Антология советского детектива-45. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Семенов Юлиан Семенович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ух ты… Как же это я… Александр Семеныч, да это не только шах!
— Разве? Ну, тем хуже для тебя, не лови ворон.
Сергей ошеломленно уставился на доску, с досадой дернул себя за ухо и смешал фигуры.
— Вот так, брат. — Полковник подмигнул ему и встал из-за столика, потягиваясь и сдерживая зевок. — Извини, Сергей, устал я что-то…
— Так я, может, пойду? — смутился Сергей.
— Сиди, сиди. Я ведь отдыхать не собираюсь, мне все равно скоро уходить.
Он взял с буфета чайник и включил его, потом посмотрел на часы.
— Ну, если Татьяна не явится, будем ужинать без нее. Ты как же думаешь планировать теперь свое будущее, а, Сергей?
— Да как, Александр Семеныч, что тут особенно планировать… Решил я идти в вуз сразу, не откладывая. На вечернее отделение, если удастся. Ну, и работать.
— М-да… Это трудно, Сергей.
— Знаю, — отозвался тот. — Все оно трудно, Александр Семеныч… Мамаша моя говорит, что жизнь, мол, прожить — не поле перейти… Я вот подумал недавно: а ведь как верно! Такие кругом трудности, ну куда ни глянь… а может, скучно было бы жить без этого, кто его знает. Я вот, когда думаю о том, как придется в вузе учиться и работать, так мне даже как-то невтерпеж становится — скорее бы…
Полковник прошелся по комнате и сел на диван, зябко сунув руки в карманы и положив ногу на ногу.
— Да, — сказал он, — в трудностях есть своя… э-э-э… привлекательная сторона. Тем более в твоем возрасте. В какой институт ты думаешь идти?
— Думаю — в Ленинградский электротехнический. Мне наш Арх… ну, преподаватель физики — он сам там учился — советует поступать именно туда. Знаменитый, говорит, институт, старый. Между прочим, там до революции директором был Попов, изобретатель радио.
— Вот как, — сказал полковник, разглядывая блестящий носок своего сапога. — Значит, ты хочешь именно в Ленинград…
— Да. У меня там и друг учится, на первом курсе кораблестроительного.
Полковник кивнул:
— Теперь-то я начинаю понимать, почему это Татьяна последнее время все пытается меня убедить, что лучше Ленинградского университета нет в мире.
— Ну да, — смутился Сергей, — она, Таня то есть, она действительно думает поступать в Ленинградский, на филфак…
— Ну, еще бы. Было бы странно, если бы она теперь думала поступать куда-нибудь… э-э-э… в Казанский.
Сергей совсем побагровел:
— Плохо, брат, твое дело, — сочувственно сказал полковник. — Но от такой оказии, как говорится, не застрахован никто.
— Александр Семеныч! — Сергей собрался с духом. — Я вот как раз насчет этого хотел с вами поговорить…
— Со мной? Давай, брат, я слушаю.
— Понимаете, Александр Семеныч… мы с Таней решили, что нам нужно пожениться.
Полковник высоко задрал левую бровь.
— Вот как, — сказал он после недолгого молчания. — Надеюсь, не завтра?
— Нет, что вы, — заторопился Сергей, — потом, уже в Ленинграде, когда поступим…
— Не закончив образования?
— Нет, почему, среднее-то у нас уже будет!
— Разумеется. Разумеется. И ты считаешь, что среднего образования достаточно, чтобы обзавестись семьей?
— Так при чем это, Александр Семеныч? — тихо спросил Сергей. — Для этого не образование нужно, а…
— Любовь, ты хочешь сказать? Правильно, Сергей, любовь, разумеется, главное. Но я тебе скажу откровенно: мне не думается, что в вашем с Татьяной возрасте любовь может быть настолько уже зрелой и… э-э-э… серьезной, что ли, чтобы на таком фундаменте строить семью. Не знаю, брат, не знаю… Я вот помню себя в реальном училище… Ну, все мы увлекались в старших классах, благо женская гимназия была рядом, и думали, конечно, что эта любовь — самая настоящая и до гроба. А теперь смешно вспомнить. Да что теперь! — через два уже года все эти гимназические романы были наглухо позабыты. Так что я просто не советовал бы ни тебе, ни Татьяне торопиться с таким важным делом. Дело ведь очень важное, Сергей, ты об этом не забывай.
