Немой набат. 2018-2020 - Анатолий Самуилович Салуцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 9
Это был день любви.
Когда в Поворотихе начали осторожно послаблять карантинные строгости, Донцову разрешили по субботам наезжать к жене и сыну, однако с непременным условием: без посторонних общений. А Деда и Антонину стреножили: было велено никого в дом не приглашать. Бережёного Бог бережёт, деревенская спайка при вирусной катавасии только укрепилась.
Жизнь постепенно возвращалась в свои берега, однако лишь отчасти. Поворотиха погрузилась в затишье. Не слышно было шумных дачников, всё ещё не открылась «Засека», народ с былым усердием налёг на огороды, полагаясь в основном на самообеспечение. Люди терпеливо, молча пережидали лихолетье, воспринимая его как стихийное бедствие, по счастью не угрожающее ущербом для имущества. Но Дед ворчал: «Ох, боже-боже, спад жизни хуже бедности».
В первый свой приезд Донцов на радостях привёз, считай, целый ресторан, каких только припасов не набрал в «Азбуке». Оглядывая праздничный стол, Дед и Антонина сокрушались, что не вправе назвать гостей – ведь ещё с зимы мечтали о новоселье в подновлённом доме. А когда Виктор вошёл в еженедельный ритм, не только подсобляя продуктами, но и наставляя непубличными новостями из кругов, в которых крутился, в доме Богодуховых утвердилось спокойствие по части завтрашних дней. Вдобавок радовали телефонные звонки из Сибири – вирус никого из детей и внуков не задел, остерглись.
В общем, жизнь без постных дней.
В какой-то раз Донцов, уведомив Веру, нагрянул в пятницу вечером, и с утра, в жаркий субботний день они отправились по знакомому маршруту – на лесную опушку. Теперь Ярик, свесив ножки, уже мог сидеть на плечах, но Виктор несколько раз спускал сына на землю, чтобы тот топал, держась за папину руку. Эта неспешная прогулка сама по себе доставляла уйму радостей, а уж когда всей семьёй пришли к своей тенистой нарядной берёзе, расстелили одеяла, разложили провизию для пикника, – было им счастье.
За лето Вера загорела лицом, по мнению Виктора, выглядела роскошно. С обнажёнными плечами, тугой грудью, в простом сиреневом топике, она стояла у толстоствольной берёзы – красавица! Донцов «щёлкал» жену на её смартфоне, свой оставил дома, чтобы полностью отключиться от дел, не жить «на нерве», ведь и по субботам дёргают.
Потом лёг плашмя, глядел в блеклое летнее полуденное небо, по которому плыли редкие кучерявые облака, именно плыли – банально, но очень точно. В тревожные минуты жизни ему порой не спалось, по ночам он лежал на спине и тупо смотрел в потолок, выше которого, представлялось ему, всё равно не прыгнуть. Сейчас – наоборот, беспредельно высокая небесная высь рождала уверенность, что с Верой им всё по плечу. Ночью на тесной верандочке цветковской баньки, куда она пришла, оставив спящего Ярика под присмотром Антонины, они упивались душевной близостью, которая умножала восторги любви. В нынешней суетной жизни, думал Донцов, поймав взглядом облачко, похожее на большую рыбу, даже на кита, такое полное слияние душ и тел – дар Божий. Всё, абсолютно всё, что делала Вера, – нянчила Ярика, накрывала стол, подметала дом, да просто резала хлеб, – каждое её движение рождало в нём непреходящую радость человека, который после долгой нелёгкой дороги пришёл в свой тёплый, родной дом и обрёл уют для сердца. Он не был восторженным юношей, очумевшим от радостной близости с желанной женщиной. Взрослым, трезвым умом он понимал, как отчаянно ему повезло, сколь замечательно повернулась жизнь, и не хотел для себя ничего лучшего, мечтая, чтобы подаренное ему сладостное счастье длилось вечно.
– Здесь чудесно, Витюша. – Она села рядом, ласково гладила его по голове.
– Знаешь, сейчас я словно физически ощущаю ток жизни. Ты, Ярик, солнце, берёза – для меня и для тебя символ всего родного. Скажи, что человеку ещё нужно? Я до краёв счастлив. – Засмеялся. – А я ведь тебя долго, о-очень долго искал.
– А я тебя долго, о-очень долго ждала. – Взъерошила ему волосы, поцеловала в голову.
Он приподнялся на локте, обнял её за талию, и они оба смотрели, как Ярик упорно преодолевал маленькие кочки, падал, поднимался, делал несколько шагов и снова падал в мягкую траву.
– Поднимется или ползком?
Она засмеялась колокольчиком:
– Ты, мой дорогой, во всём смыслы ищешь. Но сам же ночью говорил, что многое тебе не ясно, что надо для уяснений с профессором из Курчатовского института повстречаться.
– О! Когда был строгий карантин, я им периодически позванивал, не нужно ли чего. Дай-ка смартфон, сейчас тоже позвоню.
Лидия Петровна, как всегда, была рада «сразу узнаваемому голосу», источала бодрость и оптимизм. Потом Донцов разговаривал с Михаилом Сергеевичем, который, по его словам, ждал вакцинации, после чего можно будет приступать к широким общениям, и уповал на встречу с Донцовыми – да, да, во множественном числе.
Когда распрощался, Вера спросила:
– Видишь, твой профессор ждёт вакцину. А как же с юбилеем Синягина? Он на осень намечает, но вакцина, дай Бог, только к Новому году появится, а скорее, к весне.
– Во-первых, Веруня, Иван Максимыч, как ты знаешь, от широкого ресторанного праздненства отказался. Поскольку дата уже миновала, хочет всего лишь пригласить на дачу нескольких близких людей, и я рад, даже горжусь, что в их число и мы с тобой вошли. Во-вторых, думаю, к осени число инфицированных резко сократится, а значит, и риск заражения сойдёт к минимуму. Ну, и наконец, весьма вероятно, что все гости накануне сдадут экспресс-тесты. Во всяком случае, мы с тобой тест пройдём обязательно, и до и после. Теперь это просто.
– А ты с Синягиным давно общался?
– Как теперь говорят, офлайн, очно, глаза в глаза – давно. А вот онлайн мы часто перезваниваемся, новые проекты наклёвываются, к тому же он хочет меня кое-кому посватать. Хотя в экономике дела швах, чувствую, настроение у него на подъёме. Он же в словах не стесняется, говорит напрямую: содержимое власти начинает меняться, Белоусов намерен трансформировать систему управления экономикой, теперь либеральная выумь-заумь на нет сойдёт, а коли так, Россия вот-вот вперёд рванёт. Дай только с вирусом расправиться. Да, кстати! Я тебе намеренно некоторые детали не рассказывал. Иван Максимыч осенью задумал учинить сугубо мальчишник, без жён. Ну, я, конечно, отказался, так и рубанул: без меня. Веруня, это дело принципа, без тебя я никуда, без тебя я теперь ничто и никто. Он перезванивает через несколько дней, говорит: твоя взяла, приедешь с женой, молодец, что заупрямился, уважаю.
Вера обняла его, стала зацеловывать.
– Да, хороший мужик, Иван Максимыч. Помню, мы про чиновников говорили, он смешную байку из прошлого рассказал. Тогдашние начальники, советские, они, как и сейчас, были кабинетчиками,