Вся Агата Кристи в трех томах. Том 3 - Агата Кристи

такая поездка принесет мне пользу. Думаю, она хотела показать, что ценит альтруистический поступок Монти. Мы отправились на пирс. Монти подтянул лодку к ступенькам, и Няня передала меня на руки брату. В последний момент мама встревожилась.

— Будь осторожен, Монти, очень осторожен. И, пожалуйста, недолго. Ты ведь будешь следить за ней, будешь?

Брат, который к этому моменту, должно быть, глубоко раскаивался в своем великодушии, буркнул:

— С ней все будет в порядке.

Мне он сказал:

— Сиди где сидишь и не шевелись, а главное, ничего не трогай.

Потом он начал делать что-то с канатами и тросами. Лодка накренилась так, что я совершенно не могла сидеть не шевелясь, как было приказано, и страшно испугалась, но потом она выровнялась и плавно заскользила по воде, я воспряла духом и пришла в полный восторг.

Глядя на нас, мама и Няня застыли на краю пирса точно фигуры из античной трагедии. Няня, готовая зарыдать в предчувствии катастрофы, и мама, пытающаяся преодолеть собственные опасения. Возможно, она думала о том, что сама была никудышным моряком.

— Надеюсь, она больше никогда не захочет сесть в лодку. Море такое переменчивое.

Ее предсказание оказалось совершенно справедливым. Я вернулась очень скоро, зеленая, и, как выразился мой брат, «три раза кормила рыб». Он помог мне высадиться, с отвращением заметив, что все женщины одинаковы.

Глава четвертая

Незадолго до того, как мне исполнилось пять лет, я впервые испытала настоящий страх. Весенним днем мы с Няней собирали примулы. Пересекли железнодорожные пути и пошли к Шиппей-лейн, собирая цветы вдоль шпалер живой изгороди, они росли там россыпями. Через открытую калитку мы зашли внутрь и продолжали срывать цветы. Наша корзинка была уже полна, когда вдруг раздался грубый и грозный окрик:

— Вы где шатаетесь, по-вашему?

Мужчина, выросший перед нами, с красным от гнева лицом, показался мне гигантом.

Няня ответила, что мы ничего плохого не делаем, просто собираем примулы.

— Вы вторглись в частные владения, — завопил он, — вот что вы сделали! Убирайтесь отсюда! Если через минуту вы не выкатитесь отсюда вон, я сварю вас живьем! Понятно?

В отчаянии я вцепилась в Нянину руку. Мы поспешили обратно. Няня не могла идти быстро, да и не прилагала к этому никаких стараний. Страх во мне усиливался. Когда мы наконец оказались в безопасности и вышли на дорогу, я едва стояла на ногах. Я так побледнела и ослабела, что Няня вдруг заметила:

— Милочка, вы ведь не подумали, что он и в самом деле намеревался сделать это? Сварить нас в кипятке или что-нибудь в таком духе?

Я безмолвно кивнула. В этот момент я как раз живо представляла себе, как меня засовывают в огромный котел с кипятком. Предсмертные стоны. Неумолимая реальность.

Няня спокойно объяснила, что у некоторых людей просто такая манера говорить. Если угодно, даже шутить. Конечно, человек неприятный, очень грубый, отвратительный, но он вовсе не имел в виду того, что сказал. Пошутил.

Но для меня это вовсе не было шуткой, и по сей день, когда я иду по полю, легкая дрожь пробегает по спине. С тех пор я больше ни разу не испытывала такого страха.

В то же время меня никогда не преследовали ночные кошмары, связанные с этим происшествием. Всем детям снятся кошмары, и я не знаю, что чаще вызывает их: разные страшные рассказы горничных или происшествия реальной жизни. В моем страшном сне мне являлся некто по имени Человек с пистолетом. Я никогда ничего не читала о нем. Он назывался Человек с пистолетом, потому что у него был пистолет, но я не боялась, что он выстрелит в меня, и вообще не пистолет внушал мне страх. Просто пистолет был неотъемлемой частью его облика. Скорее всего, он был французом, в серо-голубой форме, в напудренном парике с косичкой, в треуголке, а пистолет представлял собой старинный мушкет. Больше всего меня пугало само его появление. Мне мог сниться самый обычный сон — чаепитие или прогулка в большом обществе, чаще всего в честь какого-нибудь праздничного события, и вдруг я ощущала смутное чувство угрозы. Кто-то был здесь, кто-то должен был быть здесь — панический страх охватывал меня: и вот он уже передо мной — сидит за чайным столом, гуляет по пляжу, играет с нами. Его бледно-голубые глаза встречались с моими, и я просыпалась с криком: «Человек с пистолетом! Человек с пистолетом!»

— Мисс Агате сегодня опять снился ее Человек с пистолетом, — невозмутимо сообщала Няня.

— Что же в нем такого страшного, дорогая? — обыкновенно спрашивала мама. — Что, ты думаешь, он хочет с тобой сделать?

Я не знала, почему я так его боюсь. Позднее сон изменился. Человек с пистолетом не всегда был одет в свой обычный костюм. Иногда мне снилось, что мы сидим вокруг стола, и, взглянув на кого-нибудь из своих друзей, членов семьи, я вдруг понимала, что это не Дороти, или Филлис, или Монти, не моя мама и не кто-нибудь другой, кто мог быть среди нас. Бледно-голубые глаза в упор смотрели на меня со знакомого лица — но под ним СКРЫВАЛСЯ ЧЕЛОВЕК С ПИСТОЛЕТОМ.

В четыре года я влюбилась — сокрушительное и сладостное переживание. Героем моего романа был курсант морского училища в Дартмуре, друг моего брата. Золотоволосый, голубоглазый, он пробудил во мне романтические чувства. Ему, конечно, и в голову не приходило, какую бурю переживаний он вызвал к жизни. Восхитительно индифферентный к младшей сестре своего друга Монти, он наверняка, если бы его спросили, ответил, что не нравится мне. Я пускалась наутек при его появлении, а за столом решительно от него отворачивалась. Маме приходилось напоминать мне о правилах приличия:

— Дорогая, я знаю, что ты стесняешься, но нужно быть вежливой. Это так невоспитанно — все время отворачиваться от Филиппа, а когда он заговаривает с тобой, бормотать в ответ что-то невнятное. Даже если он тебе не нравится, ты должна быть вежливой.

Не нравится! Если бы кто-нибудь только знал! Мысленно возвращаясь к своему тогдашнему состоянию, я думаю теперь: сколь малым довольствуется первая любовь! Она не требует ничего — ни взгляда, ни слова. Чистое обожание. Охваченная любовью, я брожу по улице и создаю в воображении разные героические ситуации, требующие спасения любимого. Я кормлю его, когда он болен чумой. Выхватываю из огня, загораживаю от шальной пули, совершаю все подвиги, которые только может подсказать фантазия. В этих воображаемых историях не может быть счастливого конца. Я сгораю в огне, погибаю от пули, умираю от чумы. Герой