Представление для богов - Ольга Голотвина

Все же девушка попыталась объясниться:

— Да мы же все заперли... они же...

Ее оправдания были прерваны увесистой пощечиной.

— Еще врать будешь, дрянь?! То-то задержалась после этого! Знаю, чем ты тут с ними занималась, коза похотливая! Понятно, что вы про люк забыли. Хвала Единому, что ночью снизу гости не полезли! Дождешься, шлюха, я тебя саму туда скину, развлекай там нарров!

И Тхор снова влепил сестре пощечину.

Хаста-шиу была сильнее брата и с легкостью могла бы дать ему сдачи, но слово мужчины в наррабанской семье имело такой вес, что Хаста и не помышляла протестовать. Она лишь закрыла красное лицо руками и тихо поскуливала, боясь даже зареветь в голос, чтобы еще больше не разгневать своего грозного повелителя.

Брат и сестра еще не обнаружили исчезновения постояльца-грайанца, за которым крепко-накрепко велел присматривать сам атаман Суховей...

Стая гнала человека по коридорам и переходам каменного лабиринта. Вел погоню Белый Нарр, матерый убийца, ужас всего живого в подземелье.

Человек задыхался, хрипел. При каждом выдохе ему казалось, что сердце сейчас рывком окажется во рту. Беглец забыл свое имя, забыл, как оказался под землей. Он помнил одно: позади — смерть...

А смерть была уже рядом — бежала, стелясь по камням, и готова была прыгнуть на плечи.

И там, где коридор расширялся, превращаясь в просторный тоннель, длинное серое тело в прыжке настигло человека, сбило с ног. Беспощадные клыки лязгнули, разорвав жертве горло.

Белый Нарр, четырьмя лапами вцепившись в хрипящую добычу, угрожающе вскинул верхнюю, когтистую пару лап и взрычал так, как во всем подземелье умел рычать только он. Покорно взвизгивая, стая попятилась и улеглась на каменный пол, готовая ждать, когда вожак насытится.

А Чинзуру в предсмертном бреду на миг почудилось, что он нашел вожделенный клад и по локоть запустил руки в груду сокровищ. Прозрачные, как слезы, алмазы. Кровавые капли рубинов. Очень холодное, тяжелое золото...

30

— А знаешь, Шайса, я начинаю привыкать к запаху серы. А когда мои планы сбудутся, кто знает, может, тогда этот запах будет напоминать мне о великой борьбе и блестящих победах! Что скажешь, змей ты мой ручной?

Шайса задумчиво принюхался.

— У меня с этим запахом тоже что-то связано в памяти... в той, прежней... нет, не вспомнить... А эта статуя — ну, не могу я стоять к ней спиной! Когда отворачиваюсь, она следит за мной, я чувствую!

— Не говори ерунды, это всего лишь каменное изваяние. А тень бога, что обитает там, появляется лишь ночью.

— Все равно... не доверяю я этому истукану! Он меня тревожит! Чтоб ему провалиться в ту пустую бочку, на которой он стоит!

— В пустую бочку? О чем ты говоришь?

— Об этой пустоте, что под ним в камне... если глянуть за жертвенник.

Джилинер и Шайса удобно устроились на ведущих к жертвеннику ступенях. Каменные выступы были покрыты алым пушистым ковром, превратившись в нечто вроде скамьи: Ворон решительно отказывался сидеть по-наррабански, на полу.

Последние слова слуги так изумили хозяина, что он не поленился встать и обойти жертвенник.

— В самом деле! Ниша! Может, ты даже знаешь, зачем она?

— Знаю, — хмуро отозвался Шайса. — В нее когда-то клали связанных пленников и оставляли умирать от голода и жажды. Те долго кричали, молили о пощаде, это радовало Кхархи... А вот откуда я это знаю... — Шайса озадаченно замолчал, потом развел руками: — Чтоб я сдох, если помню — откуда...

— Ты определенно был одним из кхархи-гарр... впрочем, вернемся к более важным делам. За астролога я тебя хвалю. Молодчина!

Шайса просиял так, словно хозяин одарил его кошельком золота.

— Старик, правда, трепыхается, — продолжил Джилинер озабоченно. — Ладно, пусть пока подумает. Следующая задача — найти браслет Кхархи. Шпионы по всему миру высматривают нашу пропажу. Я, признаться, рассчитывал на свои силы. Не так уж сложно разыскать вещь с помощью колдовства. Но, видно, в браслете и впрямь заключены могучие чары! Спрятался он от меня, как раковина на дне моря... как снежинка в буран...

— А что за браслет-то? — заинтересовался Шайса. — Золотой небось?

— Серебряный, с пластинками яшмы. И еще там камень под названием «Сердце тьмы» — в нем-то и сосредоточена вся...

Он оборвал фразу, глядя поверх головы Шайсы. Слуга тревожно обернулся.

В черном проеме показалась высокая тонкая женщина с лицом, укутанным серой вуалью. Не обращая внимания на замолчавших мужчин, она направилась к жертвеннику. В одной руке у нее был серебряный кувшин, в другой — чаша, полная крупного желтого порошка, от которого исходил пряный аромат. Легко покачивая бедрами, женщина поднялась по ступеням, чуть не наступив на руку опешившему Шайсе.

Приоткрыв рот, коротышка глядел, как наррабанка, чинно поставив на гранит чашу и кувшин, распростерлась на жертвеннике, припав лицом к ногам огромной статуи. Затем поднялась, зачерпнула пригоршню ароматного порошка, рассыпала перед черным идолом. Отлила из кувшина себе на ладонь немного вина, плеснула в сторону изваяния. Стоя спиной к мужчинам, откинула с лица вуаль и застыла в напряженной позе, словно чего-то ожидая. Затем вновь спрятала лицо, подняла кувшин и чашу и неспешно удалилась.

Когда ее каблучки застучали по ступеням, Шайса пришел в себя.

— Она — жрица, господин мой?

— Нет, — с грустной улыбкой ответил Ворон. — То, что ты видел, — часть свадебного обряда. В первую брачную ночь невеста рассыпает у ног жениха благовония, плещет на него вином... Да, она всерьез считает себя женой Кхархи. И время от времени напоминает Хмурому, что готова исполнить долг супруги.

— Сумасшедшая?

— Конечно.

— А фигурка неплоха... — осклабился Шайса. — И походочка такая... такая... А интересно: в безумную женщину может вселиться Хозяйка Зла?

— Э-эй, выбрось дурь из головы! — встревожился господин. — Эта пальма не для такого дровосека! Если невмоготу без бабы — свистни своим Посвященным. Расстараются, раздобудут для тебя смазливую рабыню.

— Расстарались уже! — зло отозвался Шайса. — В Нарра-до дела шли плохо, я злой был... они и решили подольститься. Поймали на улице девчушку лет тринадцати, не больше. Уж я надеялся, что хоть такая малышка не во власти Многоликой. Ведь над безгрешными душами старая дрянь не госпожа! Но ведь надо же... совсем кроха, и мужской руки не знала, а все равно... — Шайса замолчал, удрученно разглядывая свои сильные узловатые пальцы.

Джилинер на миг брезгливо скривил рот, но голос его звучал спокойно и ровно: