Доказательство человека. Роман в новеллах - Гончуков Арсений

– Блин! Что это? – сказал Вася раздраженно вслух.

Вдруг что-то шевельнулось в глубине памяти. Как будто голос кого-то ему напомнил… Кого? Неужели отца? Но отец умер, когда был моложе этого… странного… дедули.

Вася прыгал на носках своих дорогущих кроссовок, чтобы не потерять ритм и не остудить тело. Сейчас, сейчас он побежит дальше…

– Так это ж дед мой, наверное, – Вася усмехнулся очевидной догадке.

А женский голос в первом отрывке – бабка? Вася попытался перемотать запись, чтобы еще раз прослушать загадочные разговоры.

Но записей не было – во всяком случае там, где он их слышал. Что это? Скорее всего, блуждающие звуковые артефакты, которые появились после перехода с физических на электромагнитные носители, – когда облачные сервисы стали невидимы и теперь находились в пространстве комнаты, в салоне автомобиля, вокруг идущего человека… Артефакты могли случайно прилепиться к любому треку из миллионов в домашнем облаке Васи. Как мелкие обрезки скотча, липнущие ко всем поверхностям, кроме мусорного ведра.

Басы в наушниках делали легкий точечный массаж, в новую музыкальную тему он не вслушивался. Добежал до конца улицы: сосны стояли плотной стеной, лениво покачивая в вышине пушистыми зелеными облачками. Они пахну`ли на Васю смолистым духом, насыщенными ароматами влажных ночных трав. Первые еще не лучи, а отсветы восходящего солнца уже пробивались, разгоняя колодезную тьму в глубине чащи. Хотелось постоять здесь подольше. Подождать и встретить солнце. Но вдруг в ушах что-то хрипнуло.

– И кого нам благодарить? – спросила пожилая женщина.

– Да ну, зачем я буду раскрывать… Главное, обошлись без помощи этого… И вот мы с тобой здесь вместе!

Помехи шероховато чиркнули по ушам как спичкой. Вася стоял завороженный. Холодная серость между деревьями в глубине леса наполнялась нежно-розовым светом.

– Ты умница у меня! – сказала старушка.

– Я знаю, моя любовь! – сказал дед, и они засмеялись.

Вдруг наступила тишина. Но музыка не включалась. Вася продолжал стоять, чувствуя, как остывает пот на спине, под мышками и ветер становится как будто прохладней. В просветах между деревьями было уже светло, розовый сменился белым золотом. Лес ждал – вот-вот вспыхнет солнце.

Василий стоял долго, сквозь затихшие наушники он начал различать пение птиц. Наконец развернулся и зашагал назад – бегать расхотелось. Музыку не включил, надоела. Пробежка сегодня не задалась.

И тут шаркнуло сверху. Так, что дернул головой, – показалось, это не в ушах, а на улице. Снова подрагивающий, но настойчивый стариковский голос:

– Внук.

Вася чуть не споткнулся.

– Или внучка. Я здесь…

Вася остановился и зачем-то посмотрел по сторонам. Вокруг – никого.

– Я не знаю, кто ты, но надеюсь, кто-то из наших, моих, потомков Чагина… Меня зовут Никита Сергеевич Чагин. Я родился в 2943 году, умер в 3021-м…

Вася вновь осмотрелся, как будто кто-то мог услышать в его наушниках голос деда, звучащий из глубины уходящего века.

– Не стоит тревожиться, это всего лишь запись, которую я сделал и оставил в архиве нашего домашнего сервера… С таймером доступа через 50 лет, на всякий случай…

Голос затих, но Вася слышал, что запись идет, дед здесь и просто сделал паузу, не решаясь говорить, собираясь с мыслями.

– Я просто хотел рассказать, предупредить… что однажды… родной сын может отказать собственным родителям в Процедуре. Или как вы теперь это называете? Может быть, просто – обсчет, оцифровка? Неважно. Отказать в жизни. Отказать в бессмертии. Отказать в дальнейшем существовании отцу, умирающему от рака… Родной сын! Как такое возможно? Как так получается, что убеждения и принципы сына становятся приговором родителям? Как?! Дикость! Но в нашей семье такое случилось… Я просто хотел про это рассказать… Остаться на домашнем сервере, вернуться и рассказать. Нет, я не обвиняю Данилу, нет. Он работал на государство, он был резко против новых технологий – и цифровой криологии, и сетевых долгожителей, и тем более Процедуры… Но мы-то нет! Нет! Мы хотели жить! Тем более я знаю, что придет время, когда Процедура станет недорогой, быстрой, рядовой операцией, как очистка ультразвуком зубного налета… Ты, внук или внучка, кто это слушает, я абсолютно уверен, понимаешь, о чем я…

