Безумный корабль - Робин Хобб

Каждый новый день откраивал еще немножко от жаркого разгара лета — год неудержимо катился к осени. Прошли считанные месяцы, а сколько всего успело случиться!.. Когда они покидали Делипай, из пепла уже поднялось с полдюжины строений, сколоченных из старого и вновь добытого дерева. Встала деревянная башня высотой с корабельную мачту, и на ней дежурили часовые. Кругом нее медленно росли слои каменной кладки… А народ там называл Кеннита королем. И это был не просто титул, но еще и любовное прозвище. «Короля спросите!» — в случае чего советовали люди друг другу. И кивали на рослого мужчину на деревянной ноге, у которого вечно торчали из-под мышки свернутые чертежи. И последнее, что видели моряки с палубы уходившей «Проказницы», — это флаг Ворона, гордо реявший на установленном на верху башни флагштоке. На полотнище, чуть ниже распростертых крыльев и хищного клюва, была вышита надпись: ЗДЕСЬ ОСТАЕМСЯ!

Теперь «Проказница» стояла на якорях — на обоих, носовом и кормовом, в Обманной бухте острова Других. Было время прилива. Кеннит говорил, другой сколько-нибудь безопасной стоянки на острове не было. Когда же прилив достигнет высшей точки, Кеннит и Уинтроу покинут корабль и отправятся в шлюпке на берег. Они пойдут искать оракула. Кеннит настоял на том, чтобы Уинтроу непременно прошелся по Берегу Сокровищ…

Мористее в плывущих клочьях тумана едва виднелся силуэт «Мариетты». Там она будет находиться все время, наблюдая за происходящим, и приблизится, только если понадобится подмога.

Погода стояла очень странная, что внушало людям беспокойство. Смотреть отсюда в морскую даль было все равно что из другого мира. «Мариетта» то показывалась из тумана, то снова скрывалась, а здесь, в бухте, стоял солнечный штиль. И царила такая тишина, что Уинтроу чуть заново не уснул.

— Не нравится мне здесь, — настойчиво повторил корабль.

Уинтроу вздохнул.

— И мне тоже, — ответил он Проказнице. — Другие люди только и гоняются за всякими знамениями и предсказаниями, а я их, наоборот, всегда боялся. Помнится, в монастыре некоторые послушники развлекались с кристаллами и семенами — метали их, а потом истолковывали, что получалось… Жрецы это, так скажем, терпели. Одних забавляли гадания, и они говорили, что, мол, повзрослеют — сами поймут. Один как-то заметил, что, мол, лучше бы мы в ножички игрались… И мое внутреннее чувство заставило меня с ним согласиться. Мы все время стоим на краю будущего; чего ради пытаться заглядывать через порог?… Я верю, что есть истинные предсказатели, умеющие заглядывать вперед и провидеть предначертанные нам пути. Но я думаю также, что есть и некая опасность в том, чтобы…

— Я не о том, — перебила Проказница. — Я в предсказаниях ничего не понимаю. Я просто помню это место… — И в ее голосе появилась нотка отчаяния: — Я помню это место, но я же отлично знаю, что ни разу тут не была!.. Уинтроу! Уж не твоя ли это память? Ты что, здесь раньше бывал?

Он распростер руки по палубе, полностью открываясь Проказнице. И попытался утешить ее:

— Я-то нет, но вот Кеннит бывал. Ты стала очень близка с ним… Может, и его память уже с твоей перемешивается?

— Кровь есть память, — ответила она. — Его кровь впиталась в мою палубу, и я знаю, что он помнит о том, как сюда приезжал. Но, Уинтроу… как бы это сказать… это память о человеческом посещении. А когда я была здесь раньше, я плавала в этих водах, быстрая и свободная. Я была новенькая… то есть молодая… Я начиналась здесь, Уинтроу… И не один раз, а много-много…

Она была в полной растерянности. Он потянулся к ней и уловил быстрые тени воспоминаний, столь давних, что она сама не могла их как следует удержать. Они ускользали прочь, расплывчатые и неуловимые, как те солнечные тени на веках. Но то немногое, что ему удалось понять, вселяло определенное беспокойство. Ибо он знал это столь же хорошо, как и она. Крылья на фоне солнца… Нечто скользящее в глубоководной зелени и синеве… Это были образы из недр его снов, лихорадочные образы, слишком яркие и четкие и от этого не способные выносить свет дня. Он постарался скрыть свое смятение, негромко спросив:

— Ты говоришь, начиналась… да еще много раз… Как это?

Она откинула с лица блестяще-черные волосы и стиснула ладонями виски, как будто это могло помочь.

— Все идет по кругу, — сказала она. — Круг вращается… круговорот. Ничто не останавливается, ничто не теряется, все лишь возвышается по спирали. Как нити на катушке, Уинтроу. Круг за кругом, слой за слоем… И только нить все та же… — Она содрогнулась и обняла себя руками, как будто на жарком солнце ей вдруг стало холодно. — Не место нам здесь… Нехорошо…

— Мы не задержимся здесь надолго, — сказал Уинтроу. — Только пока прилив. Все будет…

— Уинтроу! Пора! — долетел голос Этты. Он торопливо погладил напоследок диводрево палубных досок.

