Трое из Леса. Вторая трилогия - Юрий Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кора посмотрела на него многообещающим взором:
– Неспешно наслаждаясь просто жизнью.
Из желтых глаз Лиски выметнулась крохотная молния. Красные, как пламя, волосы заходили волнами.
– Да, – сказала она с нажимом, – с той, с кем был в трудном походе… и не жаловался!.. Теперь он увидит, как еще лучше в покое.
Олег старательно отводил взгляд от обеих женщин. Мрак даже раздвинул запекшиеся губы в улыбке, бедному волхву сейчас хоть головой в прорубь.
– А я, – сказал Олег с усилием, – забьюсь куда-нибудь в нору. Надо прочесть много книг, неспешно разобраться в магии. А то трясти горами могу, а вот сдвинуть птичье перо еще не умею… Когда научусь всему, тогда и выйду к людям.
Женщины помрачнели, переглянулись, а Мрак проворчал:
– И тогда наступит настоящий конец света.
– Почему?
– Сразу начнешь учить жить праведно. А ты такой зануда, что все тут же подохнут, как вот уже подохли мухи вокруг тебя.
Олег в недоумении огляделся, но мух в вирии вроде бы нет. Все настолько чисто, прекрасно и благородно, что даже ему захотелось найти грязный булыжник и швырнуть в хрустальное окно.
Шагах в трех воздух завертелся жгутом. Сквозь вихрь проглянуло нечеловеческое лицо, огромное, злое, сменилось мутью, словно в кувшине размешивали кисель, потом вихрь опал, а на хрустальных плитах возник высокий строгий старик с длинной белой бородой и серебряными волосами, падающими на плечи. Взгляд его был острым, как ножи, желтые глаза полыхали, как два чана кипящего золота. Взгляд сразу же прикипел к сверкающему Яйцу.
Мрак крякнул, слабо похлопал ладонью в поисках секиры. Олег отшатнулся, только Таргитай тупо смотрел в пространство.
– Числобог, – прошептал Олег, бледнея.
– Узнал, – сказал старик сухо. – Зрю, прилежен был в учениях!
Мрак прохрипел, на миг прикрыв глаза от приступа боли:
– Зело прилежен. Батя, ты на чьей стороне?
Старец непонимающе смотрел на него сверху вниз. Олег торопливо воскликнул:
– Не сердись на него, отец!.. Он сильно ранен.
– Вижу, – кивнул Числобог с неприязнью. – Мозги вышибло. Так что слушай ты, на третьего не оглядывайся, у того их и вовсе не было. А эти с распущенными волосами, срамницы, не в счет. Козы не скотина, бабы не люди… Так вот, я не собирался этого говорить, но глядел на вас, глядел… Словом, сейчас начинается Великий Передел.
Олег отшатнулся:
– Великий… ага, понятно. Сейчас все, за что беремся, если не великое, то очень великое. А то и величайшее. Но что за Передел?
Мрак сопел, недоброжелательно поглядывая на старца. Таргитай мутно посмотрел на них, отвернулся. Ему при любом переделе достанутся только пинки и попреки.
– Передел, – внятно повторил Числобог. – Великий Передел Мира. Все знали… я говорю о Знающих, что белый свет вот-вот угаснет, потому и сидели… Но сейчас, когда мир спасен, зашевелились древние упыри, мудрые лешие, степные полканы. Один мир – один хозяин!
– Один мир – одна голова, – пробормотал Мрак. – Это здорово! Чтобы взять и открутить разом к… И больше не мучиться.
Олег чувствовал, как лицо холодеет и вытягивается.
– Это что же… нам опять?
Числобог развел руками:
– Это ты сказал.
– Я?
– Почему-то ты сразу решил, что вам троим надо что-то делать. Я только сообщил.
Они переглядывались, как-то само собой разумелось, что им до всего есть дело. Олег спросил:
– И как он… состоится?
– Великий бог богов и всего сущего, Род, решит, кому передать мир. Это случится через шестнадцать дней, на семнадцатый в священной Долине, где однажды уже было… Там до сих пор горит земля…
Олег воскликнул:
– Долина Битвы Волхвов!
Его передернуло, лицо посерело. Числобог кивнул, несколько раздраженный, что перебили:
– Да, так ее называют лешие, боги и даже упыри. Там Род вручит свое Перо тому, чей народ по его воле будет властвовать над всем сущим.
Мрак прогудел издали:
– А что ж сам старик?.. Помирать собрался?
Числобог стегнул по нему огненным взором:
– Смертный!.. Так о самом Роде?.. Род удалится на тысячелетний покой. Или на больше. Кто мы, чтобы судить или даже понимать Великий Замысел?.. Даже мы, боги, знаем только, что в ту заветную Долину люди даже не приглашены!
Он отступил на шаг, глаза его уже смотрели поверх голов троих невров и двух замерших женщин. Мрак буркнул:
– Но мы-то что можем? Мне вот осталось только чихнуть и помереть. А эти двое…
Числобог ответил медленно:
– В Книге Бытия, где записан предельный срок жизни всяк сущей твари, есть и твоя запись. Тебе отмерено… чудно, этот смертный волхв угадал, что до первого снега… Увы, ты его уже не узришь. Правда, можешь погибнуть и раньше, но это будет случайная смерть. Хотя до своего срока если кто и дотягивает, то на такого сбегаются смотреть даже боги.
Мрак скривился, пережидал новый приступ, а Таргитай спросил жалобно:
– И ничего-ничего нельзя?
Числобог покачал головой:
– Даже тебе, молодой бог. Молодой, но сильно могучий. Книга Бытия главнее богов, главнее всего на свете. Она и есть само Бытие… Но ты, получеловек, можешь прожить и оставшиеся дни… достойно. А вот тебе, молодой бог, эта дорога заказана. Все, кончилось детство.
– Почему? – спросил Таргитай жалобно. – Почему мне нельзя идти с друзьями?
– Потому что опять мечтаешь жить за чьей-то широкой спиной. Чтоб принимали решения, вели, направляли, добивались, обламывая ногти и разбивая в кровь сердца и души, страдали и мучились, а ты лишь помогал…
Таргитай вскрикнул, защищаясь:
– Но разве я плохой помощник? Ты ж сам говоришь… ну, и все говорите, что я… ну… я бог…
Последнюю фразу он выдавливал долго, а конечное слово почти прошептал, опустив глаза и залившись румянцем.
Числобог развел руками:
– Ну, вот ты и сказал. Сам сказал! Ты – бог. Так что же набиваешься в помощники? Конечно, легше быть хвостиком двух львов… но тебе самому пора им стать. Львом, я глаголю!
Таргитай опустил голову и поднял плечи. Вид у него был настолько не львовый, что даже Олегу захотелось прижать голову несчастного друга к своей груди и гладить по золотым волосам.
Таргитай прошептал несчастливо:
– Как я не хочу сидеть в вирии… Тут везде хрусталь, всюду солнце, всегда пир… А я так люблю рассветы и закаты, запахи земли и травы, люблю трогать березы, заглядывать в дупла, заходить в села и веси, петь и плясать с простыми девками, не