Вся трилогия "Железный ветер" одним томом - Игорь Николаев

Удивительнее всего был третий пункт. Женщина среднего возраста в халате медсестры выговаривала главврачу. Спокойно, неторопливо, а тот очень внимательно слушал, почтительно склонив голову и кивая на каждой фразе.

Заинтересованный и даже заинтригованный Поволоцкий дождался окончания выволочки и ловко поймал за пуговицу заторопившегося куда-то главного врача.

— Я прошу прощения, что у вас такого случилось, что простая медсестра вам выговор делает? — полюбопытствовал Александр.

Коллега посмотрел на него вымученно.

— Вы ее не узнали, — трагическим голосом спросил главврач. — Это же кузина!

— «Кузина» — Поволоцкий потерял дар речи.

Юдину приписывали высказывание о том, что «наилучшие результаты при операциях достигаются, когда хирург спит со своей операционной сестрой». Смех смехом, но после начала войны и стремительного роста численности медперсонала — в госпиталях расцвели два явления, ранее встречавшиеся в исчезающе малых размерах. Принуждение к сожительству с одной стороны, и «кузины» — с другой. «Кузинами» назывались содержанки, а то и просто проститутки, формально считавшиеся медсестрами. Они жили в на привилегированном положении, получали награды «за службу», залезали в посылки Красного Креста с деликатесами и винами. Зачастую еще и собирали вокруг себя «кружки» офицеров, находящихся в состоянии выздоровления, да еще так надолго, что для военных это «долго» подчас кончалось трибуналом и спецротой.

Когда явление набрало обороты и стало всерьез мешать работе медслужб, его начали изводить, радикально и жестко, обычно двухмесячным направлением виновного врача в батальон, фельдшером. Средство оказалось очень действенным, оно одолевало даже застарелый алкоголизм, не говоря уже о половой невоздержанности. Поэтому медик, открыто сообщающий о наличии в госпитале «кузины», был кем-то вроде еретика, публично признающегося в сношениях с дьяволом лет этак пятьсот назад.

— Нет-нет! — ужаснулся главврач, поняв причину замешательства консультанта. — Не «кузина», а кузина. Настоящая. Неужели вы ее не узнали?

Поволоцкий присмотрелся внимательнее к лицу медсестры, занимавшейся рутинной работой.

— Ну, надо же…, - только и сказал он.

— Это двоюродная сестра Императора, — торопливо объяснял медик. — Она работает здесь инкогнито. Ну, врачи-то знают, но медсестры и раненые — нет.

У Константина действительно была кузина по имени Надежда. Младше его более чем на двадцать лет, она всегда скрывалась в тени знаменитого и облеченного властью родственника и никогда не стремилась блистать в обществе. Надежда занималась преимущественно благотворительностью, причем в виде практической организации, а не светскими приемами со сбором пожертвований под вспышки фотокамер.

— Ей жаловался один раненый на болезненность перевязок, — продолжил главврач. — Надо будет распорядиться, чтобы морфий кололи минут за десять до перевязки.

— А сейчас?

— А сейчас его колют прямо перед перевязкой…

— Умная женщина, — одобрил Поволоцкий. — Но неужели у вас не получается соблюдать указания по военно-полевой хирургии без напоминания со стороны представителя Дома? Министр здравоохранения, профессор Юдин и уж, тем более, хирург-консультант армии для вас не авторитеты?

Начальник госпиталя виновато замялся.

— Ладно, все понимаю. Но все же — следите, — посоветовал Александр. — А что касается ее… — он снова глянул на «медсестру» и решительно закончил. — Уберите ее в тыл.

— Но как? — с отчаянием вопросил главврач. — Мы пытались, но она же может просто снять телефонную трубку или отправить телеграмму… кому следует. Что я могу сделать?

— Вы действительно не понимаете? — Поволоцкий испытующе уставился на врача. — Счет пошел на дни, может быть на часы. Будет битва, жуткая битва. А она — вторая в очень короткой цепи наследования, и почти что на передовой. Ей нельзя здесь находиться.

— Она не поедет, — безнадежно отозвался собеседник.

— Я сейчас напишу ей персональный приказ. Если не подчинится — увезите силой. В конце концов, сломайте ей ногу. Загипсуйте и эвакуируйте.

Врач издал нечленораздельный звук, глядя на консультанта совершенно круглыми глазами.

— Это приказ, я вправе его отдать как хирург-консультант фронта и требовать исполнения, пока не отменит вышестоящая инстанция. Могу в письменном виде. Перед Его Величеством я отвечу сам, с вас спроса не будет. Но уберите ее отсюда, как угодно..

Хирург вышел на воздух, вдохнул полной грудью, но ушибленное госпитальными запахами обоняние напрочь отказывалось воспринимать природные ароматы. Смеркалось. Пора самых длинных дней уже миновала, но темнело по-прежнему поздно. Все вокруг было очень… спокойно, размеренно. Из-за фронтового затишья раненые поступали редко и главным образом умеренно легкие, поэтому госпиталь работал почти что в режиме мирного времени.

По близлежащей дороге, нещадно пыля, проследовала короткая вереница паромобилей, еще довоенной постройки. В сравнении с мобилизационными машинами военной поры, паровые старички казались чопорно элегантными и архаичными. Где-то в стороне звякал металл — наверное перебирали и мыли медицинские инструменты. За близлежащей палаткой кто-то в голос распекал нерадивых санитаров, беззлобно, но с душой и множеством образных сравнений.

Александр прислонился к столбу с громкоговорителем, чувствуя, как гудят уставшие ноги. Ничего не хотелось, даже идти в свой родной фургончик, где можно было немного поспать. Стоять бы так, чувствуя плечом твердое, чуть теплое дерево столба и думать о том, что день прожит не напрасно, а даже с большой пользой.

Мимо проследовал главврач, в сопровождении двух шкафоподобных санитаров, такие обычно служат в психиатрических клиниках. Вид у врача был одновременно безумный и залихватски-бесшабашный, санитары глядели мрачно, но так же решительно.

— «Ай да, медикус», — подумал Александр, провожая его взглядом. Похоже, решил действовать, не откладывая в долгий ящик. Хорошо! Кузина императора непременно пожалуется, но пока жалоба пробежит инстанции, даже коротенькие, да пока выяснятся обстоятельства…

— Здравствуйте, Александр, — негромко произнес за спиной знакомый голос.

Консультант выпрямился, отклеившись от столба и с безмерным удивлением узнал Анну Лесницкую. Другой костюм, куда более утилитарный и подходящий обстановке, волосы, собранные в простой пучок на затылке, все тот же прозрачный чемоданчик с бумагами.

И все тот же смеющийся взгляд, полный загадочной и добродушной иронии.

— Здравствуйте, — пробормотал он, чувствуя, как румянец неудержимо заливает лицо. Александр понадеялся, что сумерки скроют краску.

— Вы не слишком ответственны, господин хирург-консультант, — сообщила женщина очень строгим тоном, но с веселыми крошечными чертиками, прыгающими в уголках глаз. — Когда мы расставались, вы обещали закончить увлекательное повествование об африканских приключениях. Но теперь я вынуждена искать вас. Как не по-джентльменски! — укорила она.

— Простите, — лихорадочно оправдывался хирург. — Я искал вас. Даже писал…

— Даже писали… — протянула она со скорбным и чуточку насмешливым видом, словно показывая, как жалко и нелепо выглядит оговорка «даже».

— Да, я писал, но мне пришлось адресовать на почтовый ящик учреждения, ведь вы не оставили своего, — заторопился Александр. Он словно раздвоился. Одна половина трезво нашептывала на ухо, что он ведет себя как мальчишка, совершенно не по-взрослому. Но другая испытывала невероятную радость от самого факта встречи и решительно отметала все сопутствующее. Поволоцкий никогда еще не чувствовал себя так странно и необычно в присутствии женщины — как будто вдохнул эфир и упивался летящим восторгом эйфории, но при этом сохраняя умеренно здравый рассудок и память.

— Это сомнительное оправдание, — все так же строго констатировала Анна. Она улыбнулась и на мгновение стала похожа на юную смеющуюся гимназистку. — Но, пожалуй, я вас прощу. В счет будущих заслуг.

Александр легко, с неожиданным изяществом опустился на колено и искренне пообещал:

— Я оправдаю ваше доверие.

Еще в юности Поволоцкий прочел серьезное американское исследование о влиянии психического состояния на физиологию. Там, в числе прочего, был практический пример некой дамы, которая чувствовала себя совершенно разбитой и изможденной после долгого рабочего дня в конторе. Но, будучи приглашенной подругами на танцы, вселилась до упаду полночи, без тени усталости. Примерно так же себя чувствовал консультант — легко, весело, с невероятным приливом чувств и эмоций. Как много лет назад, когда настоящая жизнь только начиналась, и весь мир лежал перед юным хирургом.