— Все будет хорошо, — заверил он Проказницу. Живо вскочил на ноги и побежал к остальным, на ходу разматывая с головы рубашку. Натянув, он заправил ее в штаны. Какие бы сомнения ни снедали его, а сердце все-таки быстрей билось в предвкушении высадки на остров Других. На остров Других!..

Кеннит наблюдал за выражением лица Уинтроу, сидевшего на весле. Было явственно заметно, что паренек испытывал боль — побелевшие губы, блестящий от пота лоб, — однако не жаловался и не ныл. Ну и хорошо. Этта сидела на банке рядом с Уинтроу и тоже действовала веслом. Они работали наравне с двумя другими гребцами, во всяком случае, не отставали. Кеннит по обыкновению устроился на носу, спиной к берегу. Улучив момент, он бросил взгляд на «Проказницу». Он очень надеялся, что в случае чего она словом и делом поможет команде сохранить себя в целости. Нового старпома звали Иола. Этому старпому Кеннит дал четкое и недвусмысленное указание: если он вдруг разойдется во мнениях с кораблем — поступать так, как скажет корабль. Странно прозвучал этот приказ, но Кеннит никак не ответил на отчетливый вопрос, отразившийся на лице Иолы. Возможно, со временем, когда Иола покажет себя, Кеннит окажет ему большее доверие. Возможно. Ему жаль было расставаться с Бриком, но парень вполне заслужил право командовать собственным кораблем. Вот Кеннит и отдал ему судно, которое они умудрились вытащить из жидкой грязи в гавани Делипая. К кораблю он приложил изрядную сумму денег и повеление купить сколько-то строевого леса да нанять хороших каменщиков для башни. После чего Брик должен был поймать несколько работорговых кораблей и тем самым обеспечить в обновленном Делипае прирост населения. У него и так большинство моряков были делипайцы. Кеннит отобрал для команды мужчин и женщин с семьями в Делипае — как раз с тем, чтобы они верней выполнили приказ и не вздумали отвлечься на что-нибудь постороннее… Он был доволен, как ему все это удалось. Единственной неожиданностью явилась новая связь с этим городом, возникшая у Соркора. Ко времени их отбытия Алиссум оказалась уже беременна, и после посещения острова Других Соркор желал вернуться в Делипай. Непременно и как можно скорее. Пришлось Кенниту сурово вразумить его, напомнив, что ему как семейному человеку необходимо перво-наперво обеспечить жене и детям должный доход. Он что, собрался вернуться к Алиссум с пустыми карманами? Нет, так не пойдет. Особенно если вспомнить, что во время разрушительного налета самого синкура Фалдена с сыновьями не было дома. Он может вернуться в любой день. Значит, Соркор должен быть готов показать тестю, что вполне обеспечивает его дочь!.. Это внушение зажгло Соркора возобновленной тягой к пиратству, да столь свирепой и сильной, что Кеннит только руками развел. Такого он тоже никак от Соркора не ожидал. Были, видать, в этом человеке неизведанные глубины, воистину были…

Форштевень лодки проскреб по черному береговому песку, и мысли Кеннита сразу вернулись к настоящему. Он обвел глазами маленькую, не очень-то приветливую бухту. Гребцы уже выпрыгнули через борта и тащили шлюпку на сушу. Кругом поднимались скальные стены, заросшие зеленью. В расщелинах камня, полускрытые растительностью, запутались кости какого-то громадного животного. Корень одного из деревьев у края скал подался, и вечнозеленые ветви неестественно свисали вниз, достигая песка. Узкая тропинка вилась наверх, исчезая в расселине черного камня…

Кеннит выкарабкался из лодки наружу. Склизкие водоросли, раковины синеватых мидий и белесых морских желудей, облепившие прибрежные камни, делали опору ненадежной для его костыля. И он взял Этту за плечо, как бы любовно обнимая ее.

— Этта и Уинтроу пойдут со мной. Вы двое останетесь ждать здесь!

Гребцы неохотно пробормотали в ответ — дескать, поняли, слушаемся, господин капитан. Кеннит уже отвернулся от них, без большого воодушевления оглядывая крутую тропку. Ему предстоял долгий путь пешком, да все по каменистой дороге. Он даже на краткое время усомнился в мудрости принятого решения. Но потом встретился глазами с Уинтроу. Юнец очень нервничал, но был сам не свой от предвкушения чуда. И Кеннит на одно ослепительное мгновение вновь ощутил все ту же таинственную связь между собой и Уинтроу. Уинтроу был поразительно похож на него самого в юности. Он ведь тоже порой чувствовал подобное возбуждение. Обыкновенно в тех случаях, когда впереди показывался особо многообещающий, явно богатый корабль… Но мгновение миновало, и слабую улыбку, возникшую было на лице капитана, вновь сменило выражение заранее испытываемого отвращения. И он решительно отринул столь некстати вернувшуюся память. Нет! У него никогда не было ничего по-настоящему общего с Игротом. После всего, чему подверг его этот человек, воспоминания о нем не вызывали у него ничего, кроме чувства ненависти и презрения.