Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн. - Николай Скабаланович

Частнейшее исследование нового сочинения о Византии не входит в рамки нашей статьи. В заключение мы позволим себе обратить внимание читателей на те общие выводы, к которым пришел автор при изучении истории Византии XI в. и которые сжато им изложены в его речи «Научная разработка византийской истории XI в.». Он отмечает следующие четыре начала, действующие как в XI в., так и в течение всей истории византийского государства и обусловившие столь продолжительное его существование: монархический принцип, свободное крестьянство, Православие и теснейший союз Церкви с государством. Ограничимся здесь сообщением любопытных суждений г-на Скабалановича о первых двух началах.

«Занятия византийской историей вообще и историей XI в. в частности, — говорит автор, — приводят к непоколебимому убеждению, что государственное здание может прочно и крепко стоять на двух столпах — монархии и свободном крестьянстве, что между этими двумя учреждениями существует неразрывная связь и если монархический принцип находит себе лучшую опору в крестьянстве, то и крестьянская свобода имеет своего естественного союзника и надежного покровителя в монархизме. Монархия и свободное крестьянство отличали Византию во все продолжение Средних веков, в XI же веке они выступают тем с большей рельефностью, что тогдашняя Западная Европа устроена была на совершенно других началах. XI в. был для Западной Европы веком полного расцвета феодализма, сущность которого заключалась в появлении множества мелких деспотий, развившихся за счет законно и правильно организованной правительственной власти, — в каждой феодальной территории стоял наверху деспот, в лице феодала, не признававшего другого закона, кроме собственного произвола, другого авторитета, кроме меча и копья, внизу — бесправная и жалкая народная масса, те несчастные вилланы, которые служили ничтожной игрушкой в руках господ, которых господа могли заключать в тюрьму и вешать по собственному усмотрению, отдавая отчет в своих поступках одному Богу, у которых они без церемонии могли отнимать имущества, разорять хижины, топтать посевы, которых могли, наконец, в силу обычного права подвергать всевозможным нравственным пыткам, оскорбительным для человеческого достоинства. Западно-европейский феодал с презрением смотрел на Византию, считал ее страной рабства, византийцев называл холопами, но это значило лишь, что он видел сучок в глазу брата, в своем же не замечал бревна; на греческом Востоке существовала не коллекция деспотий на западно-европейский манер, но одна Империя; громадная разница заключалась в том, что на Востоке был один монарх, а на Западе было множество деспотов;

благодаря этому, на Западе меньшинство высасывало жизненные соки из большинства, на Востоке же единая императорская власть нивелировала общество и охраняла массу народа от эксплуатации меньшинства; не было в Византийской империи загнанного, нравственно униженного и материально подавленного общественного слоя, который бы напоминал западно-европейских вилланов; все население состояло из подданных одного монарха, и быт общества составляло вольное крестьянство, группировавшееся в общине или жившее на правах присельничества и свободного перехода. Какое устройство — западно-европейское или византийское — отличается большей гуманностью, человечностью? Не нужно пристрастия, чтобы дать правильный ответ на этот вопрос; здравый смысл и нравственное чувство подскажут даже тому, кто и не подозревает, что западно-европейское устройство есть продукт германского гения, а устройство византийское в той части, которая касается крестьянства, — продукт гения славянского. На вопрос же о том, какое устройство более отвечает нормальным потребностям человеческих обществ и государств, ответ дан историей: в Византии оно держалось прочно до последней минуты существования государства, в Западной Европе оно рушилось под напором народной ненависти и вследствие несоответствия со здравыми требованиями, предъявленными жизнью» (См. с. 36-37 в книге первой нашего издания. — Прим. Ред.).

Вот образец более светлого и справедливого взгляда на Византию, к которому приводят самостоятельные, глубокие, строго научные занятия ее историей.

Примечания

1

Глубоковский Н. И. Русская богословская наука в ее историческом развитии и новейшем состоянии. Варшава, 1928. С. 53.

2

Он же. Богословие: обзор науки. Русская наука: отдел первый. Пг., 1919. С. 34.

