Собака - Алексей Слаповский

                Появляется Второй Сережа. Или тот же, но весьма облагороженный.

ВТОРОЙ СЕРЕЖА. Здравствуйте, что случилось? Бон суар, мон ами! (Целует руку Липы и вручает ей цветок. Виктору). Бонжур, са ва? Я-тиль дан ля шамбр эн климатизер? Комбьен ву дуаж? Пардоне муа, привычка, моя мама преподает французский и до пятнадцати лет говорила со мной только по-французски. Не будете ли так любезны предъявить документы и объясниться, почему вы привели в медпункт, предназначенный для людей, домашнее животное?

ВИКТОР (презрительно). Пошел вон! Ты полицейский, а я с детства ненавижу полицию!

ВТОРОЙ СЕРЕЖА. Прошу прощения, не в упрек вам, а ради справедливости должен заметить, что в вашем детстве не было полиции. Была милиция. Чтобы не применять превентивные меры, предлагаю вам подумать, а я пока выведу собаку. (Собаке). S'il vous plaît venir ici. Merci. (Целует руку Липе). До встречи, мон ами!

                Уходит с воображаемой собакой. Виктор смеется.

ЛИПА. Что, так трудно представить нормального человека? Отвыкли?

ВИКТОР. Даже интересно посмотреть на этого Сережу.

ЛИПА. Не советую. Он культурный, конечно, парень, но, если рассердится… Знаете, лучше я вызову собачников, и все. Которые собак стреляют бездомных.

ВИКТОР. Вызывайте. В самом деле, пусть пристрелят, сколько можно мучиться?

ЛИПА. Кто мучается? Она спокойно лежит, в отличие от вас! С чего вы взяли, что она больная?

ВИКТОР. А вы посмотрите ей в глаза. Там такая тоска, такая боль…

ЛИПА. Глаза какие-то еще. Я в собачьих глазах не разбираюсь. Да и у людей тоже, знаете, бывает… На той неделе мужчина в пять утра разбудил… Я открываю: стоит, бледный, за сердце держится… И глаза такие жалобные… Ну, смерила давление, повышенное немного, пульс учащенный, хотела корвалола ему накапать, а он цапнул пузырек и весь в себя его вытряс! За минуту пузырек выпил!

ВИКТОР. Может, ему было так плохо…

ЛИПА. С похмелья ему было плохо! Корвалол на спирту, все алкоголики это знают. А тоже глаза были больные, честные…

ВИКТОР. Собаки не врут. То есть, конечно, они тоже лукавят. Ради еды, ради ласки. Но лукавят простодушно, как дети. У меня была колли. Джема. Такие были глаза… Пятнадцать лет мы с ней душа в душу…

ЛИПА. С собакой жили?

ВИКТОР. И с семьей, не беспокойтесь, я же сказал: жена, дочь… И вот… Однажды я уходил на работу, а она смотрела так… В глазах читалось: не уходи, останься… Но я не мог, я на лекцию опаздывал, я преподаватель… А дома никого не было. И она умерла. Ветеринар после вскрытия сказал: достаточно было стимулирующей терапии, и она прожила бы еще… Года два или три.

ЛИПА. И чего? На других собаках теперь свою вину вымещаете? Вы бы людей лучше пожалели!

ВИКТОР. Я жалею. Я всех жалею.

ЛИПА (смотрит на собаку). Не знаю, как у них и что, но дышит нормально, вроде. Может, просто жрать хочет?

ВИКТОР. Дайте ей булочку.

ЛИПА. Еще я тут собак не кормила!

ВИКТОР. А у меня ничего нет. (Смотрит на булочку). Я возьму?

                Липа отламывает кусок булочки, кладет на край стола. Виктор берет, кладет на пол.

ВИКТОР. Не ест.

ЛИПА. Еще бы. У меня у соседей ротвейлерша, дура дурой, а кроме мяса и рыбы ничего не признает. Вот и эта, наверно, тоже.

ВИКТОР. Как смотрит… А ветлечебницы нет поблизости?

ЛИПА. Понятия не имею. Вы домой хотите попасть?

ВИКТОР. Конечно.

ЛИПА. Тогда уводите собаку. А то задержат вас, протокол оформят, оно вам надо?

ВИКТОР. Ваш Сережа — большой законник? (Гладит собаку). Не хотят нам помочь. Пойдем отсюда? Пойдем, а то мало ли… Собачников с ружьями позовут. (Липе). Не идет.

ЛИПА. Сюда-то пошла! Как вы ее заманили?

ВИКТОР. Никак. Она меня сразу поняла. Я пошел сюда — она за мной. Может, попробовать выйти?

                Идет к двери, открывает ее.

ЛИПА. Вы куда это? Сбежите, а мне ее оставите? Давайте, командуйте, какие там для собак команды есть? (Собаке). А ну, встать, давай-давай, фас, беги-беги, ушла! … (Виктору). Ну, чего вы, командуйте!

ВИКТОР. Таких команд нет. Я свою обучал в клубе, помню — «лежать!», «место!», «рядом!», «апорт!», «ко мне!» А чтобы собака ушла — нет такой команды.

                Звонит городской телефон, Липа берет трубку.

ЛИПА. Слушаю? Нет, это Липа. Не смешно! Для вас тогда Олимпиада Юрьевна, вы чего хотели? Завтра. Да, сутки. Да. До свидания.

ВИКТОР. Вас Липа зовут? Олимпиада? Странно.

ЛИПА. Нормальное имя, бывает и хуже.

ВИКТОР. С таким именем вы не должны ничего бояться.

ЛИПА. А я чего боюсь?

ВИКТОР. Да всего. Собаки испугались, будто я динозавра ожившего приволок. И даже меня боитесь. Ну, не то чтобы боитесь, а… Не смотрите лишний раз. И на собаку тоже. Чтобы не пожалеть? Боитесь собственной жалости?

ЛИПА. Вы чего тут фантазируете, я не понимаю? Делать больше нечего?

ВИКТОР. Я преподаю античную литературу. В том числе античную трагедию. Там основное — человек и рок. Предопределение. Борьба с ним и часто — поражение. Потому что бессмысленно противиться року. Но человек так устроен, он все равно противится. Это вечная тема. Вы вот тоже чему-то сопротивляетесь.

ЛИПА. Я тут вам сопротивляюсь целый час уже.

ВИКТОР. И очень активно. И мне сопротивляетесь, и собаке. Боитесь — вдруг станет ее жалко, захочется ей помочь, потом взять домой, потом привыкнете, полюбите, будете за нее переживать. А переживать вам не хочется. Вы боитесь привязанностей, да? Слушайте, а я ведь даже знаю, почему вы работаете в привокзальном медпункте!

ЛИПА. Да неужели? Я и сама скажу: тут платят неплохо, а работы немного. Я работать не люблю, я ленивая.

ВИКТОР. Нет. В больнице люди лежат днями и неделями, поневоле начинаешь видеть в них не больных, а людей, напрягает. В поликлинике часто одни и те же пациенты приходят. А здесь — вокзал, транзит, все на ходу, человеку стало плохо, вы помогли, чем смогли, а если нет — «скорую» можно вызвать. И до свидания. Вот что главное — вы никого не успеваете полюбить. То есть полюбить — громко сказано, вообще не успеваете ничего почувствовать. Ни жалости, ни сострадания… Зачем вы вообще стали врачом, интересно?

ЛИПА. Всё сказали?

ВИКТОР. Могу продолжить.

ЛИПА. Обойдусь. Или сидите молча и ждите полицию, или бегом на поезд! А слушать, как вы на мозги мне капаете, я не нанималась!

ВИКТОР. Вот! Вы даже говорите так — нарочно. У вас словарь базарной торговки, только не обижайтесь, я не про вас, а именно про словарь, вы-то другая. Но боитесь открыться. На самом деле вы такими словами даже не думаете. В чем причина? Что-то случилось? Доверились кому-то, а этот кто-то вас обманул? И теперь никому не верите?

ЛИПА. Как говорю — так и говорю. А думаю вообще матом. Хотите послушать?

ВИКТОР. Ненавижу мат. У меня есть друг-собачник, настоящий, в отличие от меня, у него овчарка, он ее надрессировал лаять на мат. Ну, бывает, дворники между собой… Прохожие. Или девочки на лавочке беседуют. Как ругаются московские девочки, как они ругаются! Собака слышит мат — и лает, и бросается, просто звереет! И теперь при ней все исключительно вежливые, и никакого мата.

ЛИПА. Опять оскорбляете?

ВИКТОР. Чем это?

ЛИПА. С какими-то московскими девочками сравнили, с дворниками, спасибо!

ВИКТОР. Да нет, я просто…

ЛИПА. Придумал тут — людям не верю… А если и так, может, причина есть? По любому это мое дело, правильно? Верю или нет, но вижу я всех абсолютно насквозь! И вас в том числе! Хотите, расскажу?

ВИКТОР. Попробуйте.

ЛИПА. Да легко. Вы говорите: одна работа, одна жена. А сами мечтаете работу бросить, от жены уйти. Но боитесь.

                Пауза.

ВИКТОР. И все?

ЛИПА. Вам мало? Ну да, каждый думает, что у него история на целый роман, а посмотришь — на анекдот не хватает. Собака его волнует! Вас сейчас одно заботит — показать красивой и умной женщине, это я, если кто не догадался, какой вы интересный человек! Понравиться хочется.

ВИКТОР. Да, хочется. Потому что вы мне понравились.

ЛИПА. Я вам сейчас скажу серьезно, ладно? Только один раз, потому что с мужчинами серьезно говорить — себе дороже. Они сразу думают: ага, серьезно говорит, значит — серьезно относится. Так вот, в виде исключения — серьезно: я не только людей вижу хорошо, я вообще все вижу на сто ходов вперед. Как в шахматах. И я будущее, которое вы себе уже там намечтали, я его вижу, как на ладони. Вы уже думаете: останусь, попробую, вдруг получится. Так?

ВИКТОР. Так.

ЛИПА. Е-два — е-четыре, белые начинали и выигрывали! Вы остаетесь, влюбляетесь все больше. Приезжает ваша жена разбираться. У меня воображение не хуже вашего, я просто реально вижу, как она сюда входит!