Достаточно времени для любви, или жизни Лазаруса Лонга - Роберт Хайнлайн

Миссис Смит опустилась на одно колено, внимательно посмотрела, потом прикоснулась и подняла голову.

— Сейчас?

— Да!

Он поднял ее и положил на постель. Она сосредоточенно помогала ему и, когда они соединились, задержала дыхание.

— Сильнее, Теодор! На этот раз не нежничай!

— Да, моя прекрасная!..

Морин молча лежала в объятиях Лазаруса и, лаская его, смотрела на огонек свечи.

— Мне пора, Теодор, — наконец сказала она. — Нет, лежи, я так выберусь. — Она встала, подобрала свою одежду и задула свечу. Потом снова подошла к кровати и поцеловала Лазаруса. — Благодарю тебя, Теодор, за все. Возвращайся ко мне, возвращайся!

— Я вернусь, я вернусь!

Она исчезла быстро и безмолвно.

Кода: I

Откуда-то из Франции

Дорогое мое семейство!

Я записываю это в свой карманный дневник, где запись останется до конца войны — но это неважно, поскольку вы получите все достаточно скоро. Теперь я не могу отсылать запечатанных писем, а уж тем более в пяти конвертах. Здесь существует нечто именуемое цензурой. Каждое письмо вскрывается, прочитывается и все, что может заинтересовать бошей, вымарывается.

К числу изымаемых сведений относятся даты, места расположения воинских частей и, вероятно, то, что я ел на завтрак (бобы, отварная свинина, жареная картошка и кофе, в котором могла бы раствориться ложка).

Дело в том, что я предпринял заокеанский вояж в качестве гостя дяди Сэма и теперь нахожусь в стране изысканных вин и прекрасных женщин. (Вина повсюду исключительно ординарные, а прекрасных женщин явно куда-то прячут. У самой симпатичной из тех, которых я видел, были маленькие усики и очень волосатые ноги, которых, может, я бы и не заметил, если бы на меня не подуло ветерком с ее стороны. Дорогие мои, сомневаюсь, что французы моются — во всяком случае в военное время. Но я не собираюсь их критиковать; ванна — это роскошь. Однако если бы мне дали выбирать между прекрасной женщиной и горячей ванной, я предпочел бы последнюю — иначе ни одна женщина попросту не прикоснулась бы ко мне.)

Пусть вас не беспокоит то, что я нахожусь в зоне боевых действий. Раз вы получили это письмо, значит, война закончилась и со мной все в порядке. Но мне легче написать письмо, чем день ото дня заносить в дневник тривиальные подробности. Зона военных действий — это сильно сказано; война идет позиционная — то есть противники находятся на своих местах. А я сижу в тылу, далеко от передовой, и здесь не стреляют.

Я командую военным отрядом, называемым отделением. Нас восемь мужчин: я, пятеро стрелков с винтовками, еще один — с автоматической винтовкой (эта война еще не знает боевых роботов), восьмой таскает боеприпасы. Должность моя капральская, потому что произведение в сержанты, о котором я писал вам в последнем письме еще из Соединенных Штатов, не состоялось; должно быть, документы затерялись в суете, пока меня переводили в другую часть. Однако новая должность устраивает меня. Впервые у меня постоянные подчиненные, есть время, чтобы познакомиться со всеми персонально, выяснить их сильные и слабые места и научиться ими командовать. Это превосходные люди. Лишь с одним проблемы, однако он тут ни при чем, виноваты предрассудки этого времени. Зовут его Ф. К. Динковский, он единственный в моем отделении еврей-католик. Если вы, близнецы, не слыхали ни о том, ни о другом, обратитесь к Афине. По рождению этот человек принадлежал к одному вероисповеданию, но воспитан был в другом, а служить ему пришлось с деревенскими мальчишками, исповедующими третью веру и не слишком терпимыми при этом.

Вдобавок он горожанин и обладает весьма неприятным голосом (даже для моего слуха): кроме того, парень неловок, и все его постоянно поддевают, когда меня нет поблизости. А рядом со мной он выглядит еще более неуклюжим. По совести говоря, из таких солдаты не получаются — но меня не спросили. Поэтому он таскает патроны, ничего другого в моем отделении он делать не может.

Его здесь зовут Динки; на древнеанглийском это пренебрежительная кличка. И ему такое имя не нравится. (Я его называю по фамилии. В соответствии с ритуалом, соответствующим обрядовому мистицизму военных организаций в этом «здесь и сейчас», к человеку следует обращаться лишь по фамилии.)

Однако оставим лучший взвод в американских вооруженных силах и возвратимся к моей первой семье — вашим предкам. Прежде чем дядя Сэм отослал меня в этот развлекательный вояж, мне предоставили отпуск. Я провел эти дни в семье Брайана Смита, в его доме, поскольку до конца войны я считаюсь названым родственником, ведь официально я сирота.

Отпуск этот оказался самым счастливым событием в моей жизни, с тех пор как Дора высадила меня здесь. Я возил Вуди в парк; здешние примитивные забавы доставляют куда больше радости, чем утонченные увеселения Секундуса. Я покатал его на всем, на чем только было можно, и разрешил везде поиграть. Это доставило удовольствие и мне, и ему. Мальчик так устал, что уснул по пути домой. Но он вел себя хорошо, и теперь мы приятели; стало быть — пусть растет. Возможно, из него что-нибудь получится. Я подолгу беседовал с дедусей и получше познакомился с остальными членами семьи, в особенности с мамой и папулей. Последнее произошло неожиданно. Мы несколько минут говорили с ним в лагере Фанстон; он собирался в отпуск в тот самый день, когда я должен был вернуться обратно, и я не рассчитывал увидеть его. Однако он сумел выхлопотать несколько лишних часов, на что иногда может рассчитывать офицер, — и мы встретились; потом он позвонил в лагерь и добился, чтобы мой отпуск продлили на два дня. Почему? Тамара и Айра, внимайте: чтобы я получил возможность поприсутствовать на венчании мисс Нэнси Ирены Смит и мистера Джонатана Сперлинга Везерела.

Афина, объясни, пожалуйста, близнецам историческое значение этого союза. Перечисли только знаменитых и важных людей, которые ведут свое происхождение от них обоих, дорогая, — полная генеалогия слишком велика. Пусть послушают не только Айра с Тамарой, но и все наше маленькое семейство, и, конечно же, Иштар. Это их предки, и не только их, а по меньшей мере еще пятерых наших детей. Возможно, я кого-то и пропустил, поскольку не помню всех генеалогических линий.

Я был шафером Джонатана, папуля «выдавал невесту», Брайан был пажом, Мэри несла кольца, Кэролл исполняла роль подружки, а Джордж тем временем следил, чтобы Вуди не подпалил церковь; мама приглядывала за Диком и Этель. Афина, объясни им термины и ритуал; я не буду даже пытаться. Но я не только отдыхал два дня. В основном мне приходилось выполнять поручения мамы (средневековые обряды весьма сложны), но мне удалось пообщаться и с папулей, и теперь я знаю его гораздо лучше. Пожалуй, я не узнал бы его лучше, если бы жил с ним под одной крышей. Я очень люблю папулю и согласен с ним во всем.