3

Заливалова Л. Н., Лебедева Г. Е. Из истории русской церковно–исторической науки: Ф. А. Курганов (1844–1920)//Историческая мысль в Византии и на средневековом Западе. Иваново, 1998. С. 181–204; Лебедева Г. Е., Морозов М. А. Из истории отечественного византиноведения конца XIX — начала XX в.: И. И. Соколов//Античная древность и Средние века. Екатеринбург, 1998. С. 139–152; Лебедева Г. Е. Из истории византиноведения и неоэллинистики в России: И. И. Соколов/ /Московия. Проблемы византийской и новогреческой филологии. М., 2001; Она же. Забытая глава в истории русского византиноведения/ /Вестник СПбГУ, 2000, серия 2. Вып. 1. С. 3–14; Она же. Из истории отечественного византиноведения и неоэллинистики: Ф. А. Курганов в 1870— 1880 гг.//Вестник СПбГУ, 2001, серия 2. Вып. 2. С. 21–32.

4

Вайнштейн О. Л. История советской медиевистики (1917–1966). Л., 1968 (в том числе и славистики, и византиноведения. С. 70–81, 183–232, 361–382); Гутнова Е. В. Историография истории Средних веков (сер. XIX в. — 1917 г.). М., 1974; Удальцова 3. В. Советское византиноведение за 50 лет. М.. 1969; Курбатов Г. Л. История Византии (историография). Л., 1975. С. 116.

5

В журналах общего собрания Совета Санкт–Петербургской Духовной академии от 21 сентября 1872 г. приводится список студентов IV курса, которые выразили желание специально изучать всеобщую церковную и русскую историю, и всеобщую гражданскую и русскую историю. На первом месте среди фамилий этого списка стоит Н. Скабаланович (СПб., 1873. С. 135).

6

Журналы общего собрания Совета Санкт–Петербургской Духовной академии от 12 июля 1873 г. СПб., 1874 С. 82–83, 177.

7

ЦГИА СПб. Ф. 277. On. 1. Д. 2781. Л. 177–179 об.

8

«Согласно определению Совета Академии… произведено было баллотирование магистра богословия Н. Скабалановича на должность доцента Академии по предмету новой гражданской истории. По произведенному баллотированию Н. А. Скабаланович получил десять избирательных шаров и ни одного неизбирательного. Вследствие этого признать его избранным на должность доцента по предмету новой гражданской истории» (Там же. С. 182).

9

Скабаланович Н. А. Западно–европейские гильдии и западно–русские братства/ /Христианское Чтение. СПб., 1875. Сентябрь–октябрь. С. 271–327.

10

РГИА. Ф. 796. Оп. 165. Д. 537 (1884). Л. 1–2. Оппонентами докторской диссертации были проф. И. Е. Троицкий и доцент В. В. Болотов.

11

Там же. Л. 5.

12

Там же. Л. 6.

13

ЦГИА СПб., Ф. 277. On. 1. Д. 3828.

14

Сведения об отпевании Н. А. Скабалановича в архивах петроградских церквей того времени нами не обнаружены, но гродненские справочные материалы за 1917–1918 гг. содержат упоминание об учителе местной гимназии Н. А. Ска–балановиче (?).

15

Бенешевич В. Н. Скорбная летопись//Русский исторический журнал. 1921. №7. С. 251.

16

Скабаланович Н. А. Об апокрисисе Христофора Филалета. СПб., 1873; Он же. Византийская наука и школы в XI в.//Христианское Чтение. Март–апрель. СПб., 1884. С. 344–369; май–июнь. С. 730–770; Он же. Научная разработка византийской истории XI в./ /Христианское Чтение. Июль–август. Спб., 1884. С. 162–180; Он же. Византийское государство и Церковь в XI в., от смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина. СПб., 1884; Он же. О нравах византийского общества в Средние века / /Христианское Чтение. Январь–февраль. СПб.. 1886. С. 544–592 и др. Работа Н. А. Скабалановича «Византийская наука и школы в XI в.» может рассматриваться как интереснейшая 11 глава к докторской диссертации автора.

17

Как одно из исключений см., например: Каждан А. П. Деревня и город в Византии ΙΧ–Χ в. М., 1960. С. 337.