, и все окружающее перестало ее удивлять. Она больше не поражалась свободе обращения не закрытых паранджой женщин с мужчинами, но выходить из купе до полной тишины и темноты ночи она отказывалась. Без всяких приключений, сменяясь на дежурстве при ней, доехали наши путники до Москвы. Наль ни слова не спросила о том, как они минуют Москву, а очутившись в новом поезде на Петербург, чувствовала себя свободно.

Часто замечал капитан напряженные мысли на ее лице, но не мешал ей решать свои вопросы одной.

В переполненном петербургском поезде им пришлось ехать всем в одном купе, чему Наль, уже успевшая несколько привыкнуть к тому, что ее лицо открыто, очень радовалась.

Она, казалось, не замечала встревоженного вида дяди в Москве, когда тот шепотом что-то говорил капитану. Она была ровна и спокойна и в Петербурге, где их встретили двое незнакомых людей и очень торопили на пароход. Пораженная великим городом, она с сожалением сказала:

– Проехать мимо всех этих красот, не заглянув даже ни в один дом! Какая жалость, капитан Т.!

– Не зная хорошо языка народа, посмотреть бегло на его дома и галереи – это тоже жалость, Наль. Будет время, и вы еще увидите много народов и всех красот, ими созданных, познакомитесь с их жизнью и сможете, если захотите, вплести свой труд и красоту в их жизнь. Не спешите узнать все сразу. Сейчас помните только, что вы – знатная дама, моя жена. Жизнь на пароходе, с его табльдотом, вам будет труднее поезда.

Наши пассажиры вошли на пароход со вторым гудком. И только когда пароход отчалил, Наль заметила, как разошлись суровые морщины на лице капитана и как легко вздохнул ее дядя.

– Если бы здесь был дядя Али, – прошептала Наль капитану, – он рассказывал бы мне обо всем и видел бы во мне усердного слугу-помощника своим заботам. А ему я только племянница, а не жена.

– Упрек ваш мне тяжел, Наль. Особенно тяжел потому, что и я, как Али, вижу в вас друга и помощника. Но пока мы не встретимся с Флорентийцем и не будем обвенчаны, я ничего не могу вам сказать. Даже того, куда и зачем мы едем.

– Если вы не говорите мне ничего только потому, что вы связаны словом, данным дяде Али, – я совершенно спокойна. Я думала, что вы уже не любите своей маленькой жены, которая ничего не знает, даже не понимает, как ей вести себя на пароходе.

– Простите, граф, что я прерываю вашу беседу с женой, – подошел к капитану Т. капитан парохода, обращаясь к нему на английском языке и считая в порядке вещей, чтобы русский граф знал его язык. – Ваши места оказались врозь с вашей очаровательной женой, – кидая восхищенный взгляд на Наль и кланяясь ей, продолжал капитан парохода. – Но так как вы едете от места и до места, я могу предоставить вам самую лучшую каюту, в которую не явились пассажиры. Если вам угодно, я велю отыскать вашего секретаря и укажу ему каюту.

– Я чрезвычайно тронут вашей любезностью. Если вас не затруднит устроить нас вместе, а мое место передать моему секретарю, мы будем вам очень благодарны.

– Помилуйте, я сам предложил вам. Я буду очень счастлив служить вашей супруге и вам чем только могу в течение всего нашего пути, – ответил, снова галантно кланяясь Наль, капитан парохода.