Княжий пир - Юрий Никитин

— Да черт бы тебя побрал! — заорал Ратьгой. Искусно управляя ногами, он заставил коня попятиться, поспешно увернулся от схватки, послал коня по широкому кругу, убрал лук и выхватил меч.

Всадник захохотал гулко, Ратьгой услышал эхо, оглянулся. На далекой городской стене было черно от высыпавшего туда народа. Ему почудилось, что слышит горестные восклицания, причитания: какой молоденький да сгинет от руки чужака…

— Не дождешься! — заорал он, раздувая грудь.

Его рыжий конь ринулся со всех ног, в последний миг уперся всеми четырьмя, длинный меч чужака разрубил воздух, зато Ратьгой с силой ударил острием меча, словно копьем, в бок, защищенный только кольчугой. Послышался скрежет, руку едва не вывернуло, кольчуга устояла, тут же его оглушил рев, сверху обрушился удар, от которого в голове разлетелись все кости, а глаза словно лопнули, там заметались красные искры.

Удары прокатились от плеча до спины через грудь, в красном мелькала и кружилась совсем близко земля, тут только сообразил, что чужеземный богатырь выбил его из седла ударом щита, а сейчас…

Он перекатился еще, а на то место, где должен был остановиться, вонзилось лезвие меча. Всадник, легко нагибаясь по-печенежски, свесился с седла и пытался достать его острым железом. Конь шел ровным шагом, слегка откинувшись на другую сторону, уравновешивая огромный вес седока.

Ратьгой, помня, что он выделяется из числа киевских богатырей прежде всего хваткой и ловкостью, перекатился еще, прыгнул и вьюном проскользнул между ног черного жеребца, по дороге подхватив свой меч, в длинном прыжке достал своего коня, взлетел в седло и завертел мечом над головой.

— Тебе просто повезло, дурень!

Чужак развернул коня. Серые глаза взглянули остро, теперь в них появились красноватые искорки, словно ветер зашевелил пепел. Твердые, словно вырезанные из камня, губы шелохнулись в злой усмешке:

— Повезло, говоришь?

— Да! — крикнул Ратьгой. — И сейчас я тебе…

Он задержал дыхание, а всадник, как и ожидалось, спросил с интересом:

— Что?

— Кое-что покажу! — вскрикнул Ратьгой.

Швыряльный нож блеснул как луч света. Всадник вздрогнул, Ратьгой затаил дыхание, но всадник вздрогнул лишь от внезапного звона о его подбородок. Нож не сумел проскользнуть узким лезвием в щель между подбородком и верхней пластиной доспеха.

— Всего-то? — засмеялся всадник.

Его меч со страшной быстротой обрушился вниз, Ратьгой отклонился, а там успел увидеть надвигающийся огромный щит. Звон, грохот, острая боль и вкус соленой крови во рту. На этот раз он не рухнул, а вылетел из седла, как выбитое тяжелой битой легкое поленце.

Земля и небо трижды поменялись местами. Он прокувыркался до колючего куста чертополоха, замер в нем, уткнувшись лицом. В теле не осталось ни единой целой косточки. Кровь текла изо рта, из разбитых губ, рассеченного острым камешком лба, остро кололо в боку, где явно переломал все ребра…

Сверху обрушилась огромная тень. Не дождавшись удара, Ратьгой опасливо повернул голову. Всадник подъехал, поглядел, без спешки вложил в ножны меч и вытащил плеть.

— Эй, храбрец, — сказал он гулко, — вставай! Ты ж собирался меня вести на аркане!

Ратьгой попытался привстать, но руки разъехались, снова рухнул вниз лицом. Вверху раздался свист, словно сокол несся на дикую утку, усилился, и вдруг страшный удар обрушился на спину, ожег острой болью.

Не веря себе, Ратьгой ощутил, что плеть рассекла его миланскую кольчугу, которой цены нет, толстую вязаную рубаху и распорола ему кожу до мяса!

Всадник захохотал еще громче, вскинул плеть. Ратьгой вскочил на колени, второй удар рассек кольчугу на плече. Ратьгой упал, поднялся, на четвереньках пытался скользнуть под черного жеребца, но тот пятился, всадник еще пару раз огрел плетью, кричал зло:

— Прячешься, ишак?.. Ладно, иди в седло! Но на этот раз — насмерть!

Ратьгой, еще не веря счастью, — отсрочка уже счастье, — торопливо побежал, качаясь из стороны в сторону, к коню. Рыжий испугался дикого вида хозяина, храпел и отпрыгивал, не давался в руки. Измученный, Ратьгой и просил и молил, страшась, что всадник заподозрил какую-то хитрость и развалит его надвое страшным мечом.

Затем всадник сам подъехал к коню Ратьгоя, его длинная рука ловко цапнула повод, придержала, а Ратьгой, превозмогая страх, взобрался в седло. В разбитом теле тряслась каждая жилка, кости болели, а суставы на глазах вздувались, как у древнего старика, что мучается в ненастье.

— Готов? — крикнул всадник нетерпеливо. — Мне ждать некогда!.. К вечеру я должен быть в вашем сраном Киеве… Ха-ха!.. У самого кагана Владимира!..

— Готов, готов! — крикнул Ратьгой торопливо. Он развернул коня, ударил каблуками под бока, пригнулся к гриве, взмолился: — Вывози, родной! Теперь все зависит от тебя!

Ветер засвистел в ушах. Конская грива вытянулась в струнку, трепетала по ветру. Ратьгой ничего не видел, уткнувшись в гриву, слышал в ушах только свист ветра и стук копыт, что слился в частую дробь. Донесся еще вроде бы негодующий крик, обозленный и полный разочарования, но в мозгу Ратьгоя билась одна мысль: «Пусть трус, пусть бегу, зато живой! Это другие могут стоять до конца, а я могу и поношение стерпеть, и ругань, а потом вернуться в удобное время и дать по рогам так, что и ухи отпадут…»

Пир длился, но разговоры часто прерывались. Гости вслушивались в звуки, что доносились со двора. Половина богатырей облачилась в доспехи, кое-кто с мечами и топорами вышел из палаты, готовый встретить чужеземного богатыря, буде тот пройдет славного богатыря Ратьгоя, у крыльца.

Белоян начал говорить успокаивающие слова, Ратьгоя так просто не пройти, как Вьюна или даже Коневича, он и силен и быстр, а уж на военные хитрости горазд, что только воеводский сын может измыслить.

Владимир прислушался, покачал головой. Со двора несся приближающийся гул, голоса росли, поднимались к ним на поверх. Из коридора донеслись крики. Попятился испуганный отрок, следом дюжие гридни вели под руки изорванного и побитого богатыря, в котором Владимир с испугом признал славного и всегда щеголеватого Ратьгоя.

Кровь текла с разбитой головы, заливала лицо. Почерневшие губы стали похожи на подгоревшие оладьи. Алые полоски тянулись через всю изорванную одежду.

За Ратьгоем валила целая толпа, оттуда кто-то ахнул возмущенно:

— Да тот ему всю спину раскроил мечом!

— В трех местах, — добавил другой громко. — В спину только трусов бьют, что с поля боя бегут… Да ни в жисть не поверю, что славный Ратьгой бежал!

— Недостойно, — заорал кто-то. — Недостойно богатыря в спину бить!.. То не богатырь был чужеземный, а зверь подземный, что личину людскую напялил! Надо было не мечом, а сперва бросить в него левую лапу засушенной лягушки, а ежели тот все еще останется человеком, тогда левое крыло нетопыря, удавленного на могиле висельника!