Тьма сгущается - Гарри Тёртлдав

— Большую часть работы мы проводим в голове, — усмехнулся Сиунтио, — а голову не снимаем с плеч. Вот тебе преимущество теории над опытом. Лаборатория нам нужна только для того, чтобы подтвердить наши расчеты.

— Или, что чаще бывает, опровергнуть, — добавил Ильмаринен.

Сиунтио снова хохотнул, на сей раз — согласно.

Пекка слишком нервничала, чтобы воспринимать шутки. Как любой чародей-теоретик, она осознавала свои ограничения как экспериментатора и понимала, что собирается зайти за установленные для нее границы.

— Посмотрим, что случится, когда мы используем расходящиеся ряды, — сурово промолвила она и, поклонившись старшим коллегам, добавила: — Вы оба понимаете, что я буду делать — и что будете делать вы, если опыт пойдет не по плану.

— Да, — решительно отозвался Сиунтио.

— Безусловно. — Ильмаринен кивнул. — Единственное, чего мы не знаем, — так это успеем ли спохватиться, прежде чем опыт зайдет слишком далеко. — Он ухмыльнулся, показав желтоватые кривые зубы. — Впрочем, как я и говорил, опыты ставят для того, тобы выяснить, где мы обсчитались…

— Это не единственная причина, — с некоторым упреком заметил Сиунтио.

Пекка вмешалась раньше, чем двое почтенных старцев успели затеять свару.

— Посмотрим, что случится. Займите места, прошу вас. И ни слова больше, если только речь не пойдет о жизни и смерти. Если я отвлекусь, это может плохо кончиться.

Она пожалела, что Лейно работает над своими проектами где-то в бурлящих недрах лабораторного корпуса, а не стоит рядом. В лаборатории ее супруг творил настоящие чудеса. Но теория, стоявшая за этими чудесами, почти не занимала его, а в этом опыте важно было именно теоретическое обоснование. Вот и еще одна забота: если теория неверна и последствия опыта окажутся катастрофическими, она может и Лейно погубить своей неудачей.

Впрочем, об этом она уже не узнает.

— Вы готовы? — спросила Пекка, окинув взглядом Сиунтио с Ильмариненом.

Вопрос прозвучал до странности риторически: чародейка прекрасно знала, что оба ученых готовы, но опыт не начнется, пока они не подтвердят это. Сиунтио ответил таким же ритуальным полупоклоном. Ильмаринен просто кивнул, но всякое подобие насмешки исчезло с его ехидной физиономии. Любопытство снедало его не меньше, чем коллег.

Пекка шагнула к рядам клеток и, выбрав одну, отнесла подопытную крысу на белый лабораторный стол. Прищурившись за стеклами очков, Сиунтио прочел с таблички на клетке кличку и опознавательный номер крысы. Пекка, как того требовали правила, повторила сказанное и записала в журнал, после чего сняла со стеллажа вторую клетку. Повторился тот же ритуал, только кличку и номерок прочитал вслух Ильмаринен. Пекка вновь занесла данные в протокол эксперимента.

— Да будет отмечено, — промолвила она, записывая, — что одно подопытное животное является потомком другого во втором колене.

— Да будет также отмечено, — добавил Сиунтио, — что в данном эксперименте, в отличие от предыдущих, для исследования инверсной взаимосвязи между законами сродства и подобия будет использовано заклятие, включающее расходящийся ряд.

— Да будет сверх того отмечено, — вмешался Ильмаринен, — что мы понятия не имеем, что творим; что выясним это, скорей всего, на собственной шкуре и что при этом от нас едва ли останется что-то, что можно будет положить на погребальный костер — о драгоценном протоколе, который так старательно ведет госпожа Пекка, я тактично умолчу.

— Да будет отмечено, — огрызнулась Пекка, — что записывать все это я не собираюсь.

Ильмаринен сверкнул нахальной улыбкой. Пекке тут же захотелось сверкнуть боевым лучом. Из самого тяжелого жезла.

— Довольно, — вмешался Сиунтио.

Порою — не всегда — ему удавалось пристыдить Ильмаринена: волшебство под стать его рангу. Вот и сейчас товарищ его замолчал, но, судя по выражению его лица, нисколько не пристыженный.

— Мы начинаем, — произнесла Пекка и произнесла ритуальные слова, как всякий куусаманский чародей, перед тем как читать заклинание.

Привычная формула успокоила ее. Куусамо пребудет в веках, даже если сама Пекка погибнет, как стояла страна тысячи лет до ее рождения. Напомнив себе об этом, чародейка смогла перевести дыхание.

Она приступила к заклятию. Голос ее то повышался, то спадал до шепота, то торопился, то замирал, повинуясь сложному ритму заклинания, разработанного ею и ее коллегами-теоретиками. От того заклинания, что начала читать Пекка в Илихарме, прежде чем на город обрушились кровавые чары альгарвейцев, нынешнее отличалось довольно сильно. Вместе с Ильмариненом и Сиунтио Пекка вновь и вновь обсуждала каждую строку, тут убирая, там добавляя, чтобы ни в словах, ни в жестах, которыми чародейка сопровождала заклинание, не осталось ни единой неточности.

Весна в Каяни была прохладной, но на лбу Пекки выступил пот. Она физически ощущала, какие силы пытается призвать и сдержать — немыслимые, немыслимые силы. Все расчеты указывали на то, но знать рассудком и чувствовать костями — совсем разные вещи.

— Силы горние, помогите нам! — донесся еле слышный, но отчетливый шепот Сиунтио: старый ученый, должно быть, тоже ощутил действие чар.

Ильмаринен пробормотал себе под нос что-то совсем не похожее на молитву.

Даже крысы заметались в клетках. Ловкими — но недостаточно ловкими — лапками они пытались отворить дверцы. Старшая крыса пищала от испуга. Младшая пыталась зарыться в набросанную на дно клетки солому.

Пекка не сердилась на зверька: ей тоже хотелось спрятаться куда-нибудь. То заклятие, что сплела она когда-то, что заставило ее двинуться по становой жиле исследований, никак не могло сравниться с нынешним. Ей пришло в голову, что какой-нибудь чародей во времена Каунианской империи или долгую эпоху смут после ее падения мог читать подобное заклятие. Если это и случилось, тот чародей не пережил эксперимента — как принято было выражаться в древности, не сумел сдержать вызванного им демона. Устаревшая терминология всегда вызывала у Пекки улыбку… до сего дня. Сейчас в голове у нее билась одна мысль: «Я с ума сошла, раз пытаюсь сотворить подобное».

Чародейка резко мотнула головой. Это мир вокруг нее сошел с ума. Сама она пребывала в здравом рассудке. Во всяком случае, надеялась на это.

Она продолжала читать заклинание. Чары уже дошли до той стадии, когда попытка прервать их действие привела бы к последствиям еще более ужасным, чем те, какие волшебница и ее коллеги стремились вызвать — поскольку предпринятые ими защитые меры были бы в этом случае бесполезны.