Не страшись урагана любви - Джеймс Джонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я бы очень хотела, чтобы Сэма привязали к стулу и он бы все это видел, — мило улыбнулась она в какую-то секунду. — Был бы полный порядок. Конечно, — печально улыбнулась она, — если б он был здесь, он бы меня убил.
— Ты имеешь в виду, что он имеет смутное представление о таких вещах? — спросил Бонхэм.
— Да нет, имеет, — улыбнулась Кэти Файнер. — Иначе зачем бы еще я это делала?
В тридцати футах впереди Бонхэм увидел плывущего навстречу Гранта, который развел руками и покачал головой. Он в отчаянии пожал плечами. Бонхэм перестал думать о своей любовной жизни, а заодно перестал и искать. Денег не было. Они ведь легкие, и их могло унести, да они еще и не были скручены. Просто не повезло. Он тоже покачал головой и показал наверх, на лодку, от которой они уже довольно далеко отплыли. Они ничего не нашли. А раз не нашли сейчас, то все.
Но Орлоффски уже встал и ждал их, когда они залезли на борт.
— Ну, вы оба и хитрожопые, — грубо и неприятно, как всегда, ухмыльнулся он, но Бонхэм уже привык к этому. — Я сам об этом подумал. Но вы опередили. О'кей, раскошеливайтесь.
— Только мы ведь их не нашли, — сказал Бонхэм. — Ни пачки, ни бумажки.
— Ладно, — прорычал Орлоффски. — Мне ты мозги не полощи! Там и мои восемь долларов.
— А если б нашли, получил бы шестнадцать. Ты ведь не считаешь, что я б тебе не дал, а?
— Конечно, раз я вас поймал. Давай! Течения там вообще нет. И ты знаешь.
— Тогда их сожрали рыбы или еще кто-нибудь, — ухмыльнулся Бонхэм. — Хочешь нас обыскать?
— Конечно, черт вас подери, — сказал Орлоффски.
Бонхэм двинул головой.
— О'кей, давай, Рон.
Он зацепил пальцами край трусов боксерского типа и, вывернув наизнанку, спустил их до колен; он стоял на палубе под ярким солнцем с голым задом и голым пахом и с аквалангом на спине. Ухмыляясь, он даже оттянул пальцем подкладку трусов, так что Орлоффски заглянул и туда. Грант ухмыльнулся и тоже стянул бикини, где не было подкладки. Теперь они вдвоем стояли под ярким солнцем и утренним бризом с голыми задницами и болтами. С пристани и даже с дороги легко можно было рассмотреть все детали.
— О'кей? — ухмыльнулся он. — Хочешь, ради Бога, посмотри между баллонами и спиной. — Он снова двинул головой, и они натянули трусы. А затем они сняли акваланги.
— О'кей, — с сомнением сказал Орлоффски. — Но что-то мне не верится. Может, вы их где-то спрятали.
— А, ладно, — раздраженно сказал Бонхэм. — На дне только пивные банки и бутылки из-под виски. — Он поставил баллоны в специальные стойки рядом с кабиной. — Надо их накачать. Но не сейчас. По пути. Компрессор очень шумит. — Затем, подчеркивая каждое слово, он сказал: — Я думаю, лучше нам побыстрее в путь. Как можно быстрее, пока техасцы не проснулись. А то у нас точно будут неприятности с ними. И с этими вонючими Гринами. А когда-нибудь, в другой раз, можем сюда вернуться. — Уже во второй раз, сообразил Бонхэм, он использовал слово «вонючие» за последние двадцать четыре часа, первый раз — прошлым вечером, когда вышибал техасцев со своего корабля. Кэти Файнер явно на него влияет! Ну и что? — А сейчас, — добавил он, — кому-то надо пойти в отель и растолкать всех сонь.
— Я пойду, — вызвался Грант.
Когда они, оплатив счета, собрались на борту, Бонхэм изложил свой план. Они сразу же отплывают, пока техасцы не проснулись, в пути поедят и направятся в знаменитый, шикарный Дог-Ки. Дорога займет чуть больше половины дня. Там они переночуют — увальни смогут поспать на пристани, потом день будут ловить рыбу, а затем, если захотят, можно будет вернуться сюда, потому что он узнал от самих техасцев, что они на следующий день отплывают. То есть завтра. В Штаты. Они уже неделю живут здесь, рассказал ему Форд еще до ссоры, а такое пьянство больше недели вряд ли кто вынесет. Есть ли возражения или другие предложения? Нет. Было потрясающе красиво: они стояли на палубе в голубом свете раннего утра, залитые желтыми и красными лучами восходящего солнца. Все были босиком, в шортах и тонких рубашках, круглые бедра девушек от прохладной утренней свежести покрылись гусиной кожей. «О'кей, — сказал он. — Тогда нам нужно побыстрее отправляться».
И именно при отправлении произошел случай, который вновь приоткрыл Бонхэму странную двойственную душу Гранта, которую он так и не мог понять. Они стояли левым бортом к пристани, и Грант прошел вперед отдать швартовы, Бен был на задней палубе, чтобы «помогать» ему. Когда он запустил мотор и они отдали швартовы на носу и на корме и отошли, то возник неожиданный порыв ветра, и нос судна прижался к пристани. Ничего страшного, но там стоял Грант, а корабль двинулся назад (поскольку двигатель работал на заднем ходу) и отходил от кормы техасской яхты, и Бонхэм увидел, что они ударятся о старый, высотой около ярда, косо выступающий из воды деревянный столб. Корабль он не повредит, его защитит веревочная оплетка, которую он предусмотрительно сделал, но ударит туда, где стоит Грант, и собьет его или ударит по ногам и придавит к массивному веревочному кожуху. Бонхэм ничего не мог сделать, и сердце у него оборвалось. Изменить направление движения слишком поздно. Не было времени даже дать реверс с заднего на передний ход. Оставались секунды. А если он прыгнет и промахнется, его прижмет корпусом корабля к доку. Бонхэму оставалось только надеяться и орать: «Рон!»
Но Грант, уже швырнувший носовой канат Бену Спайсхэндлеру, был начеку. Хладнокровно, без паники, он наблюдал за приближающимся столбом, высчитывая дистанцию, а затем плавно, как профессиональный танцор, который всю жизнь отрабатывал это движение, прыгнул влево через кожух на палубу, и, стоя на левой ноге, правую ногу отвел в сторону от того места, где Через мгновение столб ударился о кожух. Теперь он был в безопасности. Бонхэм в жизни не видел такого хладнокровного расчета и последующего точного действия, а надо сказать, что повидал он немало.
Но затем возобладала другая часть странной души странного парня. Гранта затрясло. От штурвала на корме Бонхэм не мог видеть, что его трясет, но он это точно знал. Теперь, когда он в безопасности, после хладнокровнейших действий, он испугался! И не просто испугался, он не стыдился показать это! Грант сел на крышу салона и обхватил голову руками. Бонхэм никогда бы не позволил себе этого! Бонхэм тут же дернул подбородком в сторону Орлоффски, и Мо с ухмылкой поплелся с бутылкой джина.
— Потрясно, просто потрясно, как хладнокровно! — услышал он восхищенные слова Орлоффски. — Думаю, я бы прыгнул на пристань!
Слепка болезненно ухмыльнувшись, Грант сделал большой глоток джина.