Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси - Лев Черепнин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прежде всего важно, что повод к восстанию дало то обстоятельство, что Моисей оставил архиепископскую кафедру. Свидетельство летописи о том, что «молиша его много всь Новъград с поклоном» не уходить, весьма тенденциозно и не заслуживает доверия. Вероятнее другое. Заинтересованы в том, чтобы архиепископ остался на своем посту, были феодальные круги Новгорода, опасавшиеся, что смена архиепископов может вызвать ослабление правительства и привести к политическим осложнениям и социальным конфликтам. Что касается Моисея, то он ушел, по-видимому, именно потому, что его фигура была в Новгороде слишком одиозной, его деятельность вызывала много нападок со стороны низшего духовенства и горожан. Он понимал, что лучше своевременно отстраниться от политической деятельности, чем стать жертвой народного восстания.
Весьма показательно сообщение летописи о том, что когда вопрос об уходе Моисея из архиепископов был решен, то новгородские посадники, тысяцкий, игумены, попы «и весь Новъград» решили избрать нового архиепископа из числа трех кандидатов по жребию. Процедура жеребьевки должна была состояться в Софийском соборе. Летописец говорит, что произвести подобный акт было решено для того, чтобы выборы верховного главы Новгородской церкви были делом не человеческого произвола, а божьей воли («и не изволиша себе от человек избрания сътворити, нъ изволиша собе от бога прияти извещение и уповати на милость его, кого бог въсхощеть и святая Софея, того знаменаеть»)[2064]. Если принять во внимание, что как раз стригольники провозгласили право мирян на избрание себе духовных руководителей, то станет ясно, что бросание жребия в Софийском соборе было не просто актом очередной замены пустующей архиепископской кафедры, а в значительной мере — более широким делом укрепления позиций господствующей церкви в обстановке наступления на нее еретиков. Новый архиепископ должен быть избранником божиим, а не лицом, который примет сан по назначению людей, говорит летописец.
Новым главой Новгородской церкви был избран ключник дома святой Софии чернец Алексей. Смена архиепископов послужила поводом к широкому народному движению. Летописец объясняет его с позиций обычной религиозной историософии воздействием дьявола, побудившего «лихих людей» к выступлению против властей. «Той же весны, богу попустившю грех ради наших, а диаволу действующу, и по совету лихых людей, и бысть мятежь силен в Новегороде». Но за шаблонной формулой о дьявольском вмешательстве в дела людей чувствуется живая социальная действительность того времени. Ортодоксальные церковники подвергались критике и нападкам со стороны еретиков. В рассматриваемое время идейная борьба между поборниками православной ортодоксии и теми, кто подрывал идеологические устои господствующей церкви, тесно сомкнулась с открытой социально-политической борьбой черных людей против феодальной аристократии.
Разобраться в расстановке классовых сил в изучаемом движении не так легко из-за лаконичности и неясности летописного рассказа. По-видимому, при общей антифеодальной направленности восстания происходила борьба отдельных боярских партий за власть. Те или иные бояре стремились найти поддержку у различных групп черных людей. И это им удавалось.
Жители Славенского конца добились смещения посадника Адриана Захарьевича и возведения на его должность Сильвестра Леонтьевича. Однако последнего, как говорит летопись, поддерживал не «весь город». Значит, кандидатура нового посадника не была утверждена общеновгородским вечем. Эту кандидатуру приняло вече лишь одного Славенского конца. Но жители последнего отстаивали ее вооруженным путем. Они явились на Ярославов двор «в доспесе», и там произошла «сеча». Жители Софийской стороны были без доспеха и поэтому обратились в бегство. Характерно, что происшедшая «проторожь» (схватка) в действительности не имела характера ссоры между двумя городскими кварталами, в пределах которых жители поддерживали друг друга по принципу соседства. И координация и размежевание отдельных групп городского населения шли прежде всего по линии социальной. Говоря, что «славляне» «розгониша заричан», летописи подчеркивают, что при этом они прежде всего напали на феодалов: «бояр многых побиле и полупиле», «и хламиды с них драли», а одного боярина — Ивана Бориса Лихинина «до смерти убили»[2065]. Таким образом, если соседские связи в столкновении городских «концов» и «сторон» и имели место, то в то же время за этим столкновением скрывалась более серьезная и глубокая классовая основа. При стихийности и неорганизованности городского движения, при отсутствии достаточно развитого политического сознания выступавших горожан, выдвигавших своих кандидатов в посадники из числа лиц, как им представлялось, наиболее к этой роли подходящих, восставшие могли питать иллюзию, что они, как члены одной территориальной единицы, борются за свои интересы с членами другой такой же единицы. Но здравое классовое чутье подсказывало жителям одного конца, кто является их настоящим врагом из числа жителей другого конца. Поэтому летопись и подчеркивает, что сражались «славляне» и «заричане», но в этом сражении главным было то, что черные люди «побиле и полупиле» бояр.
Летопись указывает, что вражда Славенского конца и Софийской стороны продолжалась три дня: «Софеиская сторона хоти мьстити бещестие братьи своей, а Славеньская от живота и от голов». И в данном случае главное — размежевание населения по признаку не территориальному, а социальному. Бояре желают отомстить за бесчестие своей «братьи», черные люди отстаивают свои «головы». Наступательной стороной по-прежнему являются «славляне», которые уже и «мост [через Волхов] переметаша».
Развертывание классовой борьбы, по-видимому, таило серьезную угрозу для господствующего сословия. Поэтому и бывший и новый архиепископы (и Моисей, и Алексей) явились к месту вновь намечающегося сражения. Моисей прибыл для этого специально из монастыря, где он находился, оставив архиепископский пост. Судя по летописи, он обратился к новгородцам со словами: «Дети, не доспейте поганым похвалы, а святым церквам и месту сему пустоты; не съступитеся бится». По летописи, речь бывшего архиепископа якобы произвела такое впечатление, что враждующие между собой стороны сразу разошлись.
Конечно, летопись изображает все происшедшие события в слишком идиллических красках. Поэтому верить ей не следует. Но некоторые моменты летописного рассказа, безусловно, заслуживают внимания. Во-первых, важно, что Моисей понимал, что продолжение антифеодального восстания опасно для господствующего класса. Отсюда его колоритное выражение о «пустоте места сего», как несчастье, которого надо избежать. Во-вторых, его указание на то, что проявившаяся среди населения рознь наносит удар «святым церквам», как будто свидетельствует о некоторой связи антифеодального восстания 1359 г. с антицерковными выступлениями еретиков.
Разошлись восставшие, очевидно, не потому, что бывший архиепископ убедил их в несовместимости их действий с интересами церкви, а потому, что бояре пошли на какой-то политический компромисс с черными людьми относительно организации правительства. Так посадником был утвержден новый кандидат — Никита Матвеевич. Кандидатура Сильвестра Леонтьевича, по-видимому, удовлетворяла не всех черных людей. Неслучайно, уже вслед за тем как выступление Моисея, по версии летописи, успокоило народ, жители Софийской стороны (очевидно, рядовые горожане) «взяша села Селивестрова на щит, а иных сел славеньскых много взяша»[2066].
У нас нет прямых данных о деятельности стригольников и о связи их выступлений с другими формами народных движений вплоть до второй половины 70-х годов XIV в.
От 1375 г. сохранилось следующее известие Новгородской четвертой летописи и летописи Авраамки о казни в Новгороде стригольников. «Тогда стриголников побиша, дьякона Микиту, дьякона Карпа и третие человека его и свергоша их с мосту». В несколько ином варианте то же известие дано под 1376 г. в Воскресенской и Новгородской третьей летописях: «Того же лета побиша в Новегороде стриголников еретиков, диакона Никиту и Карпа простца, и третиего человека с ними, свръгоша их с мосту, развратников святыа веры Христовы». В Никоновской летописи о стригольниках говорится безъимянно: «новгородцы ввергоша в Волхов в воду стриголников еретиков», причем вслед за этим сообщением помещено евангельское изречение: «аще кто соблазнить единаго от малых сих, лутчи есть ему, да обвесится камень жерновный на выи его и потоплен будет в море»[2067]. В «Поучении» пермского епископа Стефана, направленном против ереси стригольников (около 1386 г.). эта ересь также связывается с именем Карпа: «последи же всех злая ересь прозябе от Карпа дьякона», «сю бо злую сеть дьявол положил Карпом стригольником»[2068].