Имя мне – Легион - Роджер Желязны

– Да. – Тенг вздохнул. – Насколько вообще работа может нравиться. Скажите, вы летели сюда с намерением переночевать? У нас есть гостиница для сотрудников, там вас с радостью примут. – Он посмотрел на часы-луковицу, висящие у него на груди.

– Благодарю, но мне пора возвращаться. Дела, знаете ли. Я просто хотел укрепить свою веру в прогресс. Спасибо вам за экскурсию, и спасибо вашему веку.

На всем пути до Бермуд, в году Две тысячи семьдесят восьмом от Р.Х., неутомимо потягивая мартини, Мур повторял про себя: цепь времен соединена.

– Все-таки решилась? – спросила Мэри Мод, осторожно выпрямляя спину под складками пледа.

– Да.

– Почему?

– Потому что я не хочу уничтожать то, что мне принадлежит. У меня и так почти ничего нет.

Дуэнья тихо фыркнула, будто эти слова рассмешили ее.

– Корабль идет по бездонному морю к таинственному Востоку, задумчиво произнесла она, обращаясь к любимой собачке, – но то и дело бросает якорь. Почему? Ты не знаешь, а? Чем это объясняется? Глупостью капитана? Или второго помощника? – Она поглаживала собачку, словно и впрямь ждала от нее ответа.

Собачка молчала.

– Или неукротимым желанием повернуть вспять? – допытывалась Дуэнья. Возвратиться домой?

Ненадолго повисла тишина. Затем:

– Я живу, переезжая из дома в дом. Эти дома зовутся часами. Каждый из них прекрасен, но не настолько, чтобы хотелось побывать в нем снова. Позволь, я угадаю слова, которые вертятся у тебя на языке. «Я не хочу замуж, и я не намерена покидать Круг. У меня будет ребенок…» Кстати, мальчик или девочка?

– Девочка.

– «У меня будет дочка. Я поселю ее в роскошном особняке, обеспечу ей славное будущее и успею вернуться к весеннему фестивалю». – Она всматривалась в поливу собачки, как факир в глубину хрустального шара. Ну что, хорошая я гадалка?

– Да.

– Думаешь, это удастся?

– Не вижу причин…

– Скажи, какая роль уготована ее гордому отцу? – допытывалась старуха. – Сочинять для нее сонеты или мастерить механические игрушки?

– Ни то, ни другое. Он вообще не узнает о ней. Он будет спать до весны, я – нет. И она не будет знать, кто он.

– Чем дальше в лес, тем больше дров.

– Это почему же?

– Потому что не пройдет и двух месяцев по календарю Круга, как она станет женщиной, и, возьму на себя смелость предсказать, красивой женщиной. Потому что у нее будут для этого деньги.

– Разумеется.

– И, поскольку ее родители – члены Круга, ее обязательно примут в Круг.

– Может быть, она этого не захочет.

– Исключено. Оставь подобные сантименты тем, кому путь сюда заказан. Захочет, не сомневайся. Все хотят. Хирурги сделают ее красавицей, и я, возможно, сумею добиться ее приема вопреки моим собственным правилам. В Кругу она встретит много интересных людей: поэтов, инженеров, собственную мать…

– Нет! Я бы ее предупредила!

– Ага! Ответь-ка мне, что это: боязнь кровосмешения, вызванная неуверенностью в собственных чарах, или что-нибудь другое?

– Прошу тебя! Зачем ты говоришь эти ужасные слова?

– Затем, что ты, к сожалению, вышла из-под моего контроля. До сих пор ты была превосходным символом Круга, ныне же твои устремления далеки от тех, что свойственны олимпийским богам. Глядя на тебя, люди подумают так: «Боги – все равно что школьники. Несмотря на легион врачей, который их обслуживает, они бессильны перед физиологией». Принцесса, в глазах всего мира ты – моя дочь, ибо Круг – это я. Поэтому прими материнский совет. Уйди. Не настаивай на продлении контракта. Выйди замуж и проспи несколько месяцев. Весной твой срок истечет, а до тех пор ты поспишь с перерывами в «бункере». А мы тем временем позаботимся о романтической окраске твоего ухода. О ребенке не беспокойся: «холодный сон» ему не повредит. Подобные случаи уже были. Если не согласна, я по-матерински предостерегаю тебя: ты будешь исключена немедленно.

– Ты не посмеешь!

– Прочитай свой контракт.

– Но зачем?! Ведь никто бы не узнал.

Вспыхнули ацетиленовые горелки.

– Глупая куколка! Твое представление об окружающем мире фрагментарно и наивно. Если бы ты знала, насколько он изменился за последние шестьдесят лет. С той минуты, как кто-нибудь из нас открывает глаза у себя в «бункере», и до того мгновенья, когда он, усталый, ложится спать после очередного Бала, за ним следят все средства массовой информации. Сейчас в арсенале охотников за жареными фактами гораздо больше шпионских устройств, чем на твоей голове – красивых волос. Мы не можем всю жизнь прятать твою дочь от журналистов. Не станем и пытаться. Даже в том случае, если ты решишься на аборт, у нас будет достаточно проблем с прессой, хотя наши служащие – не из тех, кого можно разговорить с помощью взятки или алкоголя. Итак, я жду твоего решения.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже.

Молодая женщина встала и направилась к выходу. Возле двери ей показалось, будто она слышит поскуливание китайской собачки.

За аккуратной живой изгородью намеренно запущенного сада начиналась грунтовая дорожка. Она сбегала по склону холма, петляя, словно капризная река, местами исчезая в зарослях розы «Форсайт», ныряя в волны гинкго, над которыми реяли чайки. Надо было пройти по этой тропинке не меньше тысячи футов, чтобы добраться до искусственных развалин, находившихся в двухстах футах ниже Обители Сна.

Развалины занимали добрый акр склона холма. В джунглях сирени среди колоколов ив виднелись потрескавшиеся фронтоны, полуосыпавшиеся бордюры, накренившиеся или вовсе поваленные колонны, безликие и безрукие статуи и относительно редкие груды обломков. Тропа постепенно расширялась и, наконец, исчезала там, где прибой Времени стирал навеваемое руинами memento mori, и где брели мужчина и женщина из Круга. Руины, казалось, околдовывали, заставляя забыть о времени, и мужчина, обводя руины взглядом, мог бы сказать: «Я старше, чем все это», а его спутнице могла сказать в ответ: «Когда-нибудь мы снова придем сюда, и ничего этого уже не будет». Но она молчала, шагая вслед за ним по щебню, туда, где посреди высохшего фонтана ухмылялся варварски изувеченный Пан и где начиналась другая тропа, не запланированная создателями сада и появившаяся совсем недавно; там желтела вытоптанная трава и густо рос шиповник. Мужчина и женщина приблизились к стене, отделявшей развалины от берега, перебрались сквозь пролом, как коммандос, чтобы взять приступом полоску пляжа длиной в четверть мили. Здесь песок был не так чист, как на городских пляжах, где его раз в три дня заменяли свежим, зато тени здесь были удивительно резкими, а у воды лежали плоские камни, удобные для раздумий.

– А ты обленилась, – заметил он, сбрасывая туфли и зарывая пальцы ног в холодный песок. – Не захотела идти в обход.