Венеция. История от основания города до падения республики - Джон Джулиус Норвич

обращалась к ним с призывом, подчеркивая, что речь идет не просто о будущем никому не известной венецианской колонии, но о безопасности самого христианского мира, поставленного под угрозу; что при потере Крита будет потеряна и половина Средиземноморья. Вновь и вновь правители отказывались прислушаться – как и всегда. Германский император ссылался на недавно подписанный им 20-летний мир с Портой; король Испании, к всеобщему изумлению, отправил в иноверный Константинополь своего посла; Франция, как всегда, вела двойную игру: одной рукой она время от времени тайком передавала Венеции небольшие субсидии, другую дружески протягивала султану; Англия, от которой мало чего ожидали, поскольку она еще не имела власти на Средиземноморье, была щедра на обещания, но не на что-то большее. Сменявшие друг друга папы, видя в положении Венеции полезное средство достижения собственных целей, предлагали помощь лишь в обмен на уступки: Иннокентий Х требовал контроля над венецианскими епископами, сменивший его Александр VII – допуска в Венецию иезуитов, изгнанных с территории республики во времена интердикта.

Надо признать, что с годами непрекращающееся сопротивление Кандии стало предметом обсуждений в Европе, и иностранную помощь в виде людей, денег или кораблей стали выделять чуть более охотно, однако эта помощь неизменно была слишком незначительной и приходила слишком поздно. В качестве типичного примера можно привести войско из 4000 человек под командованием князя Альмериго д’Эсте, отправленное из Франции в 1660 г. Оно прибыло не весной, когда от него было бы больше всего пользы, а в конце августа; первая же вылазка против врага на местности, которую французы не удосужились разведать, закончилась паникой и бегством; через пару недель войско свалилось с дизентерией, и его в полном составе пришлось отправить на более спокойные острова для восстановления сил, после чего выжившие (к сожалению, князь в их число не входил)[340] вернулись домой, так ничего и не добившись. Та же история приключилась и с двумя тысячами немцев, отправленными примерно в то же время императором Священной Римской империи. Они тоже прибыли слишком поздно, чтобы принести хоть какую-то пользу, и отбыли, ничем не показав своего участия в событиях, только еще больше истощили запасы в осажденном городе.

Подвиги венецианских командующих на море столь многочисленны и памятны, что мы слишком легко забываем о еще более героической защите Кандии, которую вел ее гарнизон, обреченный на 22 года изнурительной осады (из всех форм ведения войны эта способна внушить самое безнадежное уныние) и на постоянные разочарования, когда обещанные подкрепления от так называемых союзников вновь и вновь оказывались бесполезными. Те войска, что приплывали в Кандию, всегда либо изо всех сил стремились спасти свою шкуру, либо (что немногим лучше) завоевать славу лично для себя, рискуя при этом не только своей жизнью, но и жизнями многих других людей – при хронической нехватке защитников город не мог себе этого позволить. Второе явление становилось все более частым на последних стадиях осады. К этому времени название города было широко известно по всей Европе, и в частности во Франции: молодые отпрыски благородных семейств стекались на остров, полные решимости доказать свою отвагу на таком славном поле битвы. Самый сильный наплыв случился в 1668 г., когда Людовика XIV наконец убедили проявить интерес к осаде. Но даже тогда он не вступил в войну и не разорвал дипломатические отношения с султаном: французские купцы в Леванте в полной мере воспользовались внезапным исчезновением своих венецианских соперников, и дела у них шли слишком хорошо, чтобы Людовик мог помыслить об открытом разрыве отношений. Он, однако, поступился своими принципами, позволив Венеции набрать в своих владениях войско под командованием генерал-лейтенанта его армии, маркиза де Сен-Андре Монбрюна; в результате были набраны пятьсот добровольцев, список которых похож не столько на серьезную профессиональную армию, сколько на перекличку на «Поле золотой парчи»[341]. Вторым после Монбрюна был герцог де Ла-Фейяд, который, хоть и не был богат, настоял на том, чтобы понести львиную долю расходов; были еще два герцога – де Шато-Тьерри и де Кадрусс, маркиз Обюссон, граф де Фильмор и граф де Таван, князь Невшательский (которому едва исполнилось семнадцать лет) и множество других молодых дворян, принадлежавших к знатнейшим семействам Франции.

Это войско прибыло на Крит в начале декабря и обнаружило, что венецианцы находятся в более отчаянном положении, чем когда-либо. Султан начал терять терпение, и великий визирь Ахмед-паша, который, понятное дело, желал сохранить голову на плечах, отправил к острову дополнительные войска и взял на себя командование, сказав солдатам, что они не отдохнут, пока не возьмут Кандию. К счастью, сильный дождь задержал их осадные мероприятия, так как наполнял траншеи почти с той же скоростью, с которой они выкапывались, но турки принялись строить длинный мол прямо у входа в гавань, угрожая тем самым отрезать главный путь снабжения венецианцев. Франческо Морозини, новый главнокомандующий флотом, за время летней кампании потерял 600 офицеров и 7000 рядовых, при этом вспомогательные войска, присланные союзниками, были еще более бесполезны, чем приплывавшие в прежние годы; немногочисленные корабли, отправленные папой и несколькими итальянскими государствами, уплыли домой с наступлением осени и по пути случайно встретились с маленькой итальянской эскадрой, которая была обещана к лету, однако вышла из своего порта лишь в сентябре. Узнав от итальянцев (которые очень хотели оправдать свое раннее отплытие), что кампания до конца года приостановлена (на самом деле ничего подобного не произошло), испанцы тут же с большим облегчением развернулись и отправились восвояси.

Когда молодые французы прибыли на Крит, Морозини поручил им оборону одного из внешних бастионов, обращенных к суше. Они отказались, заявив, что они не для того проделали долгий и нелегкий путь на Крит, чтобы ползти по грязи к какому-то форпосту, а потом терпеливо и молча ждать там, пока турки устроят новую атаку. Вместо этого они потребовали совершить общую вылазку, которая, по словам одного из них, «вынудит врага снять осаду». Морозини, будучи разумным человеком, запретил им совершать что-либо подобное. Он уже произвел дюжину вылазок, ни одна из которых не дала долгосрочных результатов. Оставшихся у него людей (на тот момент их было меньше 5000) едва хватило бы для защиты брешей в стенах, которые регулярно появлялись стараниями турецких подрывников. Однако аргументы Морозини остались без внимания. Как выразился один из французских историков[342]:

Мсье де Ла-Фейяд стремился лишь к энергичным действиям и личной славе; его мало заботила потеря 700–800 венецианцев при условии, что по возвращении во Францию он сможет насладиться почестями как человек, совершивший героическую вылазку на Крите. Уехав с места событий,