Русь изначальная - Валентин Дмитриевич Иванов

могла скрыть шрам, превративший верхнюю губу центуриона в подобие заячьей. Центурион говорил со странным свистом, обнажая черные остатки зубов:

– Благороднейший комес, скифы конны, нам их не догнать. Они хитры. Они заманивают нас подальше от крепости. Берегись неожиданного, великолепный.

Старик предлагает вернуться? Отступить перед варварами? Засесть в крепости, как презренный Рикила? Не для этого Геракледу дали больше тысячи солдат. Для удержания крепости хватит трех сотен. Если старый центурион и был солдатом, то он износился. Наверное, и во время восстания Анфимий больше думал о сохранности собственной кожи, чем о защите Божественного от буйства охлоса.

– Вернись. И более не покидай свое место, – приказал комес. Он поручил охрану тыла колонны Анфимию, как самому опытному из подчиненных. Пора выгнать совсем старого труса.

– Я исполню, светлейший, я понял, я напрасно хотел советовать твоей мудрости, больше это не повторится, я укрощу свою глупость. – Анфимий почти уткнулся носом в холку лошади, пытаясь смягчить комеса лестью и смиреньем.

Привычная маска перед высшими. Настолько привычная, что Анфимий не замечал своего уничижения.

Пробираясь между деревьями – вся дорога была забита отдыхающими солдатами, – Анфимий прислушивался к вороньему карканью, почти заглушенному гамом солдатских голосов. Как бы хорошо варвары ни подражали черным птицам, им не обмануть старого солдата.

Анфимий хотел сказать комесу, что славяне кругом, быть может, уже устроили засаду и сзади. Может быть, и сейчас уже нелегко будет пробиться обратно. Помешало смирение: коль начальник недоволен, следует покрепче сжать гортань.

Судьба. Подчиняться дурачку-святоше. Другие были немногим лучше, но все же Рикила из дунайской крепости Скифиас разумнее Геракледа. Жизнь надоедала Анфимию. Он еще носил кожаный пояс с четырьмя десятками статеров. Все, что осталось от былых трех с лишним сотен желтеньких монет с профилями Анастасия, Юстина и Юстиниана, растаяло, как жизнь. Сберечь себя, как некогда сказал Анфимий бывшему центуриону Георгию во время встречи перед боем около Халке, в дни мятежа Ника.

Ныне Анфимий побаивался смерти – придется держать ответ за грехи. Священники обещают рай в награду за искреннее раскаяние. Анфимий исповедовался, получил отпущение грехов и приобщался.

Прежде, когда кровь была горяча, Анфимий не боялся осуждать Власть и позволял себе презирать Божественного базилевса. Это смертный грех. Теперь Анфимий больше думал о возвышенном, об опасности попасть в ад за неисполнение заповедей божьих. Осмотрительность старости мешала Анфимию открыться на исповеди. Священник может отказать в отпущении этого греха. Увы, Анфимий покается в неуважении к земному базилевсу перед престолом небесного. Все остальные грехи очищены святой церковью. Женщины больше не нужны старому центуриону. Чревоугодием он не грешит – здесь нет сочной и сладкой пищи. Он много убивал по приказу святой империи, у него большие заслуги.

Очистив душу немой исповедью, центурион добрался до своего места, когда колонна уже двинулась. Анфимий приказал полусотне солдат, шедших в тылу, примкнуть к колонне. Он нарушил правило, оно сейчас ни к чему. Лучше поберечь солдат.

Никто не звал Анфимия Зайцем. Старая и необидная кличка умерла вместе с одиннадцатым легионом. С неба все видно. Анфимий чувствовал, как сверху с сожалением глядят на него старые товарищи. Э, Судьба!..

– Отче наш, ты сущий на небесах, – шепотом молился Анфимий, – да святится имя твое, да будет воля твоя… – А думал о том, что голова колонны уже выходит на широкую поляну, где недавно косили сено для крепости.

Сзади славяне каркали целой стаей ворон. Командуй он варварами, пользуясь извилинами дороги и зарослями, он разрезал бы колонну на части. Гераклед совершил тяжелую ошибку, вытянув манипулы. Считая удобные места, считая пропущенные славянами возможности, Анфимий ободрялся. А сейчас комес, без сомнения, назначит большой привал.

Жарко. Под солдатскими доспехами текут ручьи. Анфимию было легче, чем пешим, и все же пот сочился из-под каски. Хотелось снять панцирь и вволю почесать себе спину. С годами обоняние тупеет, но Анфимий слышал, как смердела манипула. Ах, настоящую бы баню, в какой центурион не бывал несколько лет. Мрамор нагрет снизу, ловкий банщик так трет, так выворачивает суставы, что с плеч слетают годы и опять хочется… Грех… Да будет воля твоя, господи!

Солдаты увеличили шаг. Дорога описала последнюю петлю. С края на поляне пучились темно-зеленые стожки сена, которое не успели вывезти. Дорога рассекала покос на почти разные части. Солдаты садились и лежали тесно, как шли. Жужжали мухи, которые стаями провожали колонну от крепости. На солнцепеке для привала место не слишком удобное. Гераклед не решился отвести солдат в тень леса. И он, наверное, понял смысл вороньей переклички.

Анфимий строго прикрикнул на солдата, собиравшегося снять панцирь. Не ожидая разрешения, солдаты Анфимия ложились на стерню. Кто-то чесал спину товарища палочкой, засунув ее под доспех. Некоторые доставали припасенные куски серого хлеба. Но и эти, жадные, – Анфимий знал своих, – жевали неохотно.

Переход занял менее четверти дня. Сюда от крепости считалось сорок три стадии по двести сорок четыре воинских шага. Это почти половина дневного перехода. Анфимий надеялся, что комес пойдет назад после привала. Солдаты шли налегке, без походных запасов продовольствия, без лагерного имущества. Можно назначить дневной переход сто двадцать стадий. К чему? Скифов не догнать, если они этого не хотят. Тысяча легионеров, обозреваемых сразу, даже на отдыхе, – внушительное зрелище.

Тревога Анфимия смягчилась. Он слез с лошади, солдат-коновод принял повод и отпустил подпругу.

– Подтяни сейчас же, – приказал Анфимий шепотом, чтобы не тревожить солдатское воображение.

Нет хуже часов ожиданья. Обратно манипула Анфимия пойдет в голове. Тут-то и начнется то, что старые солдаты называли пляской.

Анфимий взял солдатский щит, положенный коноводом, и приставил свой. Получился домик, детский домик. Засунув голову в тень, центурион, умея пользоваться каждым мигом для отдыха, сразу задремал.

Ему показалось – он проснулся тут же, от удара. Выла труба.

– К мечу, к мечу! – закричал Анфимий. Он щурился, ослепленный солнцем. Спина разогнулась с трудом. Стрела со шмелиным гудением так близко прошла у правого уха, что Анфимий дернул головой. Сзади кто-то хрипло крикнул, будто откашливаясь.

Всадники были везде: и на опушке и на дороге к крепости.

– Тесный строй! Щиты сбей! – командовал Анфимий, приказывая солдатам встать плечо к плечу и сделать стену щитов без разрыва. – Пер-рвая центурия! В поле! Втор-рая! Кр-р-ру-гом! Крайние – пол-оборот!

Манипула построила узкий прямоугольник, изготовившись встретить конницу со всех сторон. Теперь, когда определится направление удара, останется только сдвоить ряды в обеих шеренгах и повернуть кругом одну из центурий. Тогда конницу встретят глубокий строй и четыре залпа дротиков.

До той и до другой опушки будет стадии по три. Бросок