Вася услышал резкий шорох и повернул голову. Но это дед смеялся в наушнике:

– Вот так, нажаловался на сына! Ха-ха! Нажаловался злобный дед! Ну а что делать? Я, конечно, организовал нам с бабушкой Процедуру, есть у меня хорошие знакомые… И мы благополучно отбыли в хранилище… А здесь просто оставлю привет. Мы с бабкой, если что, там. Можете найти нас по голосовому ай-ди. Вдруг кто-то из внучков не будет таким упертым, как Даня? Ха-ха! Нет, я серьезно!

Снова смех, и затем короткое:

– Прощай! Увидимся!

И запись отключилась. И вновь потекла музыка. Вася отключил ее. И только после этого заметил, что бежит, небыстро и легко, как на автопилоте. Вася, конечно, знал, читал про те времена, когда людей буквально свело с ума открытие первых не слишком надежных способов оцифровки сознания, человеческой личности… Много десятилетий новая процедура была необычайно популярна во всем мире. Цифровые кладбища, соцсети для мертвых, целые города и государства в стремительно разрастающемся, как его окрестили, глобальном Morternet’е… Каждая семья упорно копила, откладывая на загробную жизнь, на жизнь цифровую, бесплотную, бесконечную… Это стоило немалых денег.

Вася бежал и думал: жаль, наверное, что те смелые, хотя и сомнительные технологии давно запрещены, серверы и города уничтожены, а за попытку незаконной оцифровки сознания можно получить десять лет тюрьмы. Если ты, конечно, не сотрудник какой-нибудь секретной военной лаборатории.

– Жаль, жаль, – выдохнул Вася, – голос у деда прикольный, родной такой, как будто сто лет знакомый…

Василий вдруг почувствовал, будто его похлопали по плечу. Он резко остановился, обернулся, и его ударили – беззастенчиво, в полную силу сзади бил вырвавшийся на свободу первый луч солнца. Стремительно наступало утро. Мокрый после ночи лес горел золотым фейерверком.

3. В темной комнате

– Слушай, ощущения, конечно, очень странные, – сказал он негромко.

– А что ты чувствуешь? – спросила она.

– Блин, хороший вопрос…

– В смысле? Почему для тебя это… сложный вопрос? Что ты чувствуешь?

– Я пока не понимаю, что я чувствую. Не знаю.

Они помолчали.

– Когда сможешь рассказать, как это, расскажи, пожалуйста… Мне интересно… Я подожду.

– Да нет. Все нормально. Просто… Что я чувствую… Сейчас сформулирую.

Он замолчал. Она ждала минуту, две, три, но он не возвращался, ей стало тревожно.

– Ну, как ты? Отдохнул?

– А-ха-ха-ха! – засмеялся он громко. – Вот теперь я точно смогу отдохнуть!

– Да уж!.. – она улыбнулась.

– Да уж… – он затих.

Они замолчали. Молчали долго.

– Так хочется тебя обнять… – прошептала она жалобно.

Он не ответил.

– Ты здесь? – спросил он.

– Да, я тут, ты же меня видишь, – ответила.

– Вижу… Тоже странное ощущение.

– Ты… сформулировал?

– Нет еще… Пытаюсь понять. Сориентироваться…

– Я не тороплю. Мне самой еще… – она улыбнулась, нервно засмеялась.

– Да уж… тебе тоже надо привыкнуть. Ко мне такому… Но…

Он осекся. Они помолчали.

– …меня сделают видимым, и будет легче.

– Да, да, конечно… Конечно… легче…

– Ну не совсем, конечно… – он ухмыльнулся.

– Ничего! Ничего! Милый! Мы привыкнем! – она улыбнулась, сделала движение рукой, словно хотела прикоснуться к нему.

Они замолчали. Столбики индикатора звука на экране монитора сложились, оставив внизу пару неподвижных зеленых черточек. И вдруг снова взлетели вверх.

– Зря ты сказала про объятия. Я вот тоже хочу тебя… поцеловать! – произнес он с издевкой.

– Все будет, все будет, милый, ты привыкнешь! Мы привыкнем! А потом…