Шамал. В 2 томах. Т.1. Книга 1 и 2 - Джеймс Клавелл

– Почему ты просто не убьешь ее и не покончишь со всем этим, Петр? – спросил он его однажды после дикой, яростной ссоры, вспыхнувшей за столом, когда Мзитрюк настоящей плеткой погнал ее из комнаты, а женщина плевалась, ругалась, царапалась и дралась, пока слуги не выволокли ее вон.

– Нет… пока еще нет, – сказал тогда Мзитрюк; его руки дрожали, – она слишком… слишком ценная вещь.

– А, да… да, теперь я понимаю, – ответил Абдолла-хан, тоже испытывая возбуждение; почти то же самое он чувствовал по отношению к Азадэ – нежелание выбросить такой предмет, пока она не была подчинена его воле окончательно, по-настоящему унижена, пока не ползала у ног, – и он вспомнил, как позавидовал Мзитрюку, что Вертинская была наложницей, а не дочерью, и поэтому окончательный акт мести с ней можно было довести до конца.

Будь проклята эта Азадэ, подумал он. Будь проклята за то, что оказалась живым воплощением своей матери, которая доставляла мне такое наслаждение, за то, что постоянно напоминает мне о моей утрате. Она и ее проклятый брат, оба – копии своей матери лицом и манерами, но не по качеству, ибо та была подобна гурии из Эдемского сада. Я-то думал, что оба наши ребенка любят и почитают меня, но нет, едва Нафала переселилась в рай, их подлинная сущность вышла наружу. Я знаю, что Азадэ планировала со своим братом убить меня – разве у меня нет доказательств этого? О Аллах, как бы я хотел избить ее так же, как Петр избивает свою немезиду, но я не могу, не могу. Каждый раз, когда я поднимаю на нее руку, чтобы ударить ее, я вижу перед собой свою возлюбленную. Да проклянет Аллах Азадэ на веки вечные…

– Успокойся, – мягко проговорил Мзитрюк.

– Что?

– Ты выглядел таким расстроенным, мой друг. Не волнуйся, все будет хорошо. Ты найдешь способ изгнать ее из себя.

Абдолла-хан тяжело кивнул.

– Ты знаешь меня слишком хорошо. – Это так, подумал он, приказывая принести чаю себе и водки Мзитрюку, единственному человеку, с которым он чувствовал себя легко.

Интересно, кто ты на самом деле, думал он, наблюдая за ним. В прошлые годы, еще при жизни твоего отца на даче, где мы познакомились, ты говорил, что приезжал туда в отпуск, но никогда не говорил, откуда именно или где ты работал, и мне так и не удалось это выяснить, как я ни старался. Поначалу я полагал, что это была Красная Армия, потому что однажды, напившись, ты сказал мне, что был командиром танка во время Второй мировой, прошел от Севастополя до Берлина. Но потом я изменил свое мнение и подумал, что ты и твой отец относились скорее к КГБ или ГРУ, потому что никто в целом СССР не удалялся на покой на такую дачу и с такими землями в Грузии, лучшем месте во всей империи, если не располагал особыми знаниями и влиянием. Ты теперь говоришь, что вышел на пенсию, – чем же ты занимался?

Экспериментируя в первые дни, чтобы установить объем влияния Мзитрюка, Абдолла-хан упомянул однажды тайную ячейку коммунистической партии Туде в Тебризе, которая готовила заговор с целью убить его; он хотел бы, чтобы ячейку ликвидировали. Это было правдой лишь отчасти; подлинная причина заключалась в том, что сын человека, которого он тайно ненавидел, но на которого не мог напасть открыто, входил в состав этой группы. Не прошло и недели, как все их головы торчали на кольях рядом с мечетью с табличкой ТАК ПОГИБНУТ ВСЕ ВРАГИ АЛЛАХА, и Абдолла-хан пролил холодные слезы на похоронах и хохотал наедине с собой. То, что Петр Мзитрюк имел власть уничтожить одну из их собственных ячеек, было проявлением подлинной власти, а также, как знал Абдолла-хан, являлось мерилом его собственного значения для них.

Он взглянул на гостя.

– На какое время вам понадобится финн?

– Несколько недель.

– Что, если «зеленые повязки» не разрешат ему летать или перехватят его?

Мзитрюк пожал плечами.

– Будем надеяться, что он выполнит свое задание. Сомневаюсь, что останутся уцелевшие – он или Чимтарга, – если их найдут по эту сторону границы.

– Хорошо. А теперь, возвращаясь к тому, о чем мы говорили, когда нас прервали: вы согласны не оказывать массированной поддержки Туде здесь, покуда американцы сюда не полезут, и если Хомейни не запустит программу по ее ликвидации?

– Азербайджан всегда находился в рамках наших интересов. Мы всегда говорили, что он должен стать независимым государством, – он имеет более чем достаточно богатств, влияния, природных ископаемых и нефти, чтобы быть самодостаточным, и… – Мзитрюк улыбнулся, – просвещенных лидеров. Ты мог бы поднять знамя, Абдолла, я уверен, ты получишь всю необходимую поддержку, чтобы стать президентом – и наше немедленное признание.

После чего меня убьют на следующий же день, пока танки будут с грохотом ползти через границу, сказал себе Абдолла-хан безо всякой обиды. О нет, мой милый друг, залив – слишком большой соблазн даже для тебя.

– Это замечательная мысль, – искренне согласился он, – но мне понадобится время. А пока могу я рассчитывать также на то, что коммунистическая Туде повернет свое оружие против повстанцев?

Улыбка на лице Петра Мзитрюка осталась той же, но что-то поменялось в выражении глаз.

– Для Туде было бы странным напасть на своих сводных братьев. Исламо-марксизм имеет много последователей среди интеллектуалов-мусульман – я слышал, даже ты их поддерживаешь.

– Я согласен, что в Азербайджане необходимо поддерживать некое равновесие. Но кто приказал левым захватить летное поле? Кто приказал им напасть на наш железнодорожный вокзал и сжечь его? Кто приказал взорвать нефтепровод? Ясно, что не кто-то из разумных людей. Я слышал, это был мулла Махмуд из мечети Хаджста. – Он внимательно вглядывался в Петра. – Один из ваших.

– Никогда о нем не слышал.

– А, – произнес Абдолла-хан с напускной веселостью, не веря ему. – Я рад, Петр, потому что это лже-мулла, он даже не истинный исламо-марксист, просто подстрекатель. Это он напал на базу Йокконена. К сожалению, на его стороне пять сотен бойцов, таких же недисциплинированных. И деньги неизвестно откуда. И помощники вроде Федора Ракоци. Что это имя означает для тебя?

– Немного, – тут же ответил Петр, и улыбка, и голос его не изменились, он был слишком умен, чтобы избежать ответа на этот вопрос. – Инженер-нефтепроводчик из Астары на границе, один из наших советских мусульман, который, как полагают, вступил в моджахеды в качестве борца за свободу, безусловно, без какого-либо разрешения или одобрения.

Лицо Петра оставалось бесстрастным, но про себя он ругался последними словами; ему хотелось кричать. Сын, мой сын, неужели ты нас предал? Тебе было поручено шпионить, проникнуть в ряды моджахедов и вернуться с информацией, и все! И в этот раз тебя послали попытаться завербовать этого финна, потом отправиться в Тегеран и там мобилизовать студентов университета, а не объединяться с этим муллой, этой бешеной собакой, и не нападать на аэродромы или расстреливать какую-то мразь возле дороги. Ты что, с ума сошел? Тупой идиот, а если бы тебя ранили и ты бы попался? Сколько раз я говорил тебе, что они – и мы – способны со временем расколоть кого угодно, выпотрошить из него или из нее все секреты? Глупо так рисковать! Финн временно важен, но не настолько, чтобы не подчиняться приказам, рисковать своим будущим, будущим своего брата – и моим!