Логово зверя. Исход зверя. Укрощение зверя - Василий Головачев

– Если вы сейчас же не назовете номер комнаты, в которой проживает Никита Ломов, я напишу в газету такую статью о вашем нежелании сотрудничать, что не отмоетесь потом всю жизнь!

Реденькие брови коменданта взлетели на лоб.

– Вы мне угрожаете?

– Ну что вы, Александр Борисович, только предупреждаю. Если бы я захотел по-серьезному наказать вас, уж поверьте, сделал бы это самым наглядным образом. Хотите рискнуть? Я вижу, у вас ночует некая молодая особа…

– Хорошо, – сдался комендант, – я сейчас посмотрю.

Илья вынул ногу из щели. Дверь закрылась, но через минуту приоткрылась вновь.

– Никита Федорович Ломов?

– Он самый.

– Комната номер пятьсот пять, это на пятом этаже второго корпуса.

– Спасибо, найду. Будьте здоровы. Живите бо-гато.

Илья спустился к проходной, вышел из первого корпуса, нашел второй, предъявил все тот же документ и поднялся на пятый этаж здания. Постучал в обшарпанную, изрезанную ножом дверь с номером 505.

За дверью что-то упало, заскрипело, послышались шлепки тапок по полу. Дверь открылась, из нее выглянул длинноволосый худой парень в очках, с бледным заспанным лицом. Из одежды на нем были только трусы в клеточку.

– Вам кого?

– Никиту Ломова, – сказал Илья.

– А его здесь нет.

– То есть как нет? Разве он живет не в этой комнате?

– В этой, но он сейчас в больнице.

Илья подобрался.

– Почему? Что случилось? Заболел?

– Нет, его избили какие-то подонки, очень сильно. Руку сломали, чуть глаз не выбили.

– За что?!

– Не знаю, я там не был. Говорят, он вступился в баре за какую-то девчонку, ну и получил. – В голосе молодого человека прозвучало осуждение.

– Когда это произошло?

– Позавчера вечером. Мы к нему сегодня всей группой пойдем, проведаем.

– Где он лежит?

– В тридцать четвертой больнице, в травматологии, тут недалеко, на Винокурова.

– Понятно, спасибо. – Илья повернулся, собираясь уходить, но решил довести дело до конца. – Можно, я посмотрю, как он живет?

– Пожалуйста, – отступил в сторону очкарик, не спросив, кто интересуется его соседом и зачем.

За дверью оказалась крохотная прихожая с выходами в две отдельные комнатки, в туалет и ванную. Дверь в одну из комнат была открыта, виднелись угол стола и кровать. Длинноволосый отрок пошарил за трюмо, ключа не нашел, озадаченно подергал себя за волосы.

– Ключ пропал… всегда здесь лежал…

Илья толкнул дверь в комнату Никиты, та отворилась.

– Не понимаю, – пробормотал озадаченно очкарик. – Вчера еще закрыта была…

Илья шагнул в комнату и по разгрому, царившему в ней, понял, что здесь прошел самый настоящий обыск. Все вещи из шкафа были разбросаны по полу, одеяло и матрац также лежали на полу, стол был сдвинут к окну, ящики из него выдвинуты, везде виднелись в беспорядке брошенные книги, учебники, тетради, листы бумаги, ручки и каран-даши.

– Ё-моё! – проговорил за спиной Ильи сосед Никиты. – Кто это сделал?!

– Я тоже хотел бы это знать, – пробормотал Илья, разглядывая разгром.

Было ясно, что в жилище младшего Ломова побывали какие-то люди, но что они искали и связан ли был обыск с избиением Никиты, было неизвестно. Хотя Илья склонен был полагать, что данное происшествие не случайно. Он догадывался, кто мог затеять обыск и с какой целью.

Внимание привлек уголок акварельного рисунка, торчащий из-под подушки у кровати. Илья нагнулся, вытащил смятый лист, вернее, часть листа с изображением воина в кольчуге с поднятым мечом.

Глаз не отвесть! – вспомнились слова дядьки.

Это был русский богатырь-дружинник, нарисованный Данилой. Вся нижняя часть рисунка была оторвана, сохранилась только верхняя половина – торс богатыря, голова и рука в кольчужной перчатке с поднятым мечом. Лицо воина действительно несло печать силы и величавой гордости, хотя в нем легко угадывались знакомые черты Федора Ломова, отца мальчика. Но Илью больше интересовал орнамент картины, в котором явно были заложены рунные древнерусские мотивы. Илья узнал стреловидную «руну потока», трикветру, тетраскеле, махамеру,символы «небесной воды». Но рисунок был оборван, и орнамент не складывался в единое целое.

Илья сложил сохранившуюся часть картины, спрятал в карман. Поискал оторванную часть, понимая, что скорее всего она уничтожена неизвестными грабителями. Сосед Никиты смотрел на беспорядок в комнате, открыв рот. Он действительно ничего не понимал и вряд ли был причастен к обыску и разгрому.

– Вы никого подозрительного не видели? – на всякий случай спросил Илья.

– Шарахнуться можно! – опомнился длинноволосый. – Конечно, нет. Вот гады! Кому это понадобилось? У Ника ничего особо ценного никогда не было, только книги…

– Сообщите в милицию, – посоветовал Илья. – Воры могли унести какие-нибудь вещи. Жаль, картину вот порвали, ее брат Никиты рисовал. Если найдется оторванная часть, сообщите мне, пожалуйста.

– Хорошо, – кивнул очкарик. – Не, ну это ж надо! Вот сволочи! Поймать бы да руки переломать!

С последним пожеланием парня Илья был согласен на все сто процентов. На Руси когда-то за воровство карали сурово, причем независимо от того, кто совершил грех – человек низкого сословия или большой начальник. Двойные стандарты вошли в жизнь уже в нынешние времена. Человека, укравшего килограмм зерна, сажают на пять лет, а тех, кто украл м и л л и о н ы рублей, – даже не судят! И эти люди продолжают спокойно жить, пользоваться всеми благами цивилизации и чувствовать себя героями.

– До свидания. – Илья написал номер своего мобильного телефона на клочке бумаги, сунул соседу Никиты. – Вот номер. Позвоните, если что узнаете.

Ошеломленный очкарик кивнул, продолжая негодовать по поводу действий неизвестных воров, забравшихся в комнату сокурсника. Окинув взглядом комнату, Илья вышел, ощущая сожаление и досаду. Ему следовало вспомнить о картине Данилы раньше, и тогда у него в руках вполне мог оказаться аналог володаря. Теперь же приходилось довольствоваться фрагментом орнамента, и он подозревал, что исчез как раз самый важный фрагмент, по которому можно было воссоздать Руну Света.

В начале девятого Илья был дома.

Умылся.

Переоделся.

Сел за стол, успокаивая дыхание и унимая дрожь в руках.

Снял с креста володаря лист фольги.

Расправил уцелевший клок картины и стал рассматривать орнамент, сравнивая его с развернутой композицией рунных дощечек. Глаз зацепился за махамеру.На рисунке этот символ располагался над стрелой «руны входа». У него же махамерузанимала центральное положение. Илья поменял местами дощечки и услышал тихий тающий звон, будто кто-то тронул гитарную струну.