Так было. Размышления о минувшем - Анастас Микоян

Поэтому паническое отступление в первые месяцы войны, массовые окружения нельзя ставить в упрек солдатам, младшему командному составу, да, возможно, и среднему. Формально ответственность несет высший командный состав. Но если по существу разобраться, то их тоже трудно обвинять: ведь они попали на такие высокие должности не по собственному желанию. Их выдвинул Сталин или нарком обороны вместо старых, репрессированных кадров.

Через месяц или два после начала войны, когда Белоруссия была так позорно потеряна и вместе с ней – огромное количество наших отборных войск, попавших в окружение, воевавших до последнего патрона, павших смертью храбрых или сотнями тысяч попавших в плен, Сталин предложил предать военному трибуналу командующего этими войсками Павлова.

Ничего чрезмерно компрометирующего против Павлова не было. Абсолютно чистый, честный, лично обаятельный человек, безупречной храбрости, преданный, умевший руководить танковыми войсками в пределах бригады, но не имевший другого опыта высшего командования. А он был сразу назначен командующим всеми войсками Белорусского округа. Его можно обвинить только в том, что он категорически не отказался от такого выдвижения.

Но на него возложили ответственность за огромные потери войск и провал фронта. Формально можно было его разжаловать, и только, и Павлов просил дать ему возможность оправдать себя в боях в роли командира танковой бригады. Так и надо было, но Сталин настоял на его расстреле.

Известно, какое отрицательное отношение у меня было к репрессивным мерам, которые он применял. Но должен признаться, что в тот момент, хотя лично против Павлова я ничего не имел и было жалко его терять, мне казалось, что Сталин в чем-то прав. Это была жестокая мера, но она казалась оправданной обстановкой. Надо сказать, что за всю войну это был первый и единственный случай расстрела командующего. Но было позорно то, что после победоносного ведения войны Сталин добился расстрела командующего Сталинградским фронтом Гордова, Кулика и некоторых других.

Замечание второе. Еще одной преступной ошибкой Сталина кроме уничтожения командных кадров армии, партии и государства в канун войны было то, что он вбил себе в голову, что Гитлер в ближайшие год-два не нападет на нас, хотя и он и мы знали, что война с Германией, победившей почти всю Европу, неизбежна. Поэтому оборонные мероприятия он растягивал, а не ускорял. Если в течение года-полутора после начала войны при эвакуации основных центров производства вооружения из Ленинграда, украинских городов, особенно Харькова, а также из Тулы, Москвы нам удалось добиться хороших результатов, а через год, к моменту боев у Курской дуги, явного превосходства в производстве самолетов, танков, противотанковых средств, боеприпасов, возникает мысль: а разве мы не могли это сделать раньше, начиная с осени 1939 г., когда началась уже европейская война и почти два года было в нашем распоряжении до начала войны? Мы могли бы в более благоприятных условиях осуществить эти меры с меньшими издержками и с большим эффектом, имея больше времени, больше ресурсов. Могли бы, если бы Сталин понимал, что война близка.

Но мы продолжали гражданскую жизнь, как будто война далеко, а надо было это сделать в ущерб гражданской промышленности, в данном случае машиностроению, паровозостроению, комбайностроению, как это было сделано потом, наспех, экспромтом в начале войны, опираясь на наших талантливых наркомов и научные кадры.

Сталин же заботился о том, чтобы ничем не дразнить немцев, думая, что этим можно оттянуть войну, в то время когда она уже стучалась в дверь. Более того, он считал, что, пока Гитлер Англию не захватит, он не пойдет на нас, что немцы убедились в правильности теории Бисмарка, что Германия никогда не победит в войне, если одновременно будет воевать на два фронта.

Но времена Бисмарка прошли. Вся Западная Европа была под властью Гитлера, а на западе сопротивлялась только островная Англия, которая не способна была нанести удар по Германии на континенте. Опыт показал, что, несмотря на длительные ожесточенные сражения советской армии, обескровившие вермахт, англичане вместе с американцами, канадцами в течение почти четырех лет с начала войны с немцами не осмеливались высадиться во Франции. Более того, под Арденнами они потерпели серьезное поражение, от последствий которого мы спасли их ценой больших жертв, начав – по просьбе Черчилля и Рузвельта – преждевременное всеобщее наступление против немцев по всему фронту.

Сталин пытался осенью 1940 г. в дополнение к Договору о ненападении добиться соглашения с Германией о сферах влияния, полагая, что гитлеровская шайка недолго будет господствовать в Германии.

Косвенно это можно видеть из воспоминаний Бережкова о поездке Молотова в Берлин осенью 1940 г. для переговоров. Бережков когда-то работал в моем аппарате во Внешторге. По просьбе Молотова я ему уступил его.

В частности, помнится, в переговорах речь шла о том, чтобы Гитлер не нападал на Болгарию, Дарданеллы и, кажется, Румынию, поскольку они должны быть «зоной советского вли яния».

Бережков не дает оценки хода этих переговоров. Он хвалит Молотова за то, как тот давал отпор наскокам Риббентропа и твердо держался нашей линии. Но любой на этом месте вел бы такую же политику. А ведь весь смысл переговоров, о которых Молотов, вернувшись, рассказал, заключался совсем в другом. (Я сейчас диктую по памяти.)

Молотов спрашивает Риббентропа: «Вы воюете с Западом. Мы понимаем это. Но нам непонятно, почему в это же время вы заключили военное соглашение с Румынией и сосредоточиваете там, в Румынии, германские войска, с какой целью?»

Риббентроп, не отрицая этого факта, ловко отделался от вопроса и не раскрыл карты.

Молотов задает другой вопрос: «Почему вы сосредоточили несколько дивизий своих войск в Финляндии? Против какой угрозы они выставлены там? Какая цель сосредоточения этих войск здесь, у наших границ, под Ленинградом?» Ловкими отговорками Риббентроп отделался и от этого вопроса.

И наконец, главный вопрос, который Молотов задает: «Почему такое большое количество дивизий из западных районов Европы, где идет подготовка у вас к нападению на Англию, перебрасывается в Польшу, вблизи наших границ?» Риббентроп отвечает, что войска эти в боях на Западе устали, переброска в Польшу имеет целью дать им отдых.

Десятки дивизий одновременно перебрасываются на отдых именно в Польшу! Не в Венгрию, не в Чехословакию или Италию, где климат для отдыха лучше! Такого вопроса Молотов, кажется, и не задавал.

Не надо быть большим политиком, чтобы, сопоставив три факта концентрации войск в Румынии, Польше и Финляндии в больших количествах на границах нашей страны, с которой есть Пакт о ненападении, сделать вывод – идет подготовка к началу войны против нас.