Большая книга о новой жизни, которую никогда не поздно начать (сборник) - Мирзакарим Норбеков

– Все загвоздки в твоей голове. Хотя бы сделай вид, что очень счастлив! И это будет первый шаг. Попробуй измениться и думать только о хорошем. Тогда и жизнь твоя переменится к лучшему. Ты сможешь управлять ею, как велосипедом.

Шухлик покачал головой:

– Да вряд ли я так смогу! И на велосипеде сроду не сидел. Один раз только и видел, когда меня на него обменяли.

– Займись-ка собой, любезный садовник! – воскликнул сад Багишамал. – Ты убираешь опавшую листву, присматриваешь за моими тропинками и родником. День ото дня я лучше, чище. Так последи и за своими мыслями, и за своей душой, и за своим телом! Им так же, как саду, необходимы забота и внимание.

– Ах, некогда мне! – махнул ослик и хвостом, и ушами. – Времени не хватает.

Багишамал зашумел, как от порыва ветра:

– Значит, учтивый дурень, тебе некогда жить! Имей в виду, «некогда» – очень длинное слово! Бесконечное! И тянется до самой смерти, цепляясь за тебя когтями! А «времени не хватает» – так обычно говорит твоя лень!

– Да разве я лентяй! – возмутился Шухлик, едва не рассыпав из корзинки оставшиеся добрые чувства. – Тружусь с утра до вечера!

– О, лень так разнообразна! Столько видов и подвидов! У каждого своя собственная лень, – разъяснял Багишамал. – Матушка-лень, тетушка-лень и бабушка-лень. Есть, как ни странно, даже дядюшка-лень. Понятно, что жалко гнать от себя таких близких родственников!

Ослик заинтересовался:

– А у меня какого вида? Бабушка или тетушка? Крупная или мелкая?

– Одному лень мешает бегать, другому ходить. А третьему и сидеть-то лень, – продолжал сад. – У кого-то она размером с комара. Хлопнешь, и нету! А может быть такая, которую и лопатой не пришибешь. Твоя хорошо известна – братец-лень по имени Танбал. И похоже, он очень велик!

Шухлик сразу увидел братца Танбала. Ох, до чего толстый, неповоротливый и равнодушный, как бегемот. Вот разлегся на дороге и не позволяет ослику заняться собой. Даже не дает в сад войти, который всего-то в двух шагах. Возможно ли договориться с Танбалом или придется бороться?

– Разрешите пройти, – вежливо попросил Шухлик.

Но Танбал и ухом не повел. Глаз не приоткрыл.

– Прочь с дороги! – крикнул тогда рыжий ослик. Ни ответа, ни привета! Лежит братец-лень, как бревно.

Шухлик уперся плечом, лягнул копытом и спихнул его в канаву. Очухался наконец Танбал. Заворчал, заерзал, норовя из канавы выползти.

– Так легко от меня не избавишься! – пыхтел он и сопел. – Эй, запомни, куда бы ты ни отправился, сорок дней буду на твоем пути! И посмотрим еще, кто кого!

«Ну и братец у меня! От такого натерпишься!» – подумал Шухлик.

Вошел в сад Багишамал – и очнулся под гранатовым деревом.

Уже рассвело. Рядом сидел тушканчик Ука, разглядывая «фонарь» на лбу рыжего ослика.

– Откуда такая прелесть? – спросил он.

– Бодался вот с этим деревом, – честно ответил ослик. – Довольно-таки весело! Быстро засыпаешь и видишь поучительные сны.

– Везет некоторым! – сказал Ука и ускакал по своим делам.

«Какой милый тушканчик, – подумал Шухлик. – И хвост у него с кисточкой, как у меня!»

Оглядевшись, он заметил рядом пустую корзинку. Все добрые чувства, которые там оставались, вернулись обратно к Шухлику. Вместе с улыбкой. В общем-то, он прекрасно чувствовал себя этим утром, будто освободился от кучи мусора, мешавшей видеть, слышать и дышать.

Мимо, постукивая иголками, проходил угрюмый дикобраз Жайра. Шухлик кивнул ему:

– Привет! Доброе утро!

И дикобраз вдруг расцвел, как диковинный цветок, вроде огромного репейника. Начал шаркать ножками и похрюкивать:

– Привет! Рад вас видеть! Утро очень доброе! – Глядел он, правда, исподлобья, но такая уж физиономия у дикобраза. Иначе глядеть не может.

Шухлику хотелось улыбаться всем подряд и говорить: «Доброе утро!» А потом: «Добрый день» и «Добрый вечер». Он скакал по саду, как тушканчик Ука, помахивая хвостом с кисточкой. И едва не наступил на крысу Каламуш, которая, принюхиваясь и чихая, сновала меж деревьями с узелком на спине, будто собралась в дальнюю дорогу.

– Здравствуйте! – крикнул Шухлик. – Добрый день!

Крыса вздрогнула и поднялась на задние лапы.

– Прощай, рыжий пень! – ухмыльнулась она. – Я покидаю этот паршивый сад – здесь слишком чисто для меня. А поблизости есть подходящее местечко.