— Вы не знаете, насколько это серьезно… у нас с Таней, — глухо сказал Сергей, глядя в сторону. — Это только словами не расскажешь, а если бы…
В прихожей металлически щелкнул замок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Вот и Татьяна. — Полковник встал и посмотрел на Сергея, как тому показалось — немного растерянно. — Сергей, я тебя попрошу — не будем пока продолжать при ней этот разговор…
Робко вошла Таня в лыжном костюме, поправляя примятые шапкой волосы и держа у глаза платок.
— Что еще случилось? — строго спросил полковник.
Таня улыбнулась Сергею, потом дядьке.
— Ничего, Дядясаша, не пугайся… может, будет немножко синяк, я не знаю: я заходила к Людмиле, она что-то прикладывала…
Она отняла платок — на скуле, под самым глазом, действительно намечался уже основательный синяк.
— Кто тебя? — вскочил Сергей.
— Ой, это снежком — мы проводили военные занятия, просто снежком. Ничего страшного, уже совсем не болит, правда… Дядясаша, я купила пудру — нарочно Для этого, — достань, пожалуйста, она осталась в кармане куртки…
— Черт знает что! А еще собирается… — не договорив, полковник возмущенно крякнул и вышел из комнаты.
— Страшно по тебе соскучилась — целуй скорее, — шепнула Таня, подставляя ушибленное место. — Давно сидишь?
— С пяти. Действительно не болит?
— Болит, конечно… еще раз, пожалуйста…
Сергей едва успел выполнить просьбу, как вошел полковник.
— Татьяна, мне нужно уходить, так что поторопись с чаем.
— Сейчас, Дядясаша!
С помощью пудры синяк был приведен в более пристойный вид. Таня переоделась, быстро накрыла на стол.
— Дядясаша, объясни мне такую вещь! Что, в конце концов, мы должны говорить пионерам по поводу наших отношений с немцами? — спросила она, разливая чай. — Получается ведь какая-то нелепость: с одной стороны, фашисты есть фашисты, ребятам это внушали с первого класса. А с другой — Гитлера теперь и обругать нельзя лишний раз, потому что тебя сразу ущучат. Мне за эту стенгазету несчастную так влетело…
— Мало влетело, если ты до сих пор ничего не поняла, — полковник пожал плечами. — Неужели так трудно разобраться в обстановке? Неужели так трудно найти в этих условиях правильную линию поведения? Фашизм остается наиболее враждебной нам политической системой и наиболее вероятным нашим противником в будущей войне. Вернее, в той войне, которая уже идет. Но твердить об этом сейчас, когда мы в силу обстоятельств вынуждены были заключить с Германией пакт, твердить об этом сейчас было бы глупо и… нетактично. Есть вещи которые всем понятны, но о которых все же принято умалчивать. Точнее, их принято не касаться…
— Все это я прекрасно знаю, — возразила Таня. — Но это все теория, она всегда легче всего. А вот на практике, когда сталкиваешься с тем, что ребята не понимают — враг нам Германия или союзник…
— Ну, это уж ты хватила, — сказал Сергей. — Не такие уж они дураки, эти твои ребята.
— А вот представь себе! Да и чего ты от них хочешь, если сейчас в газетах чаще ругают Англию, чем Германию… невольно такое впечатление и создается. Я все-таки считаю, что никакие временные обстоятельства не должны оправдывать прекращения антифашистской пропаганды среди пионеров. Именно среди них. Ты понимаешь — нас-то уже пропагандировать нечего, вообще всех старших. А пионерам, особенно младших возрастов, нужно, наоборот, твердить об этом как можно чаще…
— Ты дотвердишься, — со зловещим спокойствием сказал полковник. — Я вообще советовал бы тебе отказаться от своего отряда, пока ты там не натворила дел.
— Ну уж нет!
— Ну, как знаешь. — Полковник допил стакан и встал из-за стола. — Может быть, тебе требуется еще одна хорошая взбучка, не спорю. Так я вас покину, Сергей…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Когда полковник ушел, Таня пересела поближе к Сергею.
— Дядясаша сегодня бьет себя хвостом по ребрам. С чего бы это?
— Бьет чем? — не понял Сергей.
— Господи, хвостом. Как тигр, понимаешь? Это я так говорю, когда он сердится. Вы с ним не поспорили о чем-нибудь?
— Да нет, я… я, знаешь, говорил с ним…