Власть и наука - Валерий Сойфер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В первый же год после смерти Сталина из газет в основном исчезли упоминания об этом плане. Затем проблема катастрофы с полезащитными полосами была рассмотрена на заседании коллегии МСХ СССР (26), а в июле 1954 года на Всесоюзной конференции по лесоводству вопрос о том, следует ли продолжать сажать лес гнездовым способом, был поставлен на голосование. Лесоводы в присутствии Лысенко единогласно проголосовали против (27).
По официальной оценке заместителя министра лесного хозяйства СССР В.Я.Колданова (28) страна потеряла от этой сталинско-лысенковской аферы около миллиарда рублей! Вряд ли эта цифра сколько-нибудь правильно отражала размер истинных потерь, и сосчитать точно, сколько же средств унесла эта затея -- миллиард или десятки миллиардов, сегодня уже некому.
"Скоро ли советский народ увидит плоды преобразования природы?" --
спрашивал в 1949 году в своей статье в "Огоньке" Е.М.Чекменев и отвечал:
"Несомненно скоро. Накопленный нашей наукой и практикой опыт на полях Кубани, Дона, Украины и Поволжья дает полное право это утверждать" (29).
Однако положенная в основу заманчивого проекта лысенковская "наука" не давала никакого права на такие умозаключения и разрушила радужные планы в самом начале их реализации. Оказался нереальным и чисто волюнтаристский расчет Сталина на изменение климата от сети лесных полос. Те государственные и даже межколхозные полосы, которые, в конце концов, выросли (после многократных пересевов), не стали даже слабым препятствием на пути суховеев и не прекратили засух. А убытки, понесенные страной в результате деятельности безумных прожектеров, были невосполнимы. Но они не сказались на судьбе Лысенко и нисколько не образумили горе-новатора. Он и позже (вплоть до 1964 года) публиковал статьи о пользе гнездового посева, переиздавал старые инструкции, вставлял их в очередные издания "Агробиологии", не внося даже минимальных поправок. Всё, по его убеждению, было в них правильно. В 1957 году он объявил еще об одном открытии:
"Есть все основания предполагать, что какие-то вещества, выделяемые листьями и ветвями деревьев одной лесной породы (вида), губительно действуют на деревья некоторых других пород (видов)" (30).
Опять без каких бы то ни было доказательств было заявлено, что отмирающие деревья одного вида срастаются корнями и выполняют фантастическую работу:
"... еще задолго до отмирания перекачивают все свои энергетические пластические вещества в остающиеся деревья, отмирающие... сучья перекачивают энергетические вещества в ствол дерева. Этим и объясняется то, что деревья лиственных пород, усохшие в лесу на корню или усохшие на живом здоровом дереве нижние ветви (сучья) при сжигании, как правило, дают мало тепла. Где же здесь конкуренция или борьба индивидуумов внутри вида у лесных деревьев...?" (31).
Особенно забавно звучало типичное лысенковское -- "как правило" (см. также /32/). Дескать, все несовпадения можно спокойно отнести к разряду нетипичных исключений из строгого правила.
В ноябре 1963 года, видимо, потому, что к Лысенко воспылал любовью Н.С.Хрущев, газета "Известия" еще раз попыталась возродить интерес к гнездовым посадкам. Под рубрикой "Поучительные сравнения" была помещена статья и две фотографии, сделанные на лесной полосе "Волгоград-Черкесск", которые показывали, что гнездовой способ Лысенко якобы лучше (33).
"Закон жизни биологического вида":
отмена дарвинизма еще в одном аспекте
На августовской сессии ВАСХНИЛ в 1948 году Лысенко выступил против дарвинизма еще по одному вопросу -- происхождения видов. На смену принятым в науке положениям, объяснявшим эволюцию путем постепенного перехода одного вида в другой, он предложил иную "теорию".
"В результате развития нашей советской, мичуринского направления, агробиологической науки по иному встает ряд вопросов дарвинизма. Дарвинизм не только очищается от ошибок, не только поднимается на более высокую ступень, но и в значительной степени, в ряде своих положений, видоизменяется" (34).
