Меч и ятаган - Дэвид У. Болл

основная часть которой бежала в беспорядке к воде. Люди с громким плеском прыгали к шлюпкам, которые должны были доставить их в более глубокие воды, где поджидали галеры султана. В суматохе многих задавили, кто-то утонул почти у самого берега.

Надвигающаяся армия разделилась, впереди – конные рыцари, позади пехота. Пока Пияле наблюдал со своего корабля, Мустафа все время находился в гуще событий. Под ним подстрелили коня. Он пересел на другого, но и того убили. Мустафа снова пересел и чуть не попал под меч рыцаря. Пока янычары отбивались от рыцарей, аркебузиры Пияле, расположившись на высотах вокруг бухты, отдельными выстрелами пытались сдержать натиск христианской армии, чтобы дать своим товарищам больше времени. Основная часть турецкой армии успела добраться до кораблей, но некоторым суждено было погибнуть в воде от снарядов преследователей.

Последняя за всю осаду битва прошла врукопашную в водах залива Святого Павла, превратив море в водоворот смерти. Турки спасались от преследующих их, жаждущих мести рыцарей. Настала ночь, турки ушли. Последняя галера флота прошла мимо островка Селмунетт, где потерпел кораблекрушение святой Павел, оставляя за собой воды, полные мертвецов.

Это была последняя битва убийственного лета в склепе под названием Мальта.

ИЗ «ИСТОРИЙ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ»,

написанных Дарием по прозвищу Хранитель, придворным Короля Верующих и Неверующих, султана Ахмеда

В общей сложности из сорока тысяч человек османы потеряли около тридцати тысяч убитыми, в то время как орден и его союзники потеряли семь тысяч человек, из них двести семьдесят рыцарей, из первоначального гарнизона в девять тысяч человек. На тот день, когда прибыли силы подкрепления, у великого магистра оставалось лишь пятьсот человек, способных держать в руках оружие, и у них почти не было ни пороха, ни снарядов. Мустафе хватило бы пары недель, если не дней, чтобы завоевать Мальту.

Пияле-паша догадался отправить галеру с плохими новостями вперед, чтобы гнев султана немного улегся, прежде чем они предстанут перед ним. За свою долгую жизнь Сулейман не часто терпел поражения. Его армию смогли остановить лишь мощные стены Вены, и произошло это на тридцать пять лет раньше описанных событий.

Султан приказал флоту подождать до наступления темноты, а потом уже заходить в бухту Золотой Рог, чтобы хоть отчасти скрыть унижение под покровом ночи.

Он простил Мустафу и Пияле.

– Лишь в моих руках, – сказал он, – меч Османов непобедим!

Он пообещал лично возглавить экспедицию на остров уже в следующем году.

Из тома VII. Великие кампании. Мальта

Глава 46

Кристиан лежал на койке, наслаждаясь теплым осенним солнцем. Рядом с ним лежало распечатанное письмо от матери. Религиозные войны, медленно бурлящие во Франции, дошли до точки кипения в шато де Врисов. Его брат Ив, граф, был убит гугенотом.

Столько смертей, и все во имя Бога. И вот теперь он, Кристиан, новый граф.

Симона умоляла его вернуться домой, заняться делами и имением. Он боролся со своим долгом и одновременно пытался приспособиться к жизни без ноги. В орден его привела потеря ноги матерью. Теперь ему бы очень хотелось, чтобы потеря собственной ноги стала достаточным основанием для выхода из ордена, но он знал, что почти все рыцари получили серьезные увечья. Ла Валетт никогда не отпустит его только из-за этого.

«Ты не такой фанатичный монах, как остальные», – ворчал доктор Каллус.

«Тебе нечего делать в ордене», – говорил Бертран.

Кристиан знал, что они правы.

И все же он не мог забыть об обете, данном Богу на коленях. Если Ты спасешь ее, я присоединюсь к ордену Святого Иоанна и буду служить Тебе.

Бог выполнил его просьбу. Так неужели его слово окажется пустым?

«Прежде всего мужчине должно исполнить свой долг», – сказала ему как-то мать.

Он молился, чтобы Бог указал ему путь. Но не получал ответа. При любой возможности он выходил на улицу и учился ходить на костылях по пирсу у Калкара-Крик. Мария знала, в какие часы он обычно выходит. Она гуляла вместе с ним, и при каждом расставании Кристиан ощущал отчаяние оттого, что вскоре ему суждено было снова вычеркнуть ее из своей жизни, повинуясь обетам.

Его вызвал великий магистр. Ла Валетт вернул свой штаб в форт Сант-Анджело и заставил прождать себя целый час. Когда Кристиан, ковыляя, вошел в комнату, спаситель Мальты сидел в окружении важных бумаг и целых стопок срочных писем. Подняв глаза на Кристиана, он произнес:

– А-а-а, де Врис. Примите мои соболезнования по поводу кончины вашего брата.

– Не думал, что вы знаете, сир.

– Мне написала ваша мать, – ответил великий магистр, продолжая строчить. – На самом деле она просила меня освободить вас от обетов. Утверждала, что теперь, когда вы стали графом, дела семьи требуют вашего непосредственного участия.

Кристиан был удивлен. Мать не упоминала, что собирается писать великому магистру. Кристиан ждал, надеясь, что все окажется просто. Ла Валетт внимательно изучал лицо Кристиана, взгляд его был суров как никогда.

– А что скажете лично вы? Каково ваше желание?

Собравшись с духом, Кристиан выдержал взгляд ла Валетта.

– Мое желание – быть более достойным этого ордена. Признаюсь, моя вера слаба. Я понял, что люблю Бога недостаточно, чтобы убивать за Него. Поэтому мой ответ – да, я хочу выйти из ордена. Я желаю покинуть орден. – Произнеся эти слова, Кристиан ощутил волну облегчения и вины.

– Я благодарен вам за достойную службу, – сказал ла Валетт. – Все это время вы были на высоте, если не считать неприятных событий трехлетней давности. В борьбе с неверными вы потеряли ногу. Вы оказывали помощь людям, которые без вас определенно умерли бы. – Он продолжал писать, и Кристиан все больше верил в то, что чудо произойдет, но тут великий магистр положил ручку и встал. – Однако во всем этом нет ничего необычного. Это просто обязанности перед орденом, которые выполнил бы любой рыцарь. Ваши обеты – это не вопрос удобства, фра де Врис, как вам могло показаться. Ваш отец был человеком честным и благородным. Ему бы следовало и вас воспитать в соответствии с этими принципами. Возможно, он так и сделал, но вы плохо усвоили его уроки. В любом случае мне совершенно ясно, что вы из другого теста. Я могу понять недостаточную силу веры. Подобные сомнения время от времени испытывает каждый, даже самый преданный рыцарь. Но их следует преодолевать, а не убегать, поджав хвост. Если вы желаете покинуть орден, фра де Врис, вам придется сделать это без нашего благословения. Вам придется смириться с тем, что ваше имя покроют позор и унижение, которые перейдут на новые поколения де Врисов. Для вас открыт лишь один честный путь. Чтить свои обеты до самой смерти. Вы дали клятву. И должны ее сдержать. Это мое последнее слово.

Великий магистр снова углубился в корреспонденцию. Аудиенция была окончена. Де Врис развернулся и медленно побрел прочь из комнаты.

Фенсу вернулся в Мекор-Хаким. Он построил новую сукку – хижину из камней и терновника – на вершине холма, возле рожкового дерева. Он вытесал шивити – табличку, указывающую в сторону Иерусалима, ориентируясь по звездам и вспоминая услышанные некогда истории.

Теперь он молился и танцевал один под звездами, без Элли и без цимбал Елены. Он танцевал с призраками под музыку моря.

В одиночестве он отпраздновал Пурим – победу добра над злом. На всякий случай, чтобы не забыть, а он надеялся, что придет время, когда в пещере снова зазвенит детский смех, он разыграл историю персидского царя Артаксеркса и подлого великого визиря Амана. За одиноким танцем безумного иудея наблюдали лишь вороны, подпрыгивающие под хриплые звуки его голоса.

Он встретился с иудейским оружейником, только что прибывшим из Сорренто. Его семья ютилась в руинах Бормлы. Фенсу и спрашивать не пришлось, он сразу догадался, что этот человек – маран, мошенник, как и он. И вот он уже оказался не один.

Он рыбачил, ставил капканы и ловил крабов, которых продавал на рынке. Работы, разумеется,