Илья Ильф, Евгений Петров. Книга 2 - Илья Арнольдович Ильф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Случилось это в Киеве.
1931
Его авторитет
Недавно мне пришлось сидеть в кабинете некоего Ивана Иваныча.
— Там бригада пришла, — сказал ему секретарь, — требует, чтобы мы на основании приказа передали в НКПС работающего у нас бывшего помощника машиниста.
— Какого машиниста? Разве у нас работает?
— Вот видите, вы даже и не знали. Конечно, работает. Маленький такой, рябой…
— Гм… рябой, вы говорите? А что он у нас делает?
— Между нами говоря, ничего. Так. какие-то бумажки согласовывает.
— Так-с. Попросите сюда бригаду. Пожалуйте, товарищи. Садитесь. Чайку не хотите ли? Нет? Чем могу?
— Туг у вас паровозный машинист служит. Так вот мы его хотим…
— Машинист? У нас? Служит? Паровозный? Вы смеетесь, товарищи…
— Да мы серьезно. У нас есть точные сведения.
— Нет у нас машиниста.
— Есть, есть. Нам известно. Маленький такой, рябой.
— Маленький? Рябой? Позвольте, позвольте… Конечно же, без него наше учреждение и минуты не сможет работать. Ну вот ни секундочки. Все развалится без него. Он нам нужен до зарезу!
Иван Иваныч вскочил с места и провел ребром ладони по своему горлу, желая подчеркнуть этим необходимость работы в учреждении маленького рябого машиниста.
— Берите кого угодно! — патетически воскликнул он. — Самого меня берите, но рябого… н-нет, этот номер не пройдет! Рябого я не отдам!
— Но ведь приказ!..
— Не могу, товарищи, и не просите.
— Посмотрим, — сухо сказала бригада.
— Посмотрим, — сказал Иван Иваныч также сухо.
Его глаза зажглись огнем вдохновения. Предстояла длительная веселая склока, полная деятельной борьбы и острых положений.
— Я им покажу, — бормотал Иван Иваныч, — я им покажу.
— А почему бы не отдать им машиниста? — спросил я. — Ведь вам он не нужен.
— Авторитет! — завизжал Иван Иваныч. — Мой авторитет! Я должен победить, понимаете, должен. Из принципа. И побежду, то есть побезжу, то есть побежа… Тьфу! Одним словом — увидите!
Я встречал Ивана Иваныча редко. В дни наших встреч он был то весел, то печален, в зависимости от хода склоки. Передавали, что он проявил бурную деятельность. Он навалил на машиниста тысячи новых обязанностей, посадил его в кабинет и снабдил его восемью телефонами и четырнадцатью печатями. Со стороны могло показаться, что без машиниста учреждение Ивана Иваныча действительно развалится. Иван Иваныч потирал руки. Склока быстро разрасталась. Говорили, что он поехал хлопотать в центр.
На днях я встретил Ивана Иваныча в поезде. Он был весел, бодр и энергичен.
— Как дела?
— Отлично, — ответил он. — Полная победа. Рябой оставлен у меня. Но чего это стоило, бат-тенька! Я сделал целый доклад на тему о необходимости оставить у меня этого… этого… забыл фамилию… Одним словом, кондуктора. Каково?
— Н-да, — заметил я, — а что вы теперь с ним сделаете?
— Пусть делает что хочет. Пусть себе согласовывает какие-нибудь бумажки. Не в этом суть.
Наш поезд опоздал на двадцать четыре часа.
— Безобразие! — вскричал Иван Иваныч. — То есть просто возмутительно! Пора уже обратить на транспорт внимание! Понимаете? Серьезнейшее внимание! Просто ч-черт знает что такое! Пойду к начальнику станции, устрою ему скандал. И в жалобную книгу напишу! Нужно же наконец найти основную причину безобразий на железной дороге.
И Иван Иваныч пошел выяснять. Выяснит ли?
1931
Мертвое дело
У Пантелеева умер в больнице горячо любимый друг Птицын. Этот печальный факт от Пантелеева некоторое время скрывали, боялись, что он не переживет. Потом все-таки решились.
Два часа просидел Пантелеев молча, глядя в одну точку и тяжело дыша. Он не обедал и не отвечал на вопросы. Казалось, горе сразит его. Но Пантелеев оказался сильнее горя.
— Баста! — вскричал он наконец. — Хватит распускать нюни! Пора взять себя в руки!
И Пантелеева охватила жажда деятельности.
— Все хлопоты по похоронам беру на себя, — сообщил он товарищам покойного, — уж вы, пожалуйста, не беспокойтесь. В какой он больнице? Ага, ну и прекрасно.
В больничной канцелярии Пантелеева встретили подозрительно.
— Вы за покойником? — спросил канцелярист. — Птицын? Ну, принесите справку о том, что этот ваш… как его, Канарейкин, действительно умер.
— Кто же, кроме вас, даст мне такую справку?
— Загс.
— Откуда же он знает, что Птицын умер?
— А вы ему какую-нибудь справку дайте.
— А вам нужна еще какая-нибудь справка?
— Да, уж принесите из домоуправления, — милостиво заметил канцелярист, — о том, что ваш Синичкин…
В загсе потребовали справку из больницы.
— Отчего же вы не попросили? — усмехнулся канцелярист, когда Пантелеев с перекошенным от злости лицом ворвался в больничную канцелярию. — Я бы вам сразу дал. А то вы не просили. Я и подумал, что вам не нужно.
И Пантелеев снова очутился в загсе.
— Вы хотите справку о смерти Птицына Николая? — спросили в загсе. — Принесите справку о том, что покойный сдал свои заборные книжки.
— Нет, он унес их с собой в могилу, — пошутил Пантелеев.
— В таком случае мы не можем удостоверить факт смерти. И потом, принесите справки об уплате за воду и электричество, А то, знаем мы, некоторые хитрецы умирают и нарочно не вносят за воду.
— Понял, — злобно сказал Пантелеев. — А что, если я не дам вам ни одной, понимаете, ни одной справки?! Ведь с покойника вы взыскать никак не сможете!
— А мы ему гроба не дадим! — хихикнул чиновник. — Пусть повертится без гроба.
На другой день похудевший и пожелтевший Пантелеев стоял в погребальной конторе и, выкладывая на стол пуды бумажек, говорил:
— Вот от домоуправления, из больницы, из загса, об уплате за воду, о том, что покойный не курил, о том, что…
— Не надо, — перебил его заведующий гробами, — теперь мы перестроили свою работу и выдаем гроба только за наличный расчет.
— Что же вы мне раньше не сказали? — простонал Пантелеев. — Ну, ладно, давайте гроб.
— Пожалуйста, выбирайте любой.
— Почему же они все такие маленькие?
— Детские.
— А у меня покойник взрослый.
— Дайте справку о том, что он взрослый, а то, знаете, всяк норовит купить гроб побольше. Знаем мы…
На кладбище потребовали удостоверение о несудимости.
— А если покойник
