Союз пяти королевств. Трилогия - Татьяна Геннадьевна Абалова

готовился взлететь, понукаемый порывом ветра, но принцесса, высвободив руку из-под одеяла, ухватила рисунок за краешек.

На нем был изображен четвертый лабиринт, где художник жирным крестом отметил трактир «Пьяный дракон» – давнюю резиденцию Солнца. Туда попала Роуз после первого побега из королевского замка.

И тут же в памяти всплыла картинка, как она лежит раздетая под Руффом, а из портала появляется Петр и противный женский голос шепчет: «Я же тебе говорила, что ей хорошо».

«Хорошо-хорошо-хорошо!» – уже не шептал, а кричал голос, и Роуз увидела, как она шагает в темное окно, а утоптанная земля неумолимо приближается, суля кратковременную боль и забвение.

– Хватит! – крикнула Роуз и схватилась рукой за Око, которое ощутимо нагрелось. Если вчера принцесса была ослаблена чередой событий, включая бессонную ночь, которую она провела в беседах с Лолибон, гибель королевы, не менее тяжелый перелет в Лабиринты, встречу с отцом, что опять-таки явилось эмоциональной встряской, то сегодня Роуз выспалась и могла мыслить трезво.

– Прекрати мучить меня!

Камень, зажатый в кулаке, ощутимо дрогнул.

– Запомни: я управляю тобой, а не ты мной! – ясно и четко произнесла Роуз, спуская ноги с кровати и откидывая в сторону одеяло.

Камень мелко затрясся.

Откуда-то Роуз знала, что Око трясется не от страха, а от ненависти.

В сознании принцессы всплыл образ маленького, почти прозрачного человечка, закованного в глыбе из застывшей крови. Она видела его глаза, блеснувшие злобой, оскаленный рот с сотней мелких острых зубов. Несмотря на кажущуюся некрасивость непонятного существа, сердце Роуз заныло от жалости к нему. Она видела, что человечек замерз, устал, а камень не только удерживает его в плену, но даже не позволяет подняться в полный рост.

– Милый, сколько же веков ты сидишь скрючившись? – ее голос заставил полупрозрачное существо поднять голову. Оно уставилось злыми глазами в душу Роуз, отчего по спине девушки прошел мороз.

– Кто пленил тебя? И за что?

Злость в глазах человечка померкла, теперь там плескалось отчаяние. Он плотно сжал безгубый рот, втянул голову в плечи и медленно, задевая то локтями, то коленями стенки удерживающего его сосуда, развернулся к Роуз спиной.

– Ты не хочешь со мной говорить?

Никакого ответа.

– Или не можешь?

Лысая голова еще больше спряталась в плечи. Спина человечка сгорбилась. Сквозь тонкую кожу ясно просвечивала гусеница позвонков, а острые лопатки, выпирая под неестественным углом, походили на горб.

Приглядевшись, Роуз не удержала вскрика: то, что она приняла за лопатки, было остатками крыльев, которые кто-то неведомый грубо выломал, не щадя несчастное существо. Два облезлых пера венчали торчащую кость, со временем загрубевшую и обветренную.

– Что за сила изувечила тебя? – Роуз сморгнула слезу.

Она только представила, какую боль испытал человечек, и невольная слеза скатилась вниз тяжелой каплей.

А стоило ей начать переживать за судьбу несчастного человечка и слезный поток было уже не остановить.

– Как можно обречь живое существо на такие муки? – всхлипы мешали ей говорить. – Сколько веков ты стоишь на коленях?

Роуз помнила рассказы и Соргоса, и Лолибон, что не одно поколение драконов владело рубиновым камнем, а значит заточение произошло очень давно.

Она плакала и плакала, вытирая слезы и потекший нос свободной рукой – в другой Роуз держала камень, где спиной к ней сидел человечек, плечи которого мелко вздрагивали.

– Ты тоже плачешь, милый?

Роуз слизнула слезу, которая повисла на губе, но другая, тут же занявшая ее место, упала вниз, стукнувшись о поверхность Драконьего Ока.

Человечек резко обернулся.

Роуз вздрогнула от неожиданности, что спровоцировало падение еще двух слезинок, которые кляксами растеклись на помутневшем рубине и человечка стало не разглядеть. Испугавшись, что навредила камню, Роуз схватила край простыни и начала тереть Око, но оно неумолимо менялось, теряя свой прежний блеск.

Как катаракта наползает на глаз, так белесая муть растекалась по камню.

Тогда она поднесла его к губам. Принцесса помнила, как бабушка Беатрис дышала на увеличительное стекло и протирала его тряпочкой до чистоты, и решила повторить, надеясь, что рубин станет прежним.

Но сколько бы она не дышала, сколько не терла, рубин все больше становился похожим на обыкновенный камень-голыш, каких полно в горных речках или на морском побережье.

– Что же я наделала? – закричала она от ужаса.

Заточенный в камень человечек больше не мог смотреть на мир через прозрачную поверхность, она лишила его и этой малости. Теперь его существование станет и вовсе печальным.

Она держала поблекший камень в лодочке из ладоней и, низко склонив голову, шептала, прося прощения у маленького человечка, которому навредила.

Но камень не подавал признаков жизни. Как бы она хотела, чтобы он хотя бы вздрогнул, подал сигнал, что слышит.

– Прости меня, – шепнула она, прежде чем поцеловать мертвый камень.

***

– Милая, проснись! – голос отца заставил открыть глаза.

Роуз лежала в кровати, укрытая до самого носа одеялом. Ночь в пустыне была холодна.

Повернув голову, принцесса увидела Алекса и Уильяма, которые дремали в креслах, укутавшись в теплые пледы. Отец казался бодрым и свежим, но темные круги под глазами выдавали и волнение за дочь, и бессонную ночь.

– Ты плакала? – с беспокойством спросил он, стерев с щеки дочери кончиком мизинца прозрачную слезу.

– Наверное, что-то приснилось, – не вынимая рук из-под одеяла, Роуз нащупала Драконье око. Пальцы провели по его гладкой теплой поверхности. Трудно было понять, ее тело нагрело камень или он был теплым сам по себе.

Дождавшись, когда отец отойдет от кровати и выставит ширму, принцесса вытащила руку с зажатым рубином, села и лишь после этого медленно раскрыла ладонь.

Роуз волновалась.

Если Око окажется белым, значит, она обрекла маленького человечка на вечную слепоту и будет чувствовать себя виноватой до скончания века.

Если камень красного цвета, то полупрозрачное существо, заточенное в Оке – всего лишь странный, волнительный сон, и можно будет вздохнуть с облегчением.

Камень был, как и прежде, прозрачным, и в лучах утреннего солнца, пробивающегося через прорехи шатра, ярко блестел рубиновым цветом.