Смерть № 1 Лены Н. - Ирина Андрианова

Макаров, Полистратов, Митрофанов — мои одноклассники. Наверное, они сговорились, решили дружно выводить меня из пустыни отрочества. По Горькому.

«Не жить. Умереть».

Когда эта мысль шевельнулась во мне второй раз, я встала с продавленного дивана. Странно, как легко я встала, выпрямилась, будто пружина. Натянула жесткое шерстяное платье, сунула ноги в дачные хлопающие холодные туфли. В них словно по раздавленной ящерице лежало. И вышла из дома.

Господи. Смерть. Как легко, просто. Нет смысла возвращаться снова домой, в школу, к прежней суете, урокам литературы, к Геннадию Кирилловичу. Он оказался поверхностным человеком. Он меня не почувствовал, не понял. Не захотел а понять. Он виноват во всем? Почему же я тогда его не ненавижу?

Я буду лежать в гробу. В море цветов. Сейчас май. Цветов завались. А они пусть стоят вокруг, пусть всматриваются в мое лицо. Пусть спрашивают: «Зачем ты это сделала, дорогая наша?!»

И чтобы он пришел — Геннадий Кириллович…

Я вижу эту картину так, будто затерялась в толпе вокруг собственного гроба. Меня нет, но я все же есть. Я — переродившаяся. Я — другая. Я — не Лена. Я — наблюдатель со стороны. Мне важно видеть, как они все — и Геннадий Кириллович — переживают мой уход от них…

Я выбрела через дачный поселок к железнодорожной станции. Остро, влажно, хищно блеснули рельсы. Вдали аукнуло: то ли товарный поезд, то ли электричка, или звезда вздохнула.

Я села на рельсы. Села на липкое железо. И обхватила голову руками. Так я и сидела сто, двести, тыщу лет.

Пока не засвистели тоненько, как свиристели, над головой провода.

Пока не задрожала земля.

Пока не треснул и вылился сразу, мгновенно, ошеломляюще мой стеклянный шар из груди.

Пока стремительный удар в плечо не вознес меня, как пылинку…

И пока не наступила пус-то-та…

Часть II

Здорово, доктор Чехов! Наконец-то высылаю тебе «Справочник терапевта»: откопал в учебниках. Попутно царапаю письмо.

Зачем тебе справочник? Ты к Сидорову на лекции ходил? Ходил. Конспектировал? Конспектировал. Вот и достаточно.

Все-таки ты был не прав, старик, согласившись на лето укатить в лыткаринскую больницу. Могли бы практику вместе в 67-й городской оттрубить. Хотя понимаю, тебе захотелось романтики. Ты там, в деревне великий доктор, исцеляешь больных. Дневник-то ведешь, Чехов недорезанный? Веди, веди, потомки его опубликуют, удивятся, какой ты, Чуня, был самородок, созрел, как все приличные люди, в глубинке.

А я чего-то устал. Если без дураков, тебя, Чуня Чехов, не хватает. Скучно, старик.

Два слова о работе. Странные дела творятся: все везут по «скорой» стариков с переломами. Понятно, когда зима, гололед, но сейчас же — лето! Загадка. Бермудский треугольник.

Еще — волна аппендицитов, грыжи одна травма черепа была. Я на этой операции ассистировал, прикатил корифей из Склифа. Интересно. Думаю, что теперь с подобным случаем и сам бы мог справиться.

Уколы, клизмы, истории болезни — надоело. Только один раз порадовался, повеселился — две недели назад поступила смешная девочка.

Первую неделю молчала, как рыба, в себя, наверное, приходила. А сейчас — ничего, отошла, читает запоем, хочу запретить это сумасшедшее глотание литературы. Вот ты, доктор Чехов, как считаешь, одной книги в день достаточно? Я с тобой солидарен.

Смешная девочка начала вставать — да, забыл сказать, у нее перелом двух ребер, левой руки, обширные ссадины на лице, — в коридор выходит. Зовут Ларисой, четырнадцать лет, школьница, козявка.

В больницу она поступила не в мое дежурство. Ну, мне и недосуг было интересоваться, что с ней стряслось. Для врача главное — факт: травма черепа, перелом голени, ушиб плеча, аппендицит. Верно излагаю, Чуня? Случайно три дня назад спросил: «Ты с дуба рухнула и переломалась?» Она ответила и улыбается: «Я хотела умереть меня поезд сшиб». Я: «Как, страшно быть самоубийцей?» «Не-а, — отвечает, — легко даже». А сама улыбается, ну, будто анекдоты травит. «Только вы не пробуйте, — добавила, — никому ваша смерть не нужна». Меня, взрослого мужика, учит, умора! Сечешь. Чуня?.. «Ты почему хотела умереть?» — меня-то любопытство раздирает. Тем более, чувствую, отвечает спокойно, значит, ее мои вопросы не травмируют. А то бы я конечно, не расспрашивал. «Хотите пошучу?» — она, «Ну», — я. «Любовь нежна? Она груба и зла. И колется, и жжется, как терновник… Откуда?» «Не знаю. Это ты у нас — изба-читальня, а мое дело маленькое — людей лечить». «Шекспир. «Ромео и Джульетта». «Так ты из-за любви?! Во даешь! Прямо Анна Каренина. Знаешь, сколько в жизни ситуаций будет, и из-за каждой год поезд бросаться?»

Во, Чуня, какие клиенты у нас встречаются. А у тебя-то как с юмором, с веселыми больными? Изложи давай.

Вчера эта пигалица, новоиспеченная Каренина преподнесла сюрприз. «Доктор Айболит, — в коридоре меня остановила и фары свои наставала, — как вы относитесь к Меркуцио?» «К какому Меркуцио?» «Из третьей палаты». «Что-о?!» — решил, спятила моя крыска Лариска. «Шутка. К Меркуцио из «Ромео и Джульетты». «А-а, — говорю, — да я не очень-то и помню его. Веселый вроде парень». «Веселый самоубийца. Самый веселый в мире. Ведь так?» «Ну, это ты загнула. В «Ромео и Джульетте» общеизвестны только два самоубийцы — Ромео и Джульетта». «Нет, помните, Меркуцио же знал, что Тибальт — лучший клинок Вероны? Знал и пошел с ним — на ровном месте прицелился — драться. А умирал как… Веселее всех в мире». «Ладно, — говорю, — ты, Лариска, перегрелась от чтения, находишься на грани закипания. Пусть веселый самоубийца Меркуцио будет твоей версией. Литературоведческой».

Чунь, я от этого разговора прямо вспотел. Крутая девочка. Надо же, вспомнила какого-то занюханного Меркуцио. Я бы до старости о нем не вспомнил.

В общем, крыска Лариска скрашивает мое занудное существование в больнице. Я тут и о самоубийцах на досуге поразмышлял. Эгоизм это сплошной. Всем плохо, тебе одному хорошо. Философия, а, Чунь?

Главный прикол с крыской Лариской. Сегодня к ней приезжали ребята из школы и учитель. Кстати сказать, мне он сразу не понравился. Суетливый чувак, тараторит, руками размахивает. «Ребята, — говорит, у самого голос от восторга на щенячий визг переходит, — давайте все вместе выйдем в сад! Там так хорошо! Деревья в молодой листве, бабочки порхают! Помните, у Тютчева…» И начал урок им долбить, стишки читать. Умора. Я чуть от юмора не лопнул.

Потом он попросил у меня разрешения поговорить с Лариской в ординаторской. Чтобы ребята не слышали. Я, понятное дело, пож-жалуй-ста.

Он посадил ее перед собой, взял правую руку в свою (левая у Лариски — в гипсе, я тебе уже сообщал) и спрашивает: «Почему у тебя пальцы как ледышки? Боишься?» «Нет, — Лариска отвечает. — Никого не боюсь». Он: «Ты не волнуйся, все будет хорошо. Со всяким может случиться… Не станешь расстраиваться? Даешь слово? А?» «Нет, — твердо так ответила Лариска, — не буду расстраиваться и вам не советую». Тут она вынула свою руку из его и — представляешь, Чунька! — похлопала учителя по щеке! Как сопляка. Малыша. Застрелиться!

Встала и пошла. Прямо сцена из спектакля.

Учитель потоптался на месте и говорит: «Слушай, старик, валидол есть?» «В Греции все есть». «А то с ума сойдешь с этой ребятней. Чего я в учителя пошел?.. И эта тоже на мою голову…» «Чего эта? Чего эта? — решил я Лариску защитить — Она, бедняжка, хлебнула уже, пережила, под поезд бросалась». «Что-о? — Учитель глазки округлил. — Ты веришь, ее поезд сшиб? Слушай больше. Подростковые больные фантазии. Она у бабушки на даче отдыхала и случайно упала в погреб. Вот тебе и переломы, синяки на фасаде».

Я чуть от внутреннего смеха не умер. Дела. Потом учитель и ребята ушли. Лариска в палате за новую книгу взялась. А у меня по «скорой» — очередной аппендицит.

Сечешь? История для романа. Завидуй, Чуня, завидуй, куда тебе со своим дневничком! Такие истории на дороге не валяются. Но если хочешь — сюжет дарю. Дерзай, доктор Чехов, пиши во имя славы и отечества.

Жму краба. Серега.

Р. S. Да, забыл штришок. Учитель называл Лариску Леной. Бред какой-то. Я даже в историю болезни посмотрел: нет, верно — Лариса Новикова. Но все же я потом спросил крыску Лариску: «Ты — кто? Лариса или Лена? В истории болезни — ошибка?» «Нет, — ответила она, — не ошибка. Понимаете?»

Ничего не понимаю. А ты, Чунька? Набросай мне пару строк или звякни. Жду. Твой С.