Спекулируя на квазифилософском законе перехода количества в качество, он заявил, что открыл революционный путь перехода одного вида в другой, минуя всякие промежуточные стадии. Дарвиновскую теорию происхождения видов он именовал теперь "плоской эволюцией", уверяя, что подтверждением его новой "теории" -- "творческого дарвинизма" служит якобы выявленный им и его учениками факт перехода твердой пшеницы в пшеницу мягкую. Никаких данных экспериментального изучения этого фантастического перехода он в докладе не приводил. Лысенко просто заверил слушателей, что "путем перевоспитания... после двух-трех-четырехлетнего осеннего посева (необходимого для превращения ярового в озимое), дурум [т. е. твердая пшеница -- В.С.] превращается в вульгаре [мягкую пшеницу -- В.С.], т. е. твердая 28-хромосомная пшеница превращается в различные разновидности мягкой 42-хромосомной пшеницы, причем переходных форм между видами дурум и вульгаре мы при этом не находим. Превращение одного вида в другой происходит скачкообразно" (35).
Разговоры о превращении озимой пшеницы в яровую он вел еще в 1936 году, поучая Н.И.Вавилова, что он-де, Вавилов, проморгал великое открытие, не заинтересовавшись таким переходом. Но теперь старая идея обрела совсем уж диковинные очертания. "Превращения" видов друг в друга, как оказалось, запросто происходят в Армении, где имелись особые условия, способствующие таким переходам. Еще в 1941 году в журнале "Яровизация" была напечатана статья М.Г.Туманяна о том, что завозимая из Грузии твердая пшеница превращалась за несколько лет культивирования в Армении в мягкую пшеницу (36).
Семь лет это выдающееся "открытие" оставалось без должного к нему внимания. Но стоило Лысенко заявить о засорении посевов из-за перерождения видов, как открытие Туманяна было "эксгумировано", и, словно по команде, во многих контролируемых лысенкоистами журналах начали появляться статьи об аналогичных чудесах. Сам Лысенко сослался на данные В.К.Карапетяна о превращении одного вида пшениц в другой (37). Научное описание его "экспериментов" отсутствовало, просто констатировался факт превращения, даже ботаническое описание свойств нового вида приведено не было. Однако именно эти данные он объявил на августовской сессии ВАСХНИЛ как окончательно доказанные (см. также /38/).
Зачем же Лысенко понадобилось говорить о превращении видов? Первопричина, конечно, отнюдь не была связана с творческим развитием дарвинизма, а имела сугубо практическую цель. Нужно было объяснить массовое засорение всех посевов сорняками (39). Такое засорение должно было неминуемо наступить из-за внутрисортового переопыления, "брака по любви", анархии в семеноводстве, но согласиться с таким объяснением он не мог (40).
В попытках найти благопристойный выход из положения Лысенко и решил свалить всё на природу. Если сорняки возникают сами собой, без вмешательства извне, то нечего обвинять кого-либо в порче семенного материала. Раз пшеница сама порождает рожь, а рожь -- овес, а овес, своей чередой, -- овсюг и т. д., то нарушение законов семеноводства и сортоиспытания тут не при чем. На природу неча пенять! Тут уж ничего не попишешь.
Лысенко, естественно, постарался теоретически подкрепить превращение вида в вид, порождение сорняков культурными растениями (а заодно противопоставить вавиловскому учению о центрах происхождения культурных растений -- идею порождения одними культурными растениями других культурных растений). В 1949 году он опубликовал статьи на эту тему (41), а затем выпустил к семидесятилетию вождя статью "И.В.Сталин и мичуринская биология", в которой связал имя Великого Кормчего со своим новым открытием (42). В том же 1949 году он опубликовал текст своего доклада, прочитанного 6 июля 1940 года на Всесоюзном совещании заведующих кафедрами марксизма-ленинизма, в котором утверждал, что внешняя среда немедленно изменяет наследственность организмов:
"наследственность можно формировать через пищу, через обмен веществ┘ Изменяя характер обмена веществ, мы можем направленно изменять породу организма" (42а).
К этому времени Лысенко уже настолько потерял самоконтроль, что даже не старался объяснить, почему его взгляды столь разительно отличаются от общепризнанных положений науки. За сотни лет тщательного наблюдения натуралисты, биологи, агрономы, селекционеры ни разу не натолкнулись на факты порождения одного вида другим. Однако новатор не обращал на это никакого внимания. Не беспокоило его и то, что он стал противоречить самому себе. Ведь всего несколько лет назад, в 1941 году, он писал:
"Эволюционная теория Дарвина прекрасно объясняет, как создаются новые органические формы путем естественного отбора -- в природе, искусственного -- в сельско-хозяйственной практике" (43).
Теперь Лысенко утверждал, что дарвинизм -- это лишь "плоская эволюция", что дарвинисты не учитывают качественных изменений, что без признания "зарождения нового в недрах старого, без дальнейшего развития нового качества, как иной совокупности свойств" обойтись нельзя (44). Голословное утверждение о порождении видов было выдано за прочно установленное свойство природы: