Певчий час - Виктор Мамченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Взволнованы враждебным бытием…»
Взволнованы враждебным бытием,Жестокостью наполнено волненье:Нам жаль людей, их умных рук творенья,Когда людей мы братьями зовем;
Не может быть, что солнце для войныВесной звенит в разноплеменных странах,Чтобы земля чудес сгорала в ранах,Как человек распятый без вины;
Не может быть, чтоб каждый здесь уродВойною праздновал свой день рожденья, —Чтобы народ рукою наважденьяВ своей крови топил другой народ;
Чтоб страхом бились звуки в голосах,Вдруг одичалые, как в день вчерашний,Когда бежал, обманутый и страшный,На брата брат, со смертью и в глазах.
Еврею
Мерцая солнечным виденьемУ скал горючих и воды,Под снежно-розовым цветеньемРастут Израиля сады.
По городам простерты сетиЦивилизаций, но вблизи —Все те же ослики, и детиШумят в божественной грязи.
Ресницы их пречудно длинныИ взоры древние горят, —О них библейские былиныПсалмами в храмах говорят.
На холмах ночь в прохладе млеет,Она — как сон веков святых,И ветер звездный тихо веетДля добрых, мудрых и простых.
О, близок день такого света,Когда народы — твой и мой,По слову вечного Поэта, —Сольются радостью земной.
Но помни, помни, к испытаньюЕще не кончены пути:В дороге к счастью и свиданьюНам надо братьями придти.
Непокорность
Опять бедою стерты срокиОсвобожденья, и в бредуМы только знаем день высокий,Как дети райские в аду.
Но не отступим мы от света:В опустошающей тоскеЕго в нас огненней примета…И, как в пустыне на песке,
Нас гордое томится племя,И бьется счастье так в плену,Что мы пройдем сквозь тьму и времяВ обетованную страну.
Ночью
По морю в ночь ушли морские дали,Мерцание рыбачьего огняЕдва горит. Цикады пересталиДавно уже шуметь вокруг меня.
Вот только что здесь было голубоеСияние на близких небесах,Казалось мне — желание любоеДля всех лежит на солнечных весах.
И не земля виденьем обманула, —Как сердце для борьбы она сама, —Я услыхал среди земного гула —Звенела ночь, как вечная зима.
Она простерлась жадной и холодной —Стихийная, — чтоб на земле большойНигде бы не была душа свободнойИ любящею не была душой.
«Над миром прелести природной…»
Над миром прелести природной,Где вечность гибелью полна,Где свищет силою голоднойСтихии темная волна,
Желанный образ человекаМерцает знойною мечтойВсегда — от века и до века —В улыбке детской и простой.
И он тогда к свободе бьетсяВ руках трущобной суеты,И кажется, что отзоветсяНа зов уверенный, как ты —
Когда взволнована ты встречейСреди толпы, в хваленом зле,С огромной, верной, человечьейДушою, на чужой земле.
Улица
Вся гнойная, с разбитыми ногами,Больная лошадь, с грыжей под хвостомБежит, спешит, и потными бокамиВ оглоблях бьется под крутым хлыстом.
Куда, куда? За что такая плата?Извозчик, стой, довольно нам тебя! —О, в первый раз душа моя так радаПроклясть всю боль, безудержно любя.
Время
Тростинку посадил в чужом саду,Не думал я, в стране чужой, случайной,Что полюблю росток тревогой тайнойИ никуда я долго не уйду.
Теперь смотрю — вот дерево цветет, —Сияние прозрачное цветенья, —Не распадутся ли тугие звенья,Когда весна взволнованно пройдет.
Не ты ли, счастье? — Мне б унять тебя!Или — лети и с миром и со мною,Овей всю землю песенной весною, —Страну мою особенно любя.
Каторжанка
Своему молилась богу?Что-ж, спаслась? — Иди, иди,Меж проклятий по острогуВ кофте, смятой на груди.
Но куда бежишь, куда тыС окаянною судьбой? —Вот скользит цена расплатыТемным взглядом за тобой.
И товарищи в оврагеОдичало средь камнейБредят о любовной влагеНерастраченной твоей.
И чем дальше, будет хуже:Как растенье теплых стран —Ты погибнешь в этой стуже,Вспоминая ресторан —
Где тебя какой-то баринВ страшный час вином поил;Как потом веселый пареньБил тебя, и молча бил;
Как нежданного ребенкаНежеланно родила;Как сожгла его в пеленках;Как полиция взяла,
Чтобы правдою минутнойОсудить тебя одну,Чтоб ушла ты в пене мутнойМертвой рыбкою ко дну.
Лубок
Удивительны и просты,В теплой близости небес,Тихим светом смотрят звездыНа июньский черный лес.
Среди леса на поляне —Те же звезды, но — в очах,То мерцающих в тумане,То потерянных в лучах.
Силой жаркой над Сусанной —Шепот, клятвы, и стучитСердце болью, болью странной;Ей кричать бы, — не кричит.
Только руки заломилаНа прохладную росу;Пожалел чтоб — не молилаИ не плакала в лесу.
Слезы были в год с весною:Звезды тихие прошлиНад поляною лесною,Но влюбленных не нашли.
«Осенний дождь всю ночь в окно стучал…»
Осенний дождь всю ночь в окно стучалИ лес шумел в порывах листопада;Я спать не мог: душа всему не рада,И с нею я как проклятый скучал.
Она не раз среди беды большойХотела быть и сильною и смелой,Теперь она с улыбкой неумелойВсе кажется мне плачущей душой.
Ее, такую, в саван бы одеть.И что она — преступница, калека,Чтоб так молчать, чтоб так на все глядеть.Что с ней теперь, — не верит в человека?
Птица в море
Одна летит, наперекор беде, —Во тьме ль отставшая или больная, —Далекая ликующая стаяУже над гнездами теперь, — в труде.
А эта здесь — и дышит горячо.Чтобы крылатое продолжить дленье,И силится тяжелое паденьеПереложить на лётное плечо.
О, как понять? С тобой — с ума сойти,Ненужная ты больше певчей рати,Ты бьешься здесь собою жизни ради,А не для радости… Лети! Лети!
«О любви мне говори…»
О любви мне говори —Как тебя любили, —От зари и до зариСчастливы ли были?
Говорила ли емуО любви последней,Так же верила всемуВ синий вечер летний?
Виновата ли ты в чем,Что любовь любила? —За твоим была плечомВся земная сила!
Как же ты любила вновь,Навсегда прощалась,Или древняя любовьБолью оказалась?
Не казалось ли тебе,Что любовь такаяНа костер к своей судьбеУведет, толкая?
Ледяная — и живетТа судьба кострами:Не иди, когда зоветЛегкими перстами.
«Средь желтых листьев фонари горят…»
Средь желтых листьев фонари горят,Париж ночной — неистовый как омут,И многие в отчаянии тонут,В тоске своей о счастье говорят.
Ночная осень огненного кругаЕще беспомощней, — слепа, слаба,Как человек, что в образе рабаИ темной низости, не верит в друга.
Романтика! Туманами сожженныйПустынный сквер, в кустах — скамья;Когда-то был он солнцем окруженныйВысокий день с людьми… Не верю я?
Для человека все, и для негоВо мне вся искренность земного зова,Когда Орфеем он проходит сноваСреди чудовищ ада своего.
Над Сеной