Еще накануне Шухлик, если бы и не сказал, то непременно подумал: «Какая противная крысина!» Однако теперь, расставшись с дурными чувствами, он спросил:

– Хотите, подвезу?

– Ты что, в самом деле такой улыбчивый болван? – огрызнулась крыса. – Или просто придуряешься? – Оскалилась и заспешила прочь из сада Багишамал, попискивая на ходу: – Дурень, скотина и обалдуй!

– Прощайте, – ответил Шухлик и на минуту погрустнел, задумался: не стоило ли сохранить в корзинке хотя бы парочку поганок или навозных мух?

Конечно, нелегко становиться с каждым днем лучше, хоть на куриный шажок. Но все же стоит попробовать. Это так приятно и празднично! Ощущаешь, что не только ты, но и весь мир вокруг стал чуть-чуть поучше. Ну самую малость. На дне корзинки.

Прощальный день

Нет-нет, Шухлик ни с кем больше не собирался прощаться.

Все были ему приятны. Как славно кукует без умолку кукушка Кокку! А до чего же умелый фокусник Хамелеон – то желтый, то рыжий, то фиолетовый! И сурок дядюшка Амаки так любезен, будто всю жизнь обучался хорошим манерам. Ну, и выдра Ошна тоже славная сестричка – любо-дорого поглядеть на ее фигурное плавание.

«Чудесно, – прислушивался к себе ослик, – когда на душе нет злости! Так легко и чисто, будто только что искупался в пруду».

На берегу сидел, как красный перчик, дайди Диван-биби. Он возился в сырой глине, ловко вылепливая небольшие фигурки людей и животных, точь-в-точь настоящие. Кого-то они напоминали Шухлику.

– Давненько не виделись, – сказал дайди. – Кажется, за прошедшую ночь вы здорово изменились, мой дорогой садовник! Не считая «фонаря» во лбу, заметен и внутренний свет, который лучится из ваших подслеповатых глаз. Что же случилось?

Шухлик не знал, как все объяснить. Рассказывать о корзинке с чувствами? О беседе с садом Багишамал? Да то ли было это, то ли не было!

– Мне кажется, – потупился ослик, – что я как-то очистился. Даже вижу яснее.

– Прекрасно! – воскликнул дайди. – Как интересно! Наверное, и память у вас прояснилась. Приятно, думаю, вспомнить хозяина Дурды, продавшего вас на базаре. Доносчика козла Таку. И уж, конечно, добросердечного Маймуна-Таловчи, с которым вы были, как говорится, не разлей вода!

Шухлик не ожидал такого подвоха. Особенно сегодня ему меньше всего хотелось бы думать о темном, мрачном прошлом. И горло перехватило, и голова помутилась от былых обид и оскорблений. Он услышал знакомое жужжание навозных мух. Вот они, тут как тут! Добрались из пустыни. Облепили ослика. И солнечный день обернулся пасмурным.

Шухлик стряхнул мух, но они кружились рядом, не оставляя его в покое. Подоспели на помощь еноты-полоскуны, размахивая полотенцами. Ну никак не удавалось разогнать этот мушиный рой. На редкость приставучие отборные насекомые!

– Оказывается, не так-то просто освободиться от дурных чувств и помыслов, – заметил Диван-биби и протянул глиняное изваяние, в котором Шухлик сразу признал Маймуна-Таловчи. – Пожалуйста, он в твоей власти! Делай с ним что хочешь.

Понятно, ослик с превеликим удовольствием растоптал бы этого глиняного болванчика! Да только неловко было крушить искусную работу. Ведь сам Диван-биби старался, лепил.

– Легче всего разбить и растоптать, – согласился дайди. – Не слишком приятная персона! Но поверь старому бродяге – Маймун-Таловчи тоже Божье создание, и где-то глубоко в душе у него должен быть свет.

– Вряд ли, – возразил Шухлик и едва не проглотил особенно назойливую муху.

– Конечно, сама душа одичавшая, – вздохнул Диван-биби. – Заброшенная, позабытая хозяином. Вроде одинокой и глупой крысы Каламуш, которая бежит сейчас с узелком по пустыне. Мне жалко эту глухую и слепую, заблудшую душу! Она страдает, как безногий инвалид, до которого никому нет дела.

И Шухлика вдруг охватила жалость, вытеснявшая злость и обиды. Он даже погладил глиняного болванчика по голове, отчего тот преобразился, похорошел, чуть ли не озарился изнутри.

– Знаешь ли ты, что такое прощение? – спросил дайди. – Это чудесное исцеление, избавление и помилование! Не только для того, кого простили, но, в первую очередь, для того, кто простил. Если в тебе есть сочувствие, иначе говоря, прекрасное соцветие из добрых чувств, ты способен простить.

Диван-биби расставил перед осликом знакомые фигурки. Кроме Маймуна-Таловчи тут были прежний хозяин Дурды, предатель-козел Така, хозяйка Чиен и надменный вождь сайгаков Окуйрук.

Ослик с грустью разглядывал их. «Они не ведали, что творили», – подумал Шухлик. Скорее, услыхал эти древние-древние, немногим младше Валаамовой ослицы, слова, долетевшие неизвестно откуда.