Скарлатинная кукла - Надежда Лухманова

Великолепная «скарлатинная» кукла ещё раз делала своё дело: доставляла покой и радость бедному ребёнку. Года два тому назад, одна из богатых «матерей», которые не могут забыть, что на свете есть и бедные, больные малютки, о которых некому заботиться, прислала в детскую больницу целую корзину всевозможных игрушек, в том числе и куклу. Большая розовая кукла попала в скарлатинное отделение и с тех пор осуждена никогда не выходить оттуда.

Сёстры заметили, что ни лекарства, ни уход, ничто так быстро не осушало слёз, не вызывало улыбки на детские губки, как появление в кровати «скарлатинной» куклы, и, если бы её мастиковый ротик открылся, как много чистого, нежного, трогательного рассказала бы эта кукла о тех, которые прощались с ней по выздоровлении, когда радостные матери уносили их домой, и о тех, которые лежали больные, охватив её шею горячими ручонками. Но кукла молчала и всё с той же улыбкой, с тем же выражением голубых глаз, переходила из рук в руки, из кроватки в кроватку.

Сестра милосердия, Александра Феодоровна, сидевшая всё время около Кати, встала и, пройдя по комнате, оправила горевшую перед образом лампадку и стала на колени у крошечной кровати. Она знала, что девочка тяжело больна, а мать её, по правилам, не могла оставаться в больнице ночью.

Катя протянула к ней куклу и прошептала:

— Давай играть, ну!

— Давай играть, — улыбнулась сестрица и начала лепетать за куклу, подражая ребёнку.

Наступила пасхальная, торжественная ночь, холодная, но сухая. По улицам, спешно ступая, почти без разговоров, шли группы людей. Куличи, пасхи и крашеные яйца расставлялись по церковным папертям и переходам.

Дрогнул бархатный голос Исаакиевского колокола, и по всем направлениям понеслись кареты на резиновых шинах, развозя нарядных дам и детей по домовым церквам.

Катина мама и Настя, перекрестив спавших Гришу и Соню, тоже спешили к заутрени, чтобы помолиться в толпе, где-нибудь в уголке, откуда виден только лик Спасителя да звёздочкой горевший огонёк лампады. Они пришли молиться о здоровье Кати.

На другое утро пасхальный благовест разбудил малютку Катю; жар у неё спал, и она в первый раз со вниманием поглядела кругом себя.

Комната, в которой она лежала, была вся белая, чистая, сквозь белые спущенные шторы, виден был яркий свет солнца, на кресле, возле её кроватки лежала сестра милосердия, которая целую ночь не отходила от маленькой больной. В кровати, рядом с девочкой, лежала великолепная розовая кукла. Катя поцеловала её и сказала:

— Тс-с, не болтай! Чтоб сестрица не проснулась…

Но как только девочка залепетала, сестрица открыла глаза и с радостью увидала, что у ребёнка нет более жару, что глазки девочки смотрят весело и ясно.

— Христос Воскресе, Катюша! — сказала сестрица. — Ты слышишь, как звонят?

Катя прислушалась к весёлому колокольному звону, который, казалось, так и выговаривал: «Праздник! Праздник! Великий праздник!»

— Зачем? — спросила девочка.

— Затем, — засмеялась сестрица, — что сегодня всем будет весело, всем будет большая радость! Великий праздник Христова Воскресения! Придёт доктор и обрадуется, что у тебя нет жару, приедет твоя мама и тоже будет счастлива, когда увидит твои светлые глазки и услышит твой весёлый голосок.

— А домой можно ехать, сестрица, сегодня?

— Нет, Катюша, сегодня нельзя, но теперь уже скоро.

— И она поедет со мною? — и Катя обняла розовую куклу.

— Нет, Катюша, кукла никогда не выезжает из больницы, она живёт здесь и принимает к себе в гости маленьких больных девочек — вот таких как ты. Ты выздоровела и уедешь к своей маме, у тебя есть там другие игрушки, а главное, — у тебя есть братья и сёстры, а к нам привозят детей, у которых нет никого, никого близкого и нет никаких игрушек: такая бедная девочка ляжет в кроватку, и ей дадут играть эту розовую куклу, она тоже будет с ней спать, угощать её чаем, разговаривать, и ей будет веселее, у неё меньше будет болеть головка. Неужели же ты от больной девочки захочешь унести эту куклу?

Катя молчала; ведь сейчас около неё такой бедной больной девочки не было, а кукла так нравилась ей; она сжала её в объятиях, и бровки её сердито сдвинулись.

После 12 часов к Кате пустили маму и Настю. Обе они не знали, как выразить свою радость, при виде выздоравливающей девочки, но их сильно огорчало, что Катя не выпускала из рук куклу и всё время спрашивала о том, надо ли будет ей, действительно, куклу оставить здесь, когда она пойдёт домой.

В это время приехал доктор; это был добрый старик, с седыми, густыми волосами и весёлыми серыми глазами. Он умел разговаривать с детьми и маленькие больные любили его.

— Здравствуй, Катя! — сказал он, целуя девочку. — Вот ты и выздоровела, скоро поедешь домой.

— С куклой? — спросила Катя.

— Нет, дружок, эта кукла обещала никогда-никогда не уходить из больницы, она не принадлежит ни тебе, ни мне, а каждой больной девочке.

— Я отдам… — сказала Катя, но вздохнула глубоко и прижала к своему сердцу куклу.

Анна Павловна и Настя вышли от Кати и остановились в коридоре, к ним подошли доктор и старшая сестра.

— Поздравляю вас! — сказал доктор. — Девочка прекрасно перенесла скарлатину, и скоро вы можете взять её домой.

Но сестра заметила печальное лицо Анны Павловны.

— Вы не печальтесь, — сказала она, — я знаю, что вы боитесь Катиных слёз, когда от неё отберут «скарлатинную» куклу, но сегодня такой большой праздник, что надо только радоваться и надеяться на помощь Божью… Бывают иногда и чудеса…

И чудо это совершили доктор и добрые сёстры милосердия. Они знали из рассказов Насти о том, как захворала Катя, знали, как много работала Анна Павловна, и как тяжело ей было воспитать своих детей, и они сложились все вместе и купили куклу, если и не такую дорогую, то с такими же локонами, и сами сшили ей такое же розовое платье.

В день, когда приехали за Катей её мама и Настя, девочка простилась с доброй сестрой, обвила её шею руками, поцеловала, простилась с доктором, со всеми другими и, наконец, снова взяла в руки свою большую «скарлатинную» куклу. Она ей долго шептала что-то на ухо, целовала её, затем положила её обратно в ту кроватку, где лежала сама и, взяв за руку мать, быстро топая ножками по длинному коридору, ни слова не говоря, пошла к выходу; личико её было очень печально, но она хорошо понимала, что куклу нельзя уносить, потому что в тот день поступила как раз новенькая больная, и ей обещали принести в кроватку розовую куклу.

В швейцарской Катю одели, укутали, и мать понесла её к ожидавшей их у подъезда карете. Настя бежала вперёд, она открыла дверцу, и Катя вдруг вскрикнула от восторга: в карете, как бы ожидая её, уже сидела большая розовая кукла. На этот раз это была её собственная кукла, которую она и везла теперь с восторгом домой